На передних рубежах радиолокации - Виктор Млечин

В 1958 г. группа творческих сотрудников 108 института подняла вопрос о переходе института в промышленность. Эту точку зрения разделял и Т. Р. Брахман. Я в обсуждениях не участвовал и занимал, как помню, сдержанную позицию. Во-первых, считал, что в существовавшем тогда ведомстве мы были головной, и я бы даже сказал, ведущей организацией, а в промышленности наша роль будет одной из многих и далеко не лидирующая. Во-вторых, полагал, что известная поговорка: нет худа без добра может иметь антитезу: нет добра без худа, и мы попадём под новый начальственный пресс. Тем не менее ЦК КПСС в лице тогдашнего секретаря ЦК Л. И. Брежнева поддержал новую идею, и институт перешёл в ведомство Госкомитета по радиоэлектронике СМ СССР.

За эти годы сменилось и руководство института. Выбывшего по болезни академика А. И. Берга сменил в 1957 г. А. Д. Батраков. В 1958 г. директором института был назначен П. С. Плешаков. Институт попал в систему 10 ГУ Комитета. После анализа обстановки в институте начальник 10 ГУ Н. Н. Корнаков подверг критике руководство института. Критика касалась как тематических направлений, так и финансовой и хозяйственной деятельности института. Особенно напирал начальник управления на недостатки в работе главного инженера (П. С. Плешаков только что приступил к своим обязанностям). Т. Р. Брахман отвечал на критику чёткими и аргументированными доводами, с которыми было трудно не согласиться. Это, конечно, раздражало начальника главка. Были ли в работе института недостатки? Безусловно были, как и в любом работающем организме. Но связывать их с именем лишь одного человека, тем более человека, пользовавшегося заслуженным авторитетом, было крайне несправедливо. И опасно, добавлю я, ибо вместе с водой выплёскивались и идеи, вдохновителем которых по праву считался Брахман.

В 1960 г. я присутствовал на активе, где рассматривалась производственная деятельность института. После доклада Брахмана в прениях выступил Н. Н. Корнаков, который наряду с деловыми замечаниями о работе института обрушился с резкой критикой в адрес Брахмана как главного инженера. Я бы сказал, что в некоторых частях критика носила зубодробительный характер. Через несколько месяцев Т. Р. Брахман был уволен с должности приказом по главку.

И. Я. Альтман

Я познакомился с Иосифом Яковлевичем Альтманом при не совсем обычных обстоятельствах. Дело было в Сухуме, если не ошибаюсь, в 1951 году. Мы отдыхали с женой «диким» образом, снимая комнату у абхазов в центре города. Городской пляж был недалеко, и я помню, что какая-то часть пляжа была выгорожена с помощью мелкой металлической сетки. Такие выгородки тогда часто устраивали для своих отдыхающих санатории, дома отдыха и другие подобные организации. Остальная часть пляжа принадлежала городу, она была довольно плотно забита людьми. Мы с трудом нашли свободное место, расположившись недалеко от этой самой выгородки. Пошли купаться. Жена плавала у берега, а я заплыл подальше. В какой-то момент времени я увидел сбоку лодку, но, подумав, что это дежурные спасатели, продолжал плыть. Вдруг услышал голос, произнёсший с лодки в мегафон: «Здесь запретная зона, плавать запрещено». По-видимому, предостережение относилось не только ко мне, т. к. невдалеке я увидел несколько плывущих людей. Один из них подплыл ко мне совсем близко, сказав: «Пошли назад, иначе схлопочем». Уже на берегу, оглядев меня, он как-то нерешительно произнёс: «Вы вроде в 108 работаете? Я вас там видел». И, услышав положительный ответ, протянув руку, представился: «Альтман» и затем после паузы: «Иосиф». Добавлю, что мы могли действительно «схлопотать», ибо оказалось, что выгородка принадлежит государственной даче, а отдыхал там в это время, как сказали нам хозяева-абхазы, сам А. И. Микоян.

Альтман был невысокого роста, но довольно мускулистый, он тогда показался мне таким приземистым крепышом. После этого знакомства мы редко встречались в институте, здоровались, но наши пути-дороги долгое время шли в противоположных направлениях. Я как традиционный локационщик двигался в сторону всё более коротких волн радиодиапазона, дойдя к концу пятидесятых годов до нижнего предела, обозначенного десятыми долями поддиапазона. Переход в миллиметровый поддиапазон волн обеспечивал не только улучшение точностных характеристик РЛС, но и сулил получить станции сверховысокого разрешения целей.

Одновременно с развитием радиолокационных систем двигалась вперёд и противорадиолокационная техника. В частности, создавались новые станции активных помех. Одним из наиболее ярких выразителей этого процесса был, несомненно, И. Я. Альтман.

Путь Альтмана по творческой лестнице разработчика и конструктора был долгим и нелёгким. Он начинал вместе с Брахманом в лаборатории Н. И. Оганова, и занимался элементами передающей техники. Содружество с Брахманом продолжалось вплоть до ухода последнего из института. Во второй половине сороковых годов оба стали сотрудниками лаборатории 19, которую возглавлял Л. Ю. Блюмберг. Там Альтман осваивал искусство создания широкополосных приёмников, способных выдавать информацию о несущей частоте и направлении на источник излучения как об основных параметрах РЛС.

Полученный в те годы опыт построения оптимальных приёмных устройств пригодился Альтману в дальнейшем, когда правильное решение входной (приёмной) части станции в немалой степени будет определять её эффективность. Пятидесятые годы явились в творческой биографии Альтмана началом его работ как руководителя по созданию первых отечественных станций активных помех. Заказ, над которым трудился Альтман и его сотрудники, имел наименование «Бета». Работа шла тяжело, временами преследовали неудачи, что, конечно, было связано с новизной тематики. Рассматривая вопрос в исторической перспективе, можно сказать, что разработчики аппаратуры «Бета» создавали тогда станцию первого поколения. Это были так называемые станции генераторного типа. Оператор, используя информацию с выходов приёмника о направлении на излучающую РЛС и её частоте, включал настроенный на эту частоту СВЧ генератор шумов и луч антенны, в створе которого находилась РЛС. Несмотря на долгий процесс проектирования, отработки макета и лабораторных испытаний рабочий образец станции «Бета» был сдан заказчику к концу пятидесятых годов. Эксплуатация станций генераторного типа выявила ряд их очевидных недостатков, среди которых были ручной режим, низкая энергетическая эффективность и др. В эти же годы появилась альтернативная концепция ответной помехи. В опытно-конструкторском плане реализовать новые идеи призван был заказ «Резеда».

Для идеологического сопровождения этого заказа в 1959 г. был создан отдел, начальником которого назначили И. А. Альтмана. В дальнейшем этот отдел стал головным по тематике САП. Опыта в создании схемного обеспечения и конструктивного исполнения станций нового типа на начальном этапе ещё не было, хотя в идейном отношении разработчики опирались на проведённые ранее НИРы «Север» и «Север-1». Серьёзным препятствием являлось и отсутствие элементной базы в нужной номенклатуре. Особенно это касалось ламп бегущей волны в требуемых диапазонах и мощностных интервалах. Все эти трудности приводили к необходимости доработок и конструктивных изменений, что затягивало ход работ по станции «Резеда», в том числе и на стадии её серийной сборки.

Новое рождается в муках. Ещё на стадии испытаний в техническую документацию вносились исправления. Но заказчик торопил с передачей документации на серийный завод. Документация как следует не была апробирована, в связи с чем на заводе обнаруживалось множество нестыковок, что нервировало не только разработчиков института, но и коллектив завода. Конструкторский отдел института работал с перегрузкой, едва успевая направлять на завод изменения в чертежах. Такое не было единичным явлением. То же самое происходило временами и на других предприятиях, где осваивались срочные заказы. Однако на заводе «Экран», где производилась сборка станций «Резеда», был в то время директором С. Д. Кращин, человек в ряде отношений неординарный. Вспоминаю эпизод, который происходил в сборочном цеху завода. Я не раз бывал в КБ и на заводе «Экран» в связи с разными заказами. Но в «Резеде» я не был задействован и приехал по другому заказу. Разработчики КБ повели меня в цех, где собирались СВЧ линии задержки. Невдалеке я увидел главного конструктора «Резеды» Е. К. Спиридонова, который что-то рассматривал.

Неожиданно в цеху появился директор завода. Какой-то рабочий обратился к нему с чертежом, по-видимому, сообщая о новых изменениях. Директор, увидев, Е. К. Спиридонова, в довольно крепких выражениях обратился к нему со словами, примерный смысл которых воспроизвожу по памяти: «Вот главный бракодел. Непрерывно гонят брак. Институт называется центральным, на самом деле – это контора по производству брака. Из-за него (показывает на Е. К. Спиридонова) вы, рабочие, не получаете зарплаты». Спиридонов покраснел, но возражать не стал. Вечером в гостинице встречаю его и спрашиваю «Что же вы молчали?» «Да ну его. Пусть ругается», – отвечает. Я знал давно Е. К. Спиридонова, знал, что он был одним из первых начальников РЛС «Редут», успешно действовавшей на фронте в конце войны. Я не моралист, но понимал, что на обвинение надо отвечать, во-первых, потому, что был затронута честь хорошего специалиста и человека, во-вторых, необходимо было, признавая недостатки, защищать от нападок заслуженное имя института.