Муж на час - Наталья Баклина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он выдохнул облегчённо, и потёрся носом о её нос и пробормотал виновато.
— Знаешь, ты вернулась такая… другая, чужая, мне на какой-то момент даже показалось, что ты от меня отстраняешься.
— Ну что ты, глупый, — она боднула его в плечо, а потом потянула сесть на кровати. — Просто я как бы зависла, понимаешь? Зависла между прошлым и будущим, между той жизнью и этой. Знаешь, чем я занималась в Париже?
— Гуляла по Монмартру? Залезла на Эйфелеву башню?
— И это тоже. Я училась быть богатой! Представляешь, моя бабушка Соня так и осталась бездетной. И она всю свою жизнь наблюдала за нашей семьёй. Знала, что у её племянницы Гали родилась дочка Людочка. И когда умерла, завещала всё мне с условием, чтобы маме моей не сообщали, только мне. И что если меня не найдут за полгода, или если я откажусь от наследства, раздать все деньги приютам для бездомных животных. Меня адвокаты искали в Ставрополье, не нашли, не знали ведь, что я фамилию сменила.
— Сколько же ей было лет, твоей тётке?
— Сто два. Представляешь? Интересно, какой я стану, если доживу до ста лет?
— Очень старой и очень красивой. А как же Аркадий узнал о наследстве?
— Думаю, через Лидушу. Мы с Княгиней, с Ольгой Николаевной, попытались восстановить события. Лидуша в мае ездила в Париж заниматься личным архивом баронессы де-Войе. Та в своё время с Пастернаком переписывалась, у неё остались его письма, и баронесса хотела передать их в наш фонд. Эта баронесса оказалась по мужу дальней родственницей мужа нашей тёти Сони, баронессы д'Аржансон. И она знала, что после той осталось завещание, что уже пятый месяц адвокаты ищут в России наследницу миллионного состояния и не могут найти. Лидуша, скорее всего, рассказала об этом Аркадию просто так, как забавный казус. А тот вспомнил нашу семейную историю и понял, что я — та самая Людмила Романова, которую ищет французское наследство. И тогда всё сошлось — адвокатские навыки Аркадия, его интрижка с Лидушей и их взаимное желание от меня избавиться.
Людмила поёжилась, отгоняя воспоминания о недавних днях, и Захаров обнял её за плечи, согревая.
— Ты говорила, что в Париже училась быть богатой…
— Да, я по магазинам ходила, по самым дорогим. И одежду себе выбирала, примеряла всё. А продавщицы вокруг так и крутятся, бегают, носят всё наперебой! Знаешь, как приятно после стольких лет экономии просто взять, и ни в чём себе не отказывать! А у Аркадия, представляешь, на карте двести тысяч рублей скопилось. Он нам с Сонькой деньги в обрез выдавал, я экономила на всём. А он — копил.
— Да наплюй, — сжал её плечо Аркадий. — Расскажи лучше, где жила. В каком-нибудь «Хилтоне»?
— Не-а! — Людмила засмеялась, мотая головой. — Я в своей вилле жила! В особняке!
— Где?
— В бывшем тётином доме.
— Слушай, я начинаю тебя бояться. Впервые в жизни обнимаю миллионершу, владеющую особняками в Париже!
— Ну, так держи крепче, привыкай! — она прижалась к нему плотнее. — Знаешь, чего мне больше всего хочется?
— Ухать жить в Париж?
— Нет. Мне очень понравился Париж, мы туда обязательно будем ездить. Но жить я там не хочу. И особняк этот мне ни к чему. Знаешь, я чувствовала себя единственной постоялицей какого-нибудь отеля. И мне было страшно неловко, что все эти люди мне прислуживают. Что для меня одной готовится обед, что кто-то убирает за мной в комнате. Здесь, у Анны Николаевны гораздо лучше, чем в любом особняке. Нет, правда. В общем, я хочу продать тот парижский особняк и купить дом в Подмосковье. У тебя есть на примете какой-нибудь подходящий?
Глава 20
Смотреть новый дом собрались всем «колхозом» — и Соньке, и Галине Андреевне захотелось непременно участвовать. Наверное, и Анна Николаевна бы попросилась, если бы не надобность к Савельичу ехать. Добираться из Лобни к Истре на перекладных было не очень удобно, пришлось заказывать такси. И когда они, без проблем пропущенные охраной посёлка, видимо, предупреждённой Петрысиком, доехали до нужного адреса, то на площадку перед домом так и высыпали всей толпой.
Ворота были открыты, и дом виднелся во всей красе: светлые, чуть желтоватые стены, тёмно-коричневые, с бордовинкой, крыша, рамы на окнах, дверные проёмы и балясины на открытой веранде. Именно про этот дом вспомнил вчера Игорь. И заволновался — вдруг Петрысик уже передумал его продавать, или вдруг уже нашёл покупателя. Петрысик не передумал и никого пока не нашёл, и они сговорились к двенадцати следующего дня приехать на смотрины.
Ночевать, разумеется, остались у Анны Николаевны, и им с Людмилой пришлось отвоёвывать у Соньки свою «мансандру», клятвенно пообещав, что следующую ночь она ночует именно тут. А этой ночью Людмила вернулась к Игорю окончательно. Эту женщину, которая отдавалась ему одновременно и целомудренно, и без остатка, растворяясь с ним и в нём, в одном движении, в одном дыхании, в совместном крике, он узнал. И окончательно успокоился. Они вместе. Он — с ней.
О том, что едут смотреть его, собственными руками построенный, дом Игорь не сказал. Почему-то казалось, скажи он, и Людмила не сможет смотреть на дом беспристрастным взглядом. И даже если он ей не очень понравится, она всё равно купит, чтобы не обидеть Игоря. И скажет, что всё замечательно, а он будет мучиться мыслями, что заставил её сделать это, навязал.
И вот теперь все они стояли у ворот, не решаясь войти, и разглядывали и газон перед домом, и увитые цветами шпалеры, и плиточную дорожку, по которой приближался к ним Петрысик.
— Проходите, — пригласил Петрысик, и они вошли.
— Мама, как же здесь красиво! — первой воскликнула Сонька. — Какой красивый дом!
— Да, очень красивое сочетание цвета! — Людмила шла по дорожке, удивляясь неожиданному внутреннему отклику на это сочетание тёмного и светлого, кремового с вишнёвым.
— Какие цветы необычные! — Галина Андреевна задержалась возле увитых цветами шпалер. — Издалека показалось, что розы, а это не розы. Хозяин, скажите, а что это за цветы?
— Не знаю, — Петрысик смотрел на их ораву с весёлым изумлением. — Ими садовница занимается.
— А семенами у вас можно будет разжиться?
— А вот купите дом, и семена ваши будут! — окончательно развеселился Петрысик.
— Бабушка, ну что ты со своими цветами! — оглянулась на них Сонька. — Пошли лучше комнаты смотреть!
Внутри этот замечательный дом понравился Людмиле чуть меньше, чем снаружи. Была в его интерьере некая неправильность, как если бы, к примеру, благородному породистому псу привязали бантик на шею, как какой-нибудь болонке. Тяжёлые, бронзово-золотистые портьеры на окнах, собранные в складки и украшенные кистями. Напольные вазы, все в завитушках и налепленных розочках. Массивный диван с малиновой, затканной золотом, обивкой и такие же стулья на толстых гнутых ножках. Хрустально-бронзовая люстра, словно перекочевавшая сюда из фойе какого-нибудь дома культуры. Обстановка холла, куда они попали со строгой, сдержанной, спокойной террасы обрушилась на них хаосом антикварной лавки и никак не сочеталась с геометрией дверей и лестничного пролёта, ведущего на второй этаж.
— Ну и размах тут у вас… купеческий, — не удержалась Людмила.
— Да это жена моя, дизайнера приглашала, — пожал плечами Петрысик. — Вот, справа кухня, прямо — кабинет, с этой стороны — спуск в подвал, там у нас гараж и кладовка. Наверху — четыре спальни, есть ещё мансарда под крышей, но она не отделана.
— Можно посмотреть? — загорелась Сонька, Петрысик кивнул, и она помчалась вверх по лестнице. За ней потянулись Людмила и Галина Андреевна.
— Да, что-то Вика тут того, перемудрила, — заметил Игорь, огладывая обстановку. В прошлый раз, когда Стёпка тащил его к себе, он не очень-то глядел по сторонам. — А где Стёпка?
— Поехал с няней в кино на утренний сеанс. Пошли, что ли, на улицу, сядем?
Они вернулись на газон и сели в плетёные кресла у плетёного же стола под натянутым от солнца тентом.
— Они как, серьёзные покупатели, или ты повод нашёл, чтобы приехать? — спросил Петрысик, закуривая. — Мог бы и так, без повода.
— Людмила действительно хочет купить дом в Подмосковье, — пожал плечами Игорь.
— А она потянет? — прищурился Петрысик. — Пол лимона баксов, всё-таки. Может, ей лучше дачку присмотреть где-нибудь в Немчиновке?
— Пол лимона? — изумился Игорь. — Петрысик, ты шутишь? Мне этот дом в сто тысяч обошёлся!
— Недвижимость дорожает, — хмыкнул тот, откидываясь в кресле с довольным видом.
— Ну не в пять же раз! — хлопнул Игорь себе по колену.
— А во сколько? — Петрысик как будто забавлялся горячностью Игоря.
— Хотя бы в два с половиной!
— Двести пятьдесят тысяч? А у них что, есть эти деньги?
— Эти — есть.
Они замолчали, наблюдая, как женщины, насмотревшись, собрались на террасе, а потом пошли к ним делиться впечатлениями.