Возвращение любви - Ирина Хохлова

— Ты все еще больной, а я — твоя сиделка, — возразила Елена.

— Хорошая сиделка, — польстил Валерий. — Поэтому мне хочется поскорей выздороветь и проверить, какая из тебя жена.

— Пока ты еще слишком слаб для таких проверок, — с лукавой усмешкой сказала Елена.

— А что говорят врачи?

— Что все хорошо. Полным ходом идешь на поправку.

— Прекрасно. Именно это мне и хотелось узнать.

Елене же хотелось знать и другое. То, до чего они только-только дошли: как дались Валере его «сезонные работы», какой след оставили в психике? Этот вопрос беспокоил ее больше, чем что-либо другое. Но задавать его в тот вечер не решалась — Валера нуждался в отдыхе.

К этой теме Елена обратилась на следующий день.

— Валера, — начала она сразу после завтрака, когда тот удовлетворенно потягивался на кровати, — а что же было дальше? Я не требую подробного отчета — только то, о чем ты сам хочешь рассказать.

Валерий несколько минут молчал — не так-то легко оказалось вернуться к тяжелым воспоминаниям.

— Дальше?.. Милая, была война, — наконец заговорил он. — Настоящая партизанская война со всеми ее кошмарами. Не хотел бы повторить путь наемника. Пусть бы даже платили втрое больше. Никогда не знаешь, где находится враг. То мы за кем-то гоняемся по ущельям, то нас кто-то преследует в горном лесу… Другое дело, когда есть линия фронта. А тут… Мне и Сергею подчинили подразделения боевиков, и время от времени мы выполняли приказы: расстреливали из засады воинские автоколонны, отражали атаки. Все это было бессмысленно и страшно. Я до сих пор так и не понял, ради чего там проливались реки крови.

— Все время в напряжении?

— Не то слово. Я жил звериными инстинктами, из которых преобладающий — инстинкт самосохранения. Как еще может чувствовать себя человек, каждую секунду ожидающий автоматной очереди из-за любого дерева, любого камня?..

— А в промежутках между боями?

— Тут каждый вел себя по-своему. Серега стал было курить марихуану. Еле отучил его. Если вдуматься, вроде бы какое мне дело до того, что мой товарищ с помощью наркотиков пытается превратиться в большую свинью? Но я все время чувствовал какую-то ответственность перед Маргаритой. Ужас как не хотелось привезти Серегу супруге вперед ногами.

— А ты сам?

— Как пытался расслабиться?

— Да чего же ты настырная, Ленка! — рассердился в шутку Валерий. — Я там пристрастился к старинному средству, которым еще мои предки снимали любое напряжение…

— К водке, что ли?

— Какая ты у меня догадливая! — тем же шутливым тоном похвалил жену Валерий. — К ней, родимой. Нам ящиками поставляли это добро. Причем по ассортименту всегда можно было угадать ближайшие замыслы командования. Если привозили контейнер «Распутина», значит, наутро последует приказ о наступлении. Если «Смирнофф» — будем сидеть на своих рубежах… Не хотел бы показаться квасным патриотом, но все эти заморские водки ни в какое сравнение с отечественной «Столичной» не идут.

— Где водка, там женщины, — с деланным безразличием заметила Елена.

Валерий от души расхохотался:

— Так вот, что тебя беспокоит на самом-то деле! Я думал, ей что-нибудь другое интересно, а она, оказывается, боится, что я ей там изменял! Ой, не могу! Ой, сразила!

— Неправда, многое другое меня тоже беспокоит, — с досадой сказала Елена. — Но, между прочим, я — твоя жена и имею право знать…

— На этот счет можешь быть совершенно спокойна, — устало махнул рукой Валерий. — У тех, кто на передовой стреляет из автомата, вся эта сфера полностью атрофируется. Это только в американских боевиках герои стреляют напропалую, а затем липнут ко всем красоткам подряд. Меня лично женщины там совершенно не интересовали. День прожил без ранений да без контузий и уже тем счастлив.

— Горькое это счастье, — прошептала Елена. — Человек рожден для другого…

— Счастье и война — вещи несовместимые. Я несколько месяцев видел людей по большей части через автоматный прицел. Скажи на милость, разве это может породить греховные мысли? Я там превратился в настоящего монаха. Порой казалось, что уже до конца жизни не взгляну на женщину как на предмет любви.

Елена подошла к окну и, опираясь на подоконник руками, несколько минут молча смотрела на больничный двор. Она вдруг поняла, что все ее дурацкие подозрения просто оскорбительны для человека, вышедшего из пекла войны. Как она все-таки жестока!

— Прости меня, Валера, — тихо сказала, не оборачиваясь. — Прости меня, если можешь, за глупую ревность. Даже если бы ты изменил мне там ненароком, я не могла бы на тебя сердиться.

Эти слова дались ей с трудом и она умолкла.

«За что же я так люблю ее?» — думал Валерий, разглядывая пышные волосы, ниспадавшие из-под больничной шапочки на плечи Елены. И еще о том, что никакая сила в мире больше не сумеет их разлучить.

— Оставим это, Лена, — сказал он мягко. — Ты отлично знаешь, что я никогда не изменю тебе — ни в плотском смысле, ни духовно. И я знаю, что ты не изменишь мне. Ты да я, да мы с тобой. Никто не заменит мне тебя, никто не заменит тебе меня. Мы оба знаем об этом.

Валерий отвернулся лицом к двери, чтобы Елена не увидела слез у него на глазах. Но Елена подошла к кровати, опустилась на колени и припала губами к его лбу…

— А как получилось, что ты попал на экраны телевизоров? — спросила она какое-то время спустя.

— Головорезы из нашего подразделения остановили на шоссе микроавтобус со съемочной группой российского телевидения. Уже хотели расстрелять бедолаг, но, на их счастье, подоспели мы с Сергеем. Я моментально угомонил свою братию. Говорю журналистам: езжайте. А те оказались ребятами ушлыми. Тут же включили кинокамеры и записали репортаж из зоны боевых действий. Серега от страха чуть пальбу по ним не открыл. Боялся, что Маргарита увидит его по телевизору. А мне отчего-то страсть как захотелось несколько минут побыть телезвездой. И я дал ребятам длиннющее интервью. Сергей в это время прятался от объективов за ближайшим бугром. Но в программе «Вести», которую потом смотрели по телевизору, весь сюжет со мной урезали до нескольких секунд…

«Эти несколько секунд перевернули мою судьбу, — подумала Елена. — Кто знает, что было бы не попадись мне на глаза этот информационный сюжет…»

С того дня дела Валерия еще быстрее пошли на поправку. Когда хирург, заглянув однажды, передал ему осколок гранаты, извлеченной из раны, он долго рассматривал бесформенный кусочек металла.

— А ведь эти несколько граммов едва не стоили мне жизни. Сергей и не знает, что чудом довез меня до Москвы.