Еще один шанс... - Роман Злотников

До сих пор я ни разу не произносил этого слова. Нет, в ходу оно было, поскольку и отец, и поддерживавший его патриарх пользовались им вовсю, проводя параллели между моим пророчеством и его появлением, но я сам — нет. А вот сейчас — произнес! И сим поставил окончательный знак равенства между тем колдуном, о коем пророчествовал, и Самозванцем. А затем еще и усилил его.

— И вот я спрашиваю вас, люди русские: что мне делать теперь? Вас, потому как мои бояре в Думе ничего мне на сей вопрос не ответили. — В толпе тут же возник угрожающий гул, я же между тем продолжил: — Попустить ли колдуну Самозванцу, что навлек столько бед на народ наш, лишь потому, что он чужим именем назвался да с грозным войском латинян на Русь идет, и послушно исполнить то, что он от меня требует, его силы черной, колдовской убоявшись?

Слитный рев десятков тысяч глоток был мне ответом:

— НЕТ!!! — А затем сбежавшийся на площадь народ начал валиться на колени и, истово крестясь, вопить: — Батюшка-государь, оборони нас от колдуна проклятого! Спаси Русь Святую от колдуна поганого!.. — И все такое прочее.

То есть избирательные технологии будущего в очередной раз показали свою эффективность. Ну как выдумаете, каков будет ответ, если перед людьми будут ставить вопросы типа: «Какими вы хотите быть — здоровыми и богатыми или бедными и больными?», ну или: «Есть ли здесь умные, сильные, гордые и достойные люди, которые проголосуют за меня, или тут собрались только глупцы, слепцы и уроды, короче, то быдло, которому так цинично задурил голову мой противник?» Так и здесь, никакого сомнения в том, каким будет ответ при такой формулировке вопроса, я не испытывал. И задал его лишь для того, чтобы потом, когда я вплотную займусь боярами, вот этот слитный рев десятков тысяч людей постоянно нависал бы над ними призраком жуткого народного гнева. Ну и еще кое для чего…

Перед самым выступлением в поход я вызвал к себе главу Посольского приказа Афанасия Власьева и имел с ним длинную беседу. А через два дни он отбыл с посольством к картлинскому царю Георгию.

Исполчать большое войско против Самозванца я не стал. Взял только свой холопский полк, государев стременной полк, поскольку составлявшие его дворяне были расселены вокруг Москвы и собраны были довольно быстро, и две тысячи конных стрельцов с завесными[42] пищалями. Да послал гонцов исполчить несколько уездов по дороге на Чернигов, первый относительно крупный русский город, коий, судя по слухам, а также поступившим вскоре донесениям разведки, Самозванец безуспешно осаждал. Еще со мной ехало около полутора сотен монахов, большей частью из Троице-Сергиева монастыря во главе с его настоятелем, коим оказался мой давний знакомец из Боровского Свято-Пафнутиева монастыря Иосаф, возведенный на это место буквально на днях, а также и из других монастырей, в основном московских — Чудова, Заиконоспасского, Данилова, Симонова, во главе с митрополитом Рязанским и Муромским Игнатием. Он был избран святейшим Иовом возглавить этот «церковный спецназ», долженствующий позволить «надеже Святой Руси», то есть мне, справиться с жуткой колдовской силой Самозванца. Игнатию, бывшему по происхождению критским греком и оставшемуся на Москве после того, как он прибыл сюда вместе с делегацией Константинопольского патриарха, было «всего» шестьдесят пять лет. Он оказался самым молодым и, как ни странно, крепким из всех митрополитов, которые по идее успевали прибыть в Москву до нашего отъезда. А поставить во главе столь важной миссии кого-то чином пониже патриарх не рискнул. Хотя я не исключаю, что до конца он в мои россказни не поверил, но действовал при этом по принципу — береженого бог бережет. Ко всему прочему, Игнатий оказался довольно ушлым типом, и за время пути мы с ним очень неплохо поняли друг друга. Так что я наметил его как одного из следующих кандидатов на пост патриарха, после того как святейший Иов лично узреет того, кому он всю свою жизнь так достойно служил, да случится это как можно позднее…

К войску Самозванца мы вышли внезапно. Его лагерь раскинулся где-то в версте от ворот долго и безуспешно осаждаемого им Чернигова, около небольшого озера или, возможно, большого пруда. Судя по размерам лагеря, войска с Самозванцем было не более трех-четырех тысяч человек, причем, по докладу сотника моего холопского полка Ивана Литвина, ведавшего разведкой, большую его часть составляли казаки и «вольные люди польские», то есть нищая и крайне недисциплинированная польская шляхта. Серьезную угрозу представляла только одна гусарская хоругвь Сандомирского воеводы, приданная Самозванцу, впрочем, скорее для большей солидности, поскольку, исходя из собранных сведений, никаких попыток хоть раз вывести ее на поле боя зафиксировано не было. Да и командир этой хоругви вел себя крайне самостоятельно и демонстрировал предельную независимость. Так что моему войску, разросшемуся за время пути почти до двенадцати тысяч человек, армия Самозванца была на один зуб. В принципе, если успеть развернуть и изготовить к бою одних только конных стрельцов, — могло хватить и их одних…

Но мне нужна была не просто военная победа, не просто разгром чужого войска, а Победа над Самозванцем. Вот так вот — с большой буквы. Ибо если этого не добиться, то что помешает позже, через пару-тройку месяцев, максимум через полгода запустить слух о том, что-де «природный царь Дмитрий разгромлен был обманом, а сам спасся, и вот теперь именно он идет на Москву от…». Насколько я помнил (а помнил я, к сожалению, хреново), этих самых самозванцев после гибели первого было еще штуки три или даже пять. Едва ли не каждый казачий атаман, собрав более-менее крупный отряд, либо сам объявлял себя очередным спасшимся царевичем Дмитрием, либо обнаруживал такового в своем отряде. Мне же как раз хотелось этого избежать. Я не собирался проводить первые несколько лет своего царствования, гоняясь за толпами Самозванцев по полям и весям.

Поэтому, развернув войска в боевой порядок, я выехал из лесу и медленным шагом двинулся в сторону лагеря Самозванца. С дисциплиной, как и с организацией охранной и дозорной службы, у Самозванца было не очень. Нас заметили не сразу, а лишь только когда мы приблизились шагов на триста. В лагере Самозванца началась суматоха… В двухстах шагах от лагеря я остановил войско и приказал ждать.

Прошло около часа, прежде чем войско Самозванца пришло хоть в какой-то относительный порядок и выстроилось перед нами. В центре композиции торчал сам, одетый весьма пышно, но скорее вызывающе, чем богато, и окруженный великолепными гусарами, на мой взгляд выглядящими скорее его конвоирами, чем свитой или охраной. Я подозвал Мишку и отправил его вызвать на переговоры самого Самозванца. С той стороны долго совещались, было видно, как гусарский ротмистр даже рубит рукой воздух, с чем-то не соглашаясь, а затем прислали гонца уточнить — верно ли они поняли, что с войском находится «холоп царя Дмитрия, незаконно занимающий Московский престол Федька Годунов». Гонцу едва не наваляли, я еле смог удержать народ, и отправили назад с ответом, что ничьего холопа тут нет, а вот царь и самодержец Российский (я впервые использовал такое свое титулование) действительно присутствует. И вызывает «вора и Самозванца, именующего себя погибшим царевичем Дмитрием» на разговор. И это является единственной причиной, по которой его готовое к бою войско все еще остается на своих местах, а не размело по углам всю ту шваль, что здесь перед ним находится. Для подкрепления этих слов я велел стрельцам спешиться, отослать лошадей в тыл, а самим изготовиться к огненному бою.

Это подействовало. Уже через десять минут после того, как стрельцы зарядили свои пищали, от войска Самозванца отделилась пышная группа людей числом около четырех десятков, которые двинулись в нашу сторону. Я со своими рындами, десятком всадников холопьего полка, пятью наиболее родовитыми и авторитетными предводителями присоединившихся ко мне поместных отрядов и верхушкой моего «церковного спецназа» двинулся ему навстречу.

Мы встретились как раз на берегу озерца.

— Ты хотел говорить со мной, холоп мой? — высокомерно начал Самозванец, а я тихонько порадовался.

А ведь у тебя, парень, акцентец, да еще какой. Ой не родной для тебя русский, ой не родной. Можно, конечно, предположить, что спасенный царевич Дмитрий, долгое время живя в Польше, совсем ополячился и слегка подзабыл русский язык, но я в этом как-то сомневался. Едва ли те, кто бы действительно спас царевича, не стали бы готовить его к судьбе и должности государя Московского, а значит, сохранение языка и веры должны были стоять перед ними в качестве чуть ли не основной задачи. А тут… да просто подобрали вместо Отрепьева кого столь похожего на царевича Дмитрия по возрасту и, возможно, даже рожей, ну и еще чтоб был человек надежный и «на крючке», и снова двинулись по уже давно разработанному плану… Что ж, для задуманного мною это в плюс, поскольку резко повышалась вероятность того, что и остальными сторонами подготовки пренебрегли не менее.