Корни гор, кн. 2: Битва чудовищ - Елизавета Дворецкая

– Асвальду она уже не нужна.

Гельд повернулся и посмотрел ей в глаза. В светло-серых, чуть голубоватых глазах «альва Аскефьорда» отражалось колебание и раздумье.

– И ты сам больше не вернешься? – тихо спросила она.

– А что мне тут делать?

– Ты клялся конунгу в верности, – так же тихо напомнил с другого бока Слагви.

– Его тут нет. Кари ярлу и Хьёрлейву я ни в чем не клялся. И оставь мне самому разбираться с моей совестью, ладно?

– Понятное дело. – Слагви опять пожал плечом, помолчал, потом добавил: – Ну, как хочешь… Подумаем. Был бы здесь…

– А у тебя без него только полголовы? – беспокойно усмехаясь, спросил Гельд.

Вместо ответа Слагви вздохнул. Без брата он и правда ощущал себя половиной человека.

Сольвейг вышла проводить Гельда; когда он толкнул дверь наружу, за ней что-то странно прошуршало, по темному двору метнулся ветерок, разбросанные щепки зашевелились, как будто под чьими-то ногами. От ветерка веяло тихой жутью. Гельду стало неуютно: рядом бродил кто-то невидимый. Сумерки показались опасными, идти в усадьбу конунга расхотелось: не переночевать ли здесь?

– Не бойся. – Сольвейг прикоснулась к его руке. – Это Слютна. Дочь нашего соседа из Дымной горы.

– Троллиха?

– Ну, да. У него три дочери, они все любопытные. Любят подглядывать за людьми, подслушивать под дверями. Не бойся, они никогда не делают ничего плохого. Ну, разве стянут что-нибудь съедобное.

– А я сам – не съедобный? – опасливо пошутил Гельд. – А то страшно как-то – ее не видно…

– Нет, ты не съедобный. Это Слютна, я же говорю. Она – старшая, а показываться на глаза не любит, потому ее так и зовут – Скрытная. У нее плащ такой, что отводит глаза. В скалах – бурый или серый, в лесу – зеленый. Ее никто не видит, только шаги слышно. У нее один глаз. А у второй, Тюсты, два, а у младшей, Треог, – три. Она у них самая красивая. Ой!

Сольвейг вдруг сама себя прервала и прижала ладонь ко рту.

– Что ты? – Гельд беспокойно поискал глазами опасность.

– Я придумала, – шепнула она и оглянулась, хотя подслушать их, кроме троллихи Слютны, если она еще здесь, было некому. – Скоро твой корабль будет готов?

– Денька через три, – осторожно ответил Гельд. – А что?

– Тогда я успею. Мне нужна хорошая упитанная свинка, и хорошо бы меду… Или моченых ягод…Чего-нибудь вкусненького. И тогда все получится. Она согласится…

– Что получится? Кто согласится?

Сольвейг повернулась и заглянула ему в глаза.

– Увози ее, – тихо и серьезно шепнула она. – Но только постарайся, чтобы она была хорошо устроена. Ты же понимаешь – у нее больше никого нет.

– Понимаю. – Гельд посмотрел в глаза Сольвейг, точно приносил клятву самой норне. – Так получилось…

Через четыре дня вечером «Кабан» отходил от маленького каменистого мыска на юге от Аскефьорда. Возле мачты сидела Борглинда со Свейном на руках. Гельд сидел за одним из кормовых весел и изредка оглядывался. Он полагал, что преследовать их не будут, но мало кто на его месте не оглядывался бы.

Все вышло так просто, что едва ли сгодится для будущих рассказов. По крайней мере, придумывать придется больше половины. Утром Гельд попрощался с Аскефьордом, и «Кабан» отплыл; фьялли переглядывались и многозначительно поджимали губы, но мешать им никто не стал. «Гельд клялся в верности Торбранду конунгу, который ничего не может сейчас ему приказать, – сказал Хьёрлейв Изморозь, когда ему намекнули, что барландцы готовятся сталкивать корабль в воду. – И он волен дожидаться возвращения конунга в любом месте. Он – свободный человек». А если кто и болтал, что барландец сбежал, когда конунгу изменила удача, то Гельда это больше не волновало.

В тот же день вечером Сольвейг дочь Стуре-Одда уже в сумерках пришла в Ясеневый Двор навестить Борглинду. С собой она принесла плащ из темной шерсти, цвет которого в полутемном доме очень трудно было разглядеть. Посидев немного в девичьей, она ушла. Рабы, открывавшие для нее ворота, клялись, что она была одна. Вдоль берега фьорда к вершине она тоже шла одна. Правда, галька побережья и всякий лесной сор у нее под ногами скрипели и шуршали вдвое громче, но день выдался ветренный, и редкие встречные ничего не замечали.

В лесу ее ждал Слагви, почему-то с двумя оседланными лошадьми. Но этого никто не видел и удивляться было некому. На одну из лошадей он сел сам, вторая осталась свободной. Однако кто-то, судя по ее поведению, на ней все-таки ехал. Через лесистые склоны гор и вересковые пустоши Слагви со второй лошадью прискакали на берег за южной границей Аскефьорда. Здесь их ждал «Кабан», который почему-то за целый день дошел только досюда. Корабль стоял у берега, а по берегу прохаживался Гельд Подкидыш.

– Где? – спросил Гельд у Слагви и посмотрел на вторую лошадь.

На лошади вдруг оказалась Борглинда, держащая на руках Свейна, со сброшенным на седло плащом невнятно-бурого цвета.

– Возьми. – Она кивнула Слагви на плащ. – Теперь уже не нужно?

– Брось на землю. И скажи: «Возьми свое».

Борглинда послушалась. Упавший плащ мгновенно исчез.

– И… это тоже возьми. – Гельд отстегнул от пояса меч по имени Когтистый и подал его Слагви. – Как говорит Торбранд конунг, чужая уздечка лошадке не впрок.

Слагви нерешительно взял меч. Он понимал, что возврат оружия означает окончательный разрыв Гельда с дружинами Аскефьорда. Но что поделать, если эта «уздечка» совсем не для него?

– Я ему передам, – сказал Слагви, имея в виду отсутствующего конунга. – Жаль, что все так вышло.

– Может, еще встретимся где-нибудь, – пожелал Гельд. – На самом деле Морской Путь не так уж велик.

Слагви молча кивнул.

Гельд перенес Борглинду с мальчиком на «Кабана», и корабль наконец по-настоящему отплыл на юг. Слагви постоял, глядя им вслед, потом в темноте поскакал со свободной лошадью обратно. Этого опять же никто не видел.

Уже взявшись за весло, Гельд несколько раз оглянулся на темную фигуру Слагви, стоявшего между двумя лошадьми. Тот помахал рукой. Гельд кивнул в ответ. Он надеялся, что это последний в его жизни привет из Аскефьорда. Видит богиня Фригг, Эренгерда не могла придумать ничего лучше как обручиться с Хьёрлейвом. Узнав об этом, Гельд испытал облегчение: эта новость освободила его окончательно, отрезала все глупые надежды, все пресловутые «а вдруг…». Еще Один говорил, что и мудрец бывает безрассудным от сильной страсти. Но он, не мудрец, был от страсти не просто безрассудным, а сущим дураком. Есть, знаете ли, разница. Если судить по тем делам, которые он натворил, вдохновленный этой самой страстью.

Налегая на длинное кормовое весло и слыша, как рядом на руле бормочет что-то Бьёрн, Гельд чувствовал себя так, будто вернулся в собственную шкуру. На душе полегчало, даже сил прибавилось. Хватит с него подвигов. Дело даже не в том, что он торговать умеет лучше, чем сражаться. Он не умеет и никогда не научится убивать из высших соображений, теперь он знал это точно. За познание самого себя можно заплатить и дороже… хотя Гельд вовсе не думал, что мудрость досталась ему дешево. Но могло быть и хуже… Менее везучие, бывает, за это платят головой и воспользоваться приобретением уже не могут.

Со своего места Гельд хорошо мог видеть Борглинду, которая баюкала мальчика. Теперь ей какое-то время придется самой с ним возиться – других женщин на корабле нет. Ее рабыню пришлось оставить, так как две женщины и один ребенок под плащом троллихи не поместятся. Но за Нельду совесть не мучила. С рабыни никто не спросит ответа за дела хозяйки, а ей все равно, где быть рабыней: у фьяллей ли, у квиттов…

Что делать с Борглиндой, Гельд раздумывал недолго. Везти ее на Квиттинг – безумие. Там она рано или поздно опять попадет к фьяллям, если с ней не случится чего-нибудь похуже. В способность Гримкеля защитить племянницу Гельд не верил ни на пеннинг. Оставалось везти ее в то место, которое неугомонный Гельд Подкидыш называл своим домом – в усадьбу Над Озером, где уже почти год ждал приемного сына Альв Попрыгун. Пусть поживет, а там будет видно. Пусть сперва прояснятся дела на Квиттинге, а потом… За несколько лет можно накопить для нее приличное приданое. Ей всего шестнадцать, торопиться некуда. Главное сейчас – миновать побережья Квиттинга.

И вот тут придумать было нечего, разве что поймать где-нибудь дракона и лететь на нем по воздуху. Но этот способ принимать всерьез не стоило, так как со времен Сигурда драконы стали редки и застенчивы. От берегов Фьялленланда попасть к Барланду можно только мимо Квиттинга, притом придется огибать его весь и плыть мимо всех трех частей – Запада, Юга и Востока. Когда боги создавали Срединный Мир*, они не позаботились сотворить другого пути Но Гельд полагался на удачу. «Кабан» – вполне заурядный корабль, и сами они – вполне заурядные люди. По пути барландцы избегали тех усадеб, где останавливался Торбранд конунг с войском, и ночевали, пользуясь теплым временем, под открытым небом. Гельд считал, что неплохо бы расспросить кого-нибудь о новостях, но Бьёрн твердил, что им надо поменьше показываться на людях. И Гельд уступал: Бьёрн и так настрадался из-за его неугомонного безрассудства. Да и Борглинде без людей было спокойнее. Если они все же встречали кого-то на стоянках, то Бьёрн выдавал Борглинду за свою дочь, в придачу немую, чтобы квиттинский выговор не показал ее отличие от барландцев, и именовал ее Асбьёрг. Бьёрн так решил: по его словам, доведись ему произвести на свет дочь, он назвал бы ее Асбьёрг. Свейн, которому не исполнилось и двух лет, конечно, не мог понять всех этих хитростей, но его детский язык выговаривал имя тетки так своеобразно, что никто все равно не понял бы, что он имеет в виду.