Сталин. Разгадка Сфинкса - Марат Ахметов

В течение двух лет после того как Великобритания в одностороннем порядке разорвала дипломатические отношения с СССР и прекращения советского участия в делах Китая, во внешней политике Советского Союза наступило затишье.

Самым важным для советской дипломатии постепенно становится участие в международной жизни в Женеве, на ассамблеях Лиги Наций. С ее трибуны заместитель наркома по иностранным делам Максим Литвинов (Баллах) выступает с сенсационными предложениями «о полном и всеобщем запрещении всех видов военно-морских и военно-воздушных вооружений».

Тенденция обгона, между тем, Германией и США Великобритании по наисовременнейшим промышленным технологиям из-за потери последней рынков в СССР стала обозначаться еще острее. Важным фактором советской политики индустриализации, помимо германской техники, становится опора на американские станки и оборудование. Еще более примечательным было широкое использование в СССР высококвалифицированных американских инженеров. Таковых работало в 1929 году несколько тысяч.

Самое важное событие в отношениях СССР с внешним миром произошло во второй половине 1929 года на Дальнем Востоке. Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД), построенная еще царским правительством таким образом, что она проходила по китайской территории, была для обеих стран яблоком раздора и источником разных недоразумений. После многочисленных сравнительно мелких посягательств 10 июля китайская администрация захватила железную дорогу со всеми постройками, закрыла советскую торговую миссию и другие советские учреждения, находившиеся в Манчжурии, арестовала советских граждан и выслала их с китайской территории. Однако Чан Кайши грубо просчитался, полагая, что в очередной раз Советы безропотно снесут оскорбление. Мировые державы также без особого восторга восприняли посягательство китайцев на чужую собственность. Потеря железной дороги, служившей единственной связью с единственным тихоокеанским портом — Владивостоком, наносила сильнейший удар национальным интересам России.

Отчаявшись решить проблему полюбовно, мирным путем, Кремль, наконец, решился предоставить возможность Блюхеру отыграться за унижение в Центральном Китае и предпринял серьезную воинскую акцию. Предупреждение было принято к сведению слабыми в военном отношении китайцами, и переговоры начались всерьез. Почти синхронно с юбилеем Сталина, 22 декабря 1929 года, в Хабаровске был подписан документ полностью восстанавливающий прежний статус-кво.

Советский Союз убедительно продемонстрировал, что является серьезной военной и дипломатической силой на Дальнем Востоке. Кроме того, в его поведении проявились некоторые замашки, сближающие СССР с крупнейшими мировыми державами. Казалось бы, малозначительный пограничный инцидент стал заметной вехой во внешней политике Советов.

Как совершенно справедливо полагает Карр: «Возвышение Сталина на Западе было воспринято с некоторым удовлетворением, поскольку это говорило о закате Троцкого и Зиновьева и замене революционных смутьянов умеренным и осторожным руководителем, который был больше всего озабочен восстановлением благополучия своей собственной страны».

Суждение вдвойне примечательно тем, что высказано оно было британцем в более поздний период. В произведении, написанном в целом в весьма неблагоприятном для Сталина стиле. Однако Карр «забыл» присовокупить к смутьянам Ленина, поскольку при всей его бесхребетности во многих отношениях, он всегда относился с исключающей малейшие компромиссы враждебностью к странам Запада.

Прерогативу раздела мира на два сугубо антагонистических блока принадлежит Ильичу. О сем прискорбном факте Ленин торжественно объявил корреспонденту «Тне New York Herald». «Мир разделился на два лагеря: капиталистическая заграница и коммунистическая Россия», — не без изрядного злорадства сообщил тиран американскому корреспонденту во время подавления кронштадского восстания.

Впрочем, Карр с удивительным пиететом относился к Ильичу, полагая, что «Ленин был великим — быть может, величайшим во все времена — революционером». Одновременно присовокупляя, что «в основе его гения лежало созидательное, а не разрушительное начало», и мотивируя незначительным участием Ленина и большевиков в деле свержения царизма и Временного правительств.

По мнению британца, с июля 17 года падение Временного правительства было неизбежным, ожидалось лишь появление его преемников. «То главное, чего Ленин достиг, осуществилось после бескровной победы революции в октябре 1917 г. и свидетельствует о великой созидательной роли этого государственного деятеля» — чисто риторически восклицает Карр, напрочь забывая задать самый главный вопрос. Желало ли его прихода к власти как революционера (суть разрушителя) подавляющее большинство россиян?

До определенного момента Ильич оказывал огромное влияние на внешнюю политику Советской России. Победа в гражданской междоусобице и подписание англо-советского торгового соглашения укрепили решимость Ленина разговаривать с бывшими союзниками России преимущественно языком ультиматумов. Он явно преувеличивал степень их заинтересованности в природных ресурсах географически огромной державы. Поэтому отказывался идти на малейшие уступки по вопросам, считавшимся им «архиважными».

Когда нарком по иностранным делам Г.В. Чичерин, основательно готовившийся к конференции в Генуе едва заикнулся о внесении в Конституцию «маленького изменения», подвижек в сторону либерализации режима, Ильич взорвался и счел его сумасшедшим. Он немедленно написал из московской глубинки (якобы, находясь там на отдыхе) Молотову и остальным членам Политбюро: «Это и следующее письмо Чичерина явно доказывают, что он болен и сильно. Мы будем дураками, если тотчас и насильно не сошлем его в санаторий».

Не получив поддержки от Политбюро в отношении Чичерина, Ленин принялся строчить проект предельно жесткой, практически невыполнимой, директивы ЦК для делегации. А также проект постановления ЦК РКП(б) о задачах Советской делегации в Генуе.

— Мы идем в Геную «как купцы, потому что нам торговля с капиталистическими странами (пока они еще совсем не развалились), безусловно, необходима», — безапелляционно объявил лидер, дышавшей на ладан державы на заседании коммунистической фракции Всероссийского съезда металлистов.

К тому времени уже состоялось Чрезвычайное заседание ВЦИК, на котором ввиду «перегрузки государственными делами и недостаточно удовлетворительного состояния здоровья» главой делегации вместо Ленина фактически назначался Чичерин.

Проект постановления, предложенный Ильичом, был принят Политбюро ЦК РКП (б) 28 февраля 1922 года с дополнениями Сталина. Дополнения были весьма существенными и практически зачеркивали весь предыдущий многословный текст. Вот они:

1. Вопрос о признании Соввласти ставить не в начале, а в конце конференции (после развертывания попыток к экономическому соглашению), и затем, не делать из него ультиматума;

2. Не выдвигать в качестве субъектов (соглашающихся) на конференции со стороны России Центросоюз, сельскохозяйственные кооперативы и пр. (как это делает Красин), а иметь в виду лишь один субъект — государство российское» (выделено мной — М.А.).

Заключительная фраза, в свете последующих деяний Сталина, звучит особенно многозначительно. Также кавказец предлагал не козырять делегации антагонизмами классов, справедливо полагая, что даже дискуссии на тему экономики вовлекают Совдепию де-факто в политическое пространство Запада.

В Генуе Чичерин, опытный дипломат закалки времен самодержавных, подвергался колоссальным перегрузкам. Помимо участия в собственно конференции и переговоров с Германией, на его долю выпала участь объясняться с членами своей делегации, к примеру, Я.Э. Рудзутаком, славшему информацию о переговорах в Центр в собственной интерпретации. Отчего наркоминделу раз за разом приходилось отбиваться от импульсивных депеш Ленина. Последний, вдохновленный договоренностями в Рапалло, подстрекал Чичерина выйти с шумным скандалом из международного саммита в Италии. «Признаем лишь преимущественное право аренды и концессий», а реституцию и денежную компенсацию странам Антанты категорически отвергаем — вновь и вновь инструктировал Чичерина Ильич.

Между тем, на Западе явно прознали об уплате Турции, по настоянию Ленина, значительной денежной суммы и вполне резонно требовали возврата долгов царского и Временного правительств. Деликатную миссию инкогнито выполнил Фрунзе, доставив туркам натурой «миллион золотых рублей царской чеканки».

С точки зрения англо-французских деятелей и не только их одних финансовые проплаты туркам (бывшим противникам России) были явным абсурдом. Но Ленин руководствовался логикой борца с уже поверженным самодержавием — ужасным якобы поработителем наций и народностей народов Востока. Поэтому все старые царские договоры с Турцией торжественно объявлялись ликвидированными. Долги, которые она выплачивала России раньше, были объявлены аннулированными. За Турцией остались Каре, Ардаган и Артвин -административные территории, ранее принадлежавшие России.