Персональный ад моей души - Юлия Флёри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-- Я беременна.
-- Поздравляю, это же здорово... и что?
-- И Саша заставляет меня сделать аборт.
-- Он дурак? Лера, первая беременность и в твоём возрасте... даже не думай!
Спокойный и ничуть не удивлённый тон Бориса внушал надежду на лучшее. Он мило улыбался, именно мило, ни больше, ни меньше, смотрел с некоторым непониманием.
-- Он... он, -- Лера снова расплакалась, хотя казалось за две недели рыданий, слёз уже не оставалось, -- он не хочет растить чужого ребёнка, говорит, что своих хочет.
-- А ребёнок чей?
Что же, закономерный вопрос, но его тон как-то покоробил.
-- Понимаешь, там такой срок... в общем, я могу быть беременна и от тебя.
Борис замер с открытым ртом, и смотрел как на умалишённую, потом как-то отстранённо улыбнулся и отрицательно покачал головой.
-- Малыш, улыбнись, -- он своей рукой вытер её щёки и посмотрел с умилением, -- сейчас я тебе скажу одну вещь, и ты домой не просто поедешь - ты полетишь. - Его загадочные глаза и такая же непонятная улыбка заставили Леру усомниться в правильности своего приезда, реально захотелось сбежать и отсюда. Действительно, кому нужен чужой ребёнок, ЧУЖОЙ! - У меня не может быть детей, вообще, так что ты беременна от мужа и это без вариантов.
Сначала она слов не нашла, потом недоверчиво покосилась в его сторону.
-- Как... а почему?
-- Сборная университета по гандболу, я вратарём был, помнишь?
-- На-наверно... я не знаю, а что?
-- Неудачная подача и, как следствие, абсолютное бесплодие. Вот так, так что вытирай слёзы, улыбайся шире и беги, обрадуй будущего папашу! Хотя нет. - Борис усадил на место уже вставшую, но ещё до конца не осознавшую суть сказанного Леру. - Сейчас я отцу позвоню...
-- Отцу?
-- Да, представь себе, отец у меня есть, просто они с мамой давно в разводе. Он гинеколог, может вести твою беременность.
-- Да, спасибо.
Лера смотрела на Бориса, который суетился в поисках телефона, он ей улыбался, он её поддерживал, он был за неё рад. А она сидит в некой прострации и не знает, смеяться ей от счастья или ещё немножко поплакать.
-- Пока не за что.
Борис уже звонил отцу, быстро договорился о приёме, повесил трубку и оповестил счастливую мамочку.
-- Через час он тебя ждёт. Я провожу.
-- Нет, нет, что ты, отсыпайся. - Вот теперь Лера вернулась к жизни. - Я сама, только зайду к себе, переоденусь, а то я, видишь, в халате... -- развела руками, даже не поясняя, почему в таком виде, быстро крутнулась по комнате, помахала ручкой и спустилась вниз по лестнице в свою квартиру.
От врача она вышла с улыбкой на лице, выдохнула и оттолкнула от себя весь тот негатив, который её до этого окружал. Домой идти не хотелось, да и Саши ещё нет, поэтому решила прогуляться. По магазинам не пошла, знала, что скупит там весь размерный ряд для новорождённых, отправилась в парк. Присела на скамейке у детской площадки и любовалась на озорных ребятишек и девчонок. А потом случился разговор, который изменил всё то, что она себе только что успела придумать, и в дом она вернулась всё в той же прострации. Синицкий был уже там, снова с бокалом коньяка в руках, который он последние две недели просто не выпускал. Он сидел на диване в расслабленной позе, играла тихая музыка. Как только Лера появилась в поле зрения, направил на неё свой не трезвый и не добрый взгляд. А она стала напротив, не в силах ему что-нибудь сказать. Под этим взглядом, словно распятая, дышать, и то, тяжело.
-- Ты на аборт записалась?
Вот так и разрушаются иллюзии, Лера криво улыбнулась и тут же достала мобильный телефон, набрала номер гинеколога.
-- Алло. Андрей Евгеньевич, это Лера. Я хочу сделать аборт. - Ответ она слушала несколько минут, всё это время не сводила глаз с Синицкого и, казалось, даже не слушала, что говорят на той стороне трубки. - Нет, это моё окончательное решение.
Ещё пару минут текста в трубке, и она её повесила. Взглядом бросила Синицкому вызов: "Твоя очередь, милый".
-- Когда?
-- Завтра в десять.
-- Я тебя отвезу.
Следующий день был самым страшным в её жизни, перед выходом из дома она впервые сняла с пальца кольцо, которое Саша подарил, положила его на туалетный столик. Взяла всё необходимое по списку, а то, чего не хватает, купит в аптеке. Никаких эмоций, только пустота и боль.
-- Кольцо сняла? - Взволнованно заметил Синицкий, уже сидя в машине.
-- Да. Мама всегда говорила, что перед операциями нужно украшения снимать... к тому же, кто там за ними будет смотреть...
-- Ну да.
Высадил её у ворот клиники.
-- Когда тебя забрать?
-- Я доеду сама.
Он даже из машины не вышел, не посмотрел в след, не сказал напутственных слов. Как только Лера хлопнула дверью, нажал на газ и сорвался с места, словно опаздывает. Всё, что происходила далее, было похоже на сон, вокруг суетились какие-то люди, что-то спрашивали, что-то говорили, но Лера как китайский болванчик только кивала им в ответ. Наркоз. Когда пришла в себя услышала что-то нелицеприятное от анестезиолога, тот ворчал по поводу женщин, делающих аборт, и Лере даже показалось, что она попыталась с ним спорить. Потом ещё час после наркоза мучительная жажда, тошнота, головокружение, но дальше - хуже, потом были тянущие боли в низу живота, которые никак не желали отступать. Врач по этому поводу беспокоился, но Лере было всё равно и она, как и положено, через пять часов после наркоза покинула палату. Дома стало только хуже, серые стены давили на сознание, было нечем дышать, было большое желание закрыть глаза и надолго уснуть, но спать не получалось, мысли никак не желали оставить голову и подождать до завтра. Она добралась до спальни, свернулась на кровати калачиком, не переодевалась и не приняла душ. На грани жизни и смерти, она словно слышала голоса из загробного мира, наверно сходит с ума, боль превратилась в нечто живое, в её неотъемлемую часть, будто всегда была здесь, просто таилась, а теперь вырвалась на волю. Перед глазами красные пятна, пятна крови, она чувствовала, как вырвали её маленькую частичку, разорвали на куски и выбросили, как что-то ненужное, недостойное жить. Как она смогла это сделать?.. Отвращение к самой себе не давало дышать, в груди что-то сильно набухало, распирая рёбра изнутри, словно рыдания, которые никак не могут вылиться. И огонь, пламя бушевало внутри, сжигало заживо её душу, и каждое мгновение этот пожар начинался снова и снова. Было страшно. Ещё не стемнело, как появился Синицкий.
-- Ты уже дома? - Удивился он, но, видимо, никакой реакции и не ожидал, потому что тут же оставил Леру в покое.
Вернулся в спальню около десяти, Лера по-прежнему не спала, но не плакала, ничего не говорила, даже не вздыхала обречённо, было просто всё равно. То, что Синицкий решил спать в общей спальне, стало сюрпризом, последние две недели он предпочитал гостевую комнату. К Лере без особой на то необходимости не прикасался, словно ему это противно. Разговор не начинал, а сейчас его прорвало: пришёл, лёг в общую постель, повернулся к Лере лицом и даже попытался приобнять. Никакой реакции с её стороны, но он не удивлён, он всё понимает... Положил горячую ладонь на бедро, уткнулся носом в её волосы.