Муж на час - Наталья Баклина

И вот теперь, впервые, наверное, за всю неделю у Игоря не было дел. Он просто стоял в аэропорту, ждал и волновался. Их невероятная история с Людмилой, так странно завязавшаяся, близилась, он чувствовал, к развязке. Знать бы наверняка, к какой. Игорь не знал, и от того томился, не мог больше ждать и хотел раз и навсегда покончить с неопределённостью. Да и кремация Аркадия была назначена на шестнадцать часов, и если бы самолёт, прилетавший в двенадцать, задержался, церемонию пришлось бы проводить без Людмилы.

— Дядя Игорь, а мама когда прилетает, в двенадцать? — Соня переминалась рядом в нетерпении увидеться с матерью.

— Да, в двенадцать, — он ещё раз взглянул на табло, убеждаясь, что время не изменилось. — Через пять минут должны сесть, пошли поближе к выходу.

Возле выхода из таможенной зоны уже толпились встречающие: люди с табличками, несколько таксистов со связками ключей на пальцах, просто родственники, вроде него с Сонькой. «Стоп, притормози, родственник! — поймал он себя на мысли. — Это прежняя Людмила была тебе почти родной, а эта, миллионерша, ещё не известно, как взглянет. Может быть, у неё теперь совсем другие планы на жизнь, никак с тобой не связанные!»

Объявили, что самолёт, прилетевший нужным им рейсом, прибыл, и толпа встречающих начала потихоньку уплотнятся.

— Дядя Игорь, пойдёмте! — потянула его девочка.

— Соня, подожди. Мама не выйдет так сразу. Пока паспортный контроль пройдёт, пока таможенный досмотр…

— Вот она, вот она! Мамочка, мы здесь!

Из дверей таможенной зоны самой первой вышла статная женщина в длинном светлом плаще, с красиво взъерошенными пепельного цвета волосами, с мягкой сумкой на тонком ремне, перекинутой через плечо, с маленьким изящным чемоданом на колёсиках. Она оглядела зал, улыбнулась и шагнула навстречу бежавшей девочке, и только тогда Игорь узнал Людмилу. Узнал и понял — эта женщина не для него.

— Мамочка, какая ты стала красивая! Ты волосы покрасила, да? И постриглась, да? А дядя Игорь говорил, ты ещё не скоро, а ты выходишь! — тараторила счастливая Сонька, ведя за собою не менее счастливую мать.

— А я первая контроль проскользнула и по «зелёному коридору» прошла! У меня же вещей почти нет! Здравствуй! — она потянулась к нему, как для поцелуя, потом глянула на дочь и остановила движение — просто протянула руку.

— Привет! — Он всё-таки чмокнул её в щёку, хотя всё внутри застыло: вот оно. Она встретила его, как чужого.

— Такси? — подскочил к ним, поигрывая ключами, один из таксистов.

— До Новых Черёмушек сколько возьмёшь? — спросил Игорь.

— Ну, командир, на паре штук, думаю, сойдёмся…

— Две тысячи рублей? Дорого.

— Ну, давай, скину пару сотен…

— Ладно, хорошо, мы едем, — вмешалась Людмила, и Игорь опять внутренне вздрогнул. Другая женщина — уверенная в себе, решительная. — Пойдёмте скорее!

— Что с Лидушей? — спросила она уже в такси.

— Шизофрения. Её в больницу положили, лечат. Историю с Аркадием предлагают списать на несчастный случай. Хотя, сказали, если ближайшие родственники захотят возбудить уголовное дело…

— Я не захочу. Когда церемония?

— В четыре. Варвара и сослуживцы Аркадия приедут сразу в крематорий. Катафалк с телом привезут домой к половине третьего.

Людмила сидела вместе с дочерью на заднем сидении, Игорь ехал впереди, рядом с водителем, поэтому отвечать ему приходилось, ловя её глаза в зеркале, и от этого ощущение отчуждения только усиливалось.

— Умер кто? — не выдержал таксист.

— Папа мой умер, — сообщила Сонька. — Сегодня мы его будем сжигать.

— Кремировать, — поправила мать, чуть темнея лицом. Дочкина беспечность её задела.

— А! — глянул на них в зеркальце таксист, тоже оторопевший от лёгкости интонаций.

Игорь хмыкнул и отвернулся к окну. Он сам, встречая на вокзале вместе с Варварой и её другом мать и дочь Людмилы, весь извёлся, думая, как они приняли новости, особенно девочка. Известия-то не шуточные: папа помер, мама уехала за миллионным наследством. Ладно, мать — та, судя по всему, зятя всегда недолюбливала. А вот Соньке он, хоть и гад, отец ведь родной. Но Варвара умудрилась как-то так поговорить с племянницей — Игорь не слышал разговора — что та теперь ходила спокойная, хоть и задумчивая, и, судя по всему, легко приняла смерть отца.

— От чего умер-то? — не мог уняться таксист.

— Сердце жары не выдержало, — резко ответила Людмила, давая понять, что его вопросы неуместны.

— А тётя Варя сказала, что папа закончил все свои дела в этом воплощении, и бог забрал его, чтобы в следующей реинкарнации ему не пришлось исправлять плохую карму! — пояснила Сонька. Таксист хрюкнул и больше не проронил ни слова до самого дома.

Дома их встречала заждавшаяся дочь Галина Андреевна.

— Здравствуй, Людочка! Какая ты у нас… парижанка! — сказала она и вдруг заплакала у неё на плече.

— Как же всё получилось, доча, как всё нелепо вышло! Кто мог знать, что тётисонино наследство так вот нашу семью настигнет!

— Тихо, мамочка, тихо, всё нормально, всё обошлось, — успокаивала Людмила мать, делая Игорю глазами знак, чтобы увёл Соньку.

— Люда, ты не против, если мы с Соней твой чемодан распотрошим? — понял её Игорь.

— Потрошите, только в другой комнате, хорошо? Мам, ну успокойся. Всё ведь закончилось. Понимаешь, всё!

— Понимаю, доча, всё понимаю. — Галина Андреевна тяжело опустилась на кровать. — Не надо было тогда отцу заставлять Аркадия на тебе жениться. Понятно было, что вы не пара. Но стыдно нам было — обесчестил девку, что соседи скажут. А оно, видишь как. Да отмахнулись бы мы от тех соседей, если б знали, как тебе с этим иродом жить придётся, и что он в конце концов удумает тебя со свету сжить!

— Мама, я прошу тебя, не надо! — Людмила села рядом и обняла мать за плечи. — Я не хочу, чтобы Сонька услышала эти наши разговоры и начала ненавидеть отца. Он умер, понимаешь? А о мёртвом либо хорошо, либо никак.

— Правильно, бог не Микитка, видит, где хлипко, — согласилась мать. — Чего уж я, он своё получил. А то, что без могилы останется, это правильно. Не знаю, кто захотел бы к этому ироду на могилу ходить!

— Ну почему без могилы, мы урну с прахом к его маме в могилку зароем, Вареньке так будет удобнее.

Мать хотела что-то ещё сказать, и не успела — в их комнату ворвалась радостная Сонька, державшая в руках ботинки на роликах.

— Мама, это мне?

— Тебе, Сонюшка, тебе. Там ещё, посмотри, наколенники есть и налокотники, или как их там называют.

— Мамочка, спасибо! — дочь бросила коньки на пол и кинулась с поцелуями. — Ура, теперь у меня есть ролики!

— Соня, кажется, ты из-за них растеряла последние шарики, — строго сказала бабушка. — У тебя папа умер, сейчас машина приедет нас на похороны отвозить, а ты скачешь по квартире, как на празднике.

— А мне тётя Варя сказала, что если к смерти относится как к празднику, то тому, кто умер, легче будет этот мир оставить и на небо улететь! — сообщила Сонька, тем не менее, успокаиваясь. — В Мексике, например, индейцы с песнями и танцами своих покойников хоронят!

— Соня, давай без танцев обойдёмся, мы всё-таки не в Мексике. Надень что-нибудь строгое, — попросила Людмила, и дочка ушла одеваться, а мать сказала.

— Охо-хо, на небо… Кто-то, может и на небо, а этот… Ладно, молчу, — перехватила они Людмилин взгляд. — Хотя так ему, поганцу, и надо, чтобы на его могиле танцевали!

Людмила вздохнула — мать не переубедишь — и пошла менять светлый льняной костюм на что-нибудь более подходящее к погребальной церемонии.

В катафалке до крематория в Митино они ехали больше часа. Сидели по стенкам фургона на скамеечке вчетвером — мать, Людмила, Сонька и Игорь — и смотрели в лицо Аркадия, покойно лежавшего в чёрном, обшитом сатином гробу. Чуть в стороне от них сидел служащий из агентства и придавал картине должную печальную торжественность, выражая скорбь всей своей одетой в чёрное фигурой, от узких носов чёрных туфель до унылого острого носа на постном лице. Скорбел только он, но и остальных близость покойника утихомирила. Даже мать перестала злиться и спокойно смотрела в лицо бывшего зятя, и после смерти остававшееся холёным и породистым.

Людмила тоже смотрела в лицо мужа, обрамлённое белыми калами и красными гвоздиками — в агентстве явно работали люди со вкусом и подобрали цветы в бело-красной гамме, не допустив не единого пёстрого лепестка. Бог ведает, как же она была обижена на этого человека! Сколько слов она проговорила, прокрутила в неспокойном уме, пока летела из Москвы в Париж! Как себя корила за глупость, слепоту и уступчивость! А потом Париж её вылечил. Вернее, вылечила новая, незнакомая, неожиданная жизнь — тётушкин особняк с вышколенной прислугой и престарелым, говорящим на старомодном русском языке мажордомом. Торжественно оглашённое завещание и поздравление от тоже говорящего по-русски, но со смешным акцентом, адвоката. Этот адвокат и встречал её в аэропорту, получив факс от отрабатывавшей будущий спонсорский взнос Княгини. В Париже как-то незаметно прошёл её день рождения. Она только ночью, засыпая, и вспомнила, что сегодня был день её рождения.