Чёрный Скорпион - Юрий Кургузов

Теперь я сурово выпятил и верхнюю челюсть.

— Кто я такой, и самому не всегда ясно. А вот что мне надо…

— Да, что? И зачем ты ко мне прицепился?

— Во! Так это я к вам прицепился, графиня?

Она скривилась:

— Я не э т о имела в виду. Ты что, Робин Гуд? Тоже мне, "неуловимый мститель" нашелся! Погоди-ка, а может, ты нанялся в утешители к той заразе?

— Какой еще заразе?! — не понял я в первый момент. Но зато уже во второй — понял.

А Лола подленько ухмыльнулась:

— Какой же еще? К несчастной вдовушке, конечно.

Знаете, если эта профура и была сегодня максимально близка к риске "схлопотать по роже", то именно сейчас. Я скрипнул клыками как наждаком.

— Ладно, хорош…

Но Лола не унималась:

— Да ты случаем уж не втюрился ли? Ну, тогда прими поздравления: говорят, эта любительница любую профи за пояс заткнет. — Помолчала — и снова: — Нет, не понимаю тебя.

Я вторично клацнул пастью.

— И не поймешь! Такие, как ты, очень многого не понимают.

Ее глаза превратились в прорези маски.

— Да?

— Да! Друг позвал на помощь. Я приехал, но опоздал — вы его убили.

— Нет, — чуть ли не высокомерно процедила она.

Я же бескультурно плюнул в примятую траву.

— Что — "нет"?! Не вы? Тогда скажи, кто! От этого выиграют все. Я по-настоящему возьмусь за поиски человека, который мне действительно нужен, и перестану шарахаться из стороны в сторону. Да и ваша кодла сможет спать спокойно…

Стоп, кажись, не то брякнул — ведь по идее, откуда мне знать, что у этих сволочей уже возникли проблемы со сном? Но Лола вроде не обратила на мои последние слова внимания, потому что именно в тот момент бросила вдруг пристальный, острый как игла взгляд на свои маленькие наручные часики. А потом внезапно проговорила совершенно иным, бесцветным и серым тоном:

— Вставай.

— Чего?! — удивился я.

— Ничего! Поднимайся, хватит сидеть — уже и насиделись, и належались.

— Как знаешь… — пробормотал я, несколько ошарашенный резкой переменой в настроении женщины.

А Лола была уже на ногах. Она торопливо одёрнула юбку, стряхнула прилипшие к одежде травинки.

— И в волосах, — услужливо подсказал я.

— Что в волосах?

— Солома.

Она затрясла головой.

— Теперь всё?

Я вздохнул:

— Где видно — всё. — И тоже поднялся, приводя по пути в порядок обмундирование.

Но ей-богу, с этой подругой скучать не приходилось! Я ведь уже смирился с тем, что жар и пламень наших недавних, извиняюсь, взаимоотношений канули в Лету навеки, а она… Едит твою!.. — она внезапно опять охаляпила меня обеими руками и как клещ присосалась к губам. А еще…

А еще я внезапно понял, что Лола мягко и ненавязчиво, однако последовательно и упорно пытается повернуть меня спиной к огромным зарослям кустов, удаленных метров на двадцать от нашего с ней сперва лежбища, а ныне стойбища. И вдобавок ко всему…

Слава господу, что я его услышал!

Нет, не господа. Я услышал очень негромкий и сухой, но такой очень характерный щелчок…

Лола все еще липла ко мне, когда я, повинуясь уже не какой-то там логике и здравому смыслу, а лишь полузвериным инстинктам, вдруг с силой оторвал ее от себя и стремительно развернул в сторону кустов…

А дальше, увы, все было ну прямо как в кино. Тихий хлопок — и Лола, вздрогнув, закрыла глаза. Тогда я громко вскрикнул и, отталкиваясь от нее, картинно рухнул в почти метровую траву. Кто бы там ни прятался в зарослях, пусть думает, тварь, что "двойной выстрел".

…Скрючившись в траве в позе убитого, но держа наготове пушку, я ждал продолжения спектакля — не мог же он в самом деле прерваться в середине акта. Я не имею в виду — полового. Для этого я слишком хорошо воспитан.

К тому же на руках моих алели капли крови.

Крови такой бедовой и такой несчастной женщины по имени Лола.

Глава восьмая

Я лежал в высокой траве с пистолетом в руке и ждал, что будет дальше. Но стрелять, честно говоря, совсем не хотелось. Ведь у того типа был глушитель, а у меня нет, — поднимать же пальбу на всю округу означало поставить мои большие маневры на грань если не срыва, то значительного риска уж точно.

Я напряженно прислушивался к окружающему миру как старательный гидроакустик в субмарине к писку эхолота. Пока — тишина… Ага, есть!

Кто-то раздвинул кусты и направился в мою сторону. Судя по шагам, мужик здоровый.

И вот наконец я его увидел. М-да-а, описание Маргариты оказалось точным: очень высокий, сильный шатен. И — глаза. Глаза действительно неприятные: глубоко посаженные, серо-мышиного цвета, холодные и бездушные. С первого взгляда ясно, что опасный и поганый тип. Однако уже со второго стало ясно и то, что, несмотря на превосходные физические и моральные кондиции, парень дилетант. По крайней мере, в том деле, за которое сейчас взялся. Или самонадеянный дурень — он держал пистолет в руке, но ствол пистолета (а также и глушитель) безответственно смотрел в землю.

Зато моя куда более скромная пушка смотрела уже прямо ему в лоб, и, когда он сделал это открытие, мужественное лицо его перекосилось.

Спохватившись, громила дёрнулся, однако поздновато — дёргаться надо было раньше. К счастью, у него достало соображения это понять, и он замер как истукан.

— Здравствуй, Валя, милый мой… — негромко пропел я, медленно поднимаясь на ноги. И добавил: — Конец цитаты. Ну вот, брат, и встретились.

Его серые глаза, казалось, вообще спрятались под надбровными дугами, а узкие губы дрогнули. Потом он покачал головой и хрипло выдавил:

— Погоди, я не…

— Да?! — удивился я. — А по приметам подходишь. Всё точь-в-точь.

Он облизал пересохшие губы.

— Каким еще приметам?

Я пожал плечами:

— Словесный портрет. Уж прости, но некоторые наши общие знакомые прекрасно тебя описали.

Секундная пауза.

— Кто?

— Дед Пихто и бабка с пистолетом, — лицемерно вздохнул я. — И кстати, жутко похожим на твою игрушку. Где взял?

— Купил!

Гм, в чувстве юмора определенного уровня ему не откажешь, но из-за дефицита времени этот юморист уже начинал действовать мне на нервы.

Я снова вздохнул:

— Брось.

— Что? — вызывающе осклабился он. Зубы у него были маленькие, острые, посажены тесно, как у акулы. Нет, человек, конечно, не лошадь, нельзя объективно судить о нем только лишь по зубам — например, у царя Пирра вместо зубов вообще были сплошные костяные пластины, — и все же…

— Сначала брось пушку, — коротко приказал я. — А потом — кривляться. Считаю до трех. Раз, два…

Пистолет полетел в траву, и амбал проводил его тоскливым взглядом. После он снова вылупился на меня, но уже не тоскливо, а словно голодный вурдалак.

Мне это не понравилось, и я сказал:

— Ну? Что уставился как нос на бритву?

Огромное тело оппонента напряглось, кулаки сжались.

— Стоять! — Глядя на его атлетическую фигуру, — минимум на полголовы выше меня и килограммов на двадцать тяжелее, — я решил свести риск до наименьшей отметки и в целях наглядной агитации слегка поиграл "глоком".

Так мы стояли около минуты, буравя друг друга глазами. Наконец он посмотрел на распростертое в нескольких шагах бездыханное тело Лолы и злобно рявкнул:

— Радуйся, пёс, твоя взяла!.. Но это — пока! Слышишь?! Только — п о к а…

Я вроде бы индифферентно пожал плечами, а в душе подумал: не хватит ли быть добреньким и терпеть оскорбления от разных подонков? Должно быть, хватит.

Без всяких преамбул я пнул грубияна ногой в пах. Традиционно схватившись руками за ушибленную драгоценность и безобразно матерясь, он ткнулся мордой в муравейник, а я нравоучительно заметил:

— В следующий раз, козёл, будь повежливее со старшими. Ишь, разбакланился! Тоже мне — Аполлон с мартышкиной задницей! Анекдот знаешь — "Теперь я здесь петух"? Как раз про тебя. Зачем стрелял, гад?

— Я… не стрелял… — охнул он и малость распрямился по горизонтали. Видимо, поза эмбриона постепенно переставала быть для него острейшей необходимостью. — Это не я! Клянусь, не я!.. — Он сделал попытку приподняться на локте и стряхнуть с лица муравьев, но лучше бы он этого не делал. Человек и так слаб в своем противостоянии всяческим искушениям… Короче, я не удержался: опять двинул его ботинком. Правда, на сей раз более гуманно — под ребра.

Громила снова принялся охать и стонать, и я поморщился:

— ЗдЛрово! Выстрел, Лола падает, появляешься ты с пушкой — а потом клянешься, что не стрелял. Нет, как ни крути, а пришил ты свою подружку, брат.

Он отчаянно замотал головой:

— Да не я это! Здесь был кто-то еще. А я хотел только подслушать, понять, что ты за фрукт.

Я усмехнулся:

— Тебе пришлось не только подслушивать.