Возвращение любви - Ирина Хохлова

— Что вы говорите! — удивленно покачала головой Маргарита, передавая тяжелые сумки.

— Уверяю вас. Без привычного стука колес за окном никак не мог уснуть. И тогда, чтобы успокоиться, он начал совершать вечерние прогулки вдоль железной дороги. Нарочно простаивал у железнодорожного полотна, чтобы насладиться звуком проходящих товарных составов.

— И каких только у людей не бывает причуд! — вслух подумала Маргарита. — Мой Сережа тоже не без странностей. Вот, скажем, по оружию тоскует. Месяц назад на полном серьезе уговаривал меня, чтобы позволила ему купить на рынке в Москве автомат Калашникова. Я на него накричала. Мол, жить не на что, а он по игрушкам соскучился. А Сергей мне: не хочешь Калашникова, давай хоть Макарова купим. Пистолет, значит, — пояснила она.

— Понятно.

Мы вошли в подъезд четырехэтажной «хрущевки», поднялись по темной лестнице, и Рита позвонила. Дверь открыл Сергей. Насторожился, разглядев за спиной жены темную фигуру.

— Здорово, Сергей, — рассеял я его недоумение, входя в прихожую и опуская сумки на пол. — Шел тут мимо, дай, думаю, загляну к товарищу.

— Здравия желаю, товарищ капитан!

По всему было видно, что он рад моему появлению.

Мы крепко обнялись.

Маргарита, нарочно молчавшая все это время, улыбнулась и, подняв сумки с продуктами, вышла на кухню.

— Раздевайся, раздевайся, — хлопал Сергей меня по плечу. — Где твои вещи? На вокзале оставил? А чего заранее не известил, чтобы ждали тебя? И чего Ленку с собой не привез?

— Слишком много вопросов, — протестующе поднял я руку.

— Ну, отвечай по порядку, — усмехнулся Сергей.

Я снял куртку, повесил в шкаф, разулся и, сунув ноги в мягкие тапочки, прошел за Сергеем в большую комнату, где работал телевизор. Приглушив звук, он указал мне на мягкое кресло, а сам устроился на широком диване.

— Так как у тебя дела? — повторил нетерпеливо. Было видно, что ему самому не терпится рассказать о своей жизни.

— Всех вещей у меня — полевая сумка. Известить заранее о своем приезде никак не мог, потому что мысль навестить тебя пришла мне только сегодня утром на перроне московского вокзала. А Елену не мог взять с собой, потому что мы разошлись. Вот так-то, друг.

— Она или ты? — негромко спросил Сергей, делая вид, будто следит за происходящим на экране телевизора.

— Что она или я?

— Кто инициатор развода? — пояснил он. Я понял, что вопрос имеет и другой смысл: кто кому первый начал изменять? В голове у прирожденного ловеласа Мешкова никак не укладывалось, что измены могут быть разные.

— Пожалуй, я, — ответил поразмыслив. В сущности, все раздоры в семье, действительно, начались из-за моей подозрительности, моей ревности к Зотову.

Я решил не разъяснять Сергею, что официально наш развод не оформлен. У него и своих проблем более чем достаточно. На черта ему еще и мой груз? Но кое о чем придется все-таки его попросить.

— Понимаешь, Серега, мне предстоит начать жизнь сначала, — потер я пальцами виски. — Будет намного лучше, если Валерий Углов с его прошлым, семьей и службой исчезнет. Я должен начать новую жизнь, в которой не будет прежних ошибок.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — спросил Сергей, глядя мне прямо в глаза.

— Можешь.

Глава пятнадцатая

Мягким прикосновением Елена остановила Валерия. Он был так возбужден, что говорил, закрыв глаза и крепко сжав кулаки.

— Валера, — ласково сказала она. — Время обедать. Я схожу в разведку. А ты пока отдохни.

Целую минуту они молча смотрели в глаза друг другу. Валерий что-то сказал, но она не расслышала. Все ее существо словно растворилось в глубокой синеве его глаз. Она тонула в этой синеве и одновременно, казалось, проникла в самую суть горячо любимого человека — мужественного и ранимого, сильного и несчастного, умного, гордого.

Окружающий мир на какое-то время перестал существовать для нее. В палате стояла странная тишина. По вот слух уловил тиканье ручных часов. Это слабое напоминание о действительности заставило ее отвести взгляд и решительно подняться:

— Я скоро приду.

Сумела ли она взглядом сказать Валерию, что не таит на него обиды, принимает его таким, каков он есть: со всеми достоинствами и недостатками. Что она хочет знать, как он жил все это время, только из любви к нему: чтобы нечто важное понять и, если понадобится, взять на себя часть его боли.

Прошло добрых полчаса, прежде чем она, открыв дверь носком туфли, вкатила столик с обедом.

— Ну и очередь! — сказала оживленно. — Хоть у тебя, милый, и отдельная палата, и лечение твое стоит не дешево, но обед выдают пока в порядке общей очереди. Правда, кухня для таких, как ты, тоже отдельная. Готовят хорошо.

— Но лучше тебя готовить никто не умеет, — отпустил Валерий комплимент.

— Ну уж, скажешь тоже, — отмахнулась Елена, хотя от услышанного на нее повеяло духом их прежнего, такого уютного дома.

— Правда, правда, — энергично закивал Валерий. — С пирожками, что ты испекла вчера, не сравнятся даже ресторанные яства, не говоря уже о больнице.

— А вот это мы сейчас проверим, — сказала Елена, повязывая на шею мужу голубую салфетку. — Поешь, а потом выноси решение.

— Да я ничуть не голоден, — сказал Валерий, когда она подала ему тарелку с грибным супом.

Но Валерий явно принадлежал к тому сорту людей, к которым аппетит приходит во время еды. После супа он охотно принялся за второе. Упершись локтями в колени и положив подбородок на сплетенные пальцы, Елена с улыбкой наблюдала за ним. Она любила в этом человеке все. Ей нравилось каждое его движение, даже то, как он жует и шмыгает носом.

Неистовое желание броситься на него и осыпать поцелуями переполняло Елену. Представляла, как его рука коснется ее груди, как пальцы расстегнут пуговицы халата, а затем заскользят по ткани платья вниз. Представляла его улыбку, представляла, как он распахнет на груди ее платье, коснется теплыми губами сосков. От жаркого томления она чуть не застонала.

Но приходилось ждать. Силы только еще возвращались к Валерию.

Когда он допил апельсиновый сок, вытерла ему губы краешком салфетки и с готовностью спросила:

— Принести добавки?

— Не хочу, — улыбнулся он уголками рта. — Знаешь, Лена, пока ты стояла в очереди, я отчаянно скучал и даже успел обидеться, что так долго не идешь.

— Ах, ты, мой дутик! А меня не было всего-то десяток-другой минут.

— Это для тебя десяток-другой, а для меня — целый год.

— Но теперь я с тобой, и уже никуда не отлучусь, даже чтобы вынести посуду, — рассмеялась Елена.