Никогда не смотри через левое плечо - Рене Маори

– Я всегда мечтал…– начал он загробным голосом.

И тут я откинул капюшон.

– Иштван…– прошептал он, но тут же опомнился и продолжал, – я всегда мечтал закусить близким другом, и такой случай мне представился.

Да, в самообладании и последовательности ему нельзя было отказать. Но я ему испортил всю обедню, лишь слегка приподнявшись над землей и повиснув в воздухе. Этот трюк я освоил недавно, и для него не требовалось размахивать крыльями. Видели бы вы выражение их лиц. Наверное, эти двое решили, что я могущественный маг и сейчас начну их убивать, потому что бросились бежать, забыв о крыльях. Если ты был глупым человеком, то станешь и глупым вампиром. Я взлетел и без труда догнал их.

– Дьюла, – кричал я с высоты, – неужели ты не догадался, что нас обоих покусал один и тот же вампир?! Мы же с тобой теперь братья по крови!

Только тогда он все понял. Они с Пирошкой тоже поднялись в воздух, и мы полетели к своему жилищу. Дневали они, как и я, в подвале своего дома. Туда-то мы и направились.

Дьюла рассказал, что, когда его похоронили, он даже был рад, что избавился от страданий, и начал ждать, когда за ним придут ангелы, чтобы отнести в божьи чертоги. Но ангелы все не появлялись, тогда к ночи, когда его отпустило, он решил выбраться из могилы и еще немного пожить. Чувствовал он себя прекрасно, раны на руке затянулись чудесным образом, не оставив даже шрамов. Поэтому он позавтракал какой-то нищенкой и решил отправиться домой. Удивительно, но он ни о чем не догадался, даже когда пил кровь этой несчастной. Он сказал, что это показалось ему естественным, точно он всю свою жизнь питался только таким образом. Поэтому совсем упустил из виду, что с наступлением дня следует прятаться. Утро застало его в лесу, и спасло его только то, что день был очень пасмурным, а в лесу стояла настоящая темень. Какие-то прохожие обнаружили его тело, и, решив, что перед ними мертвец, наспех забросали его землей и листьями. В ту пору нередко можно было набрести на брошенные трупы, и хоронить всех часто оказывалось недосуг.

Когда до моего глуповатого друга наконец дошли ограничения, наложенные его новой природой, он стал осторожнее. Обжегшись на молоке, он стал дуть на воду. Не решаясь лишний раз воспользоваться крыльями, он пешком прошел весь путь до нашей деревни.

– Уж очень мне хотелось жену увидеть, – сказал Дьюла. – Тянуло ну просто невозможно.

Когда в одну из ночей он ввалился в дом, Пирошка, ничуть этому не удивившись, тут же начала ругаться. Она решила, что он бросил ее ради другой, и теперь вымещала свою ревность потоком бранных слов. Но этого ей показалось мало, и она принялась швырять в мужа глиняную посуду. Сначала он уворачивался и пытался что-то объяснить. Но потом, оглушенный грохотом и воплями жены, совсем озверел и жестоко ее покусал. Все последующие события шли как по-написанному. Вдвоем с Пирошкой они загубили всех жителей своей деревни, а потом переключились на соседние. Это были недальновидные и глупые вампиры, которые совсем не думали о будущем. Они просто не могли вообразить, что собственными глупыми действиями сами роют себе могилу. Мы проговорили до утра, но дневать я ушел к себе. Несмотря на то, что тело теряло способность двигаться днем, сознание оставалось ясным. Я любил в это время предаваться размышлениям и анализировать то, что узнал за ночь. Поэтому совсем не хотелось думать, что рядом лежит еще кто-то. А вдруг вампиры ко всем своим способностям еще и читают мысли друг друга? Тогда покоя и не жди, начнется болтовня – не остановишь.

Я научил их всему, что знал сам. Пока они без смысла и без разбора убивали всех, кто попадался им под руку, я проводил ночи за книгами, которые находил, где только мог. За два года по Священному писанию, которое я позаимствовал у одного монаха, я выучил латынь. И в будущем надеялся приступить к изучению философов древности. Вечная жизнь может быть скучна, если не дает пищи для разума. Я научил Дьюлу и Пирошку безопасно передвигаться по стране и убивать только в случае необходимости, а такая необходимость, как вы знаете, возникала всего лишь раз в две недели. А иногда и того реже. Все зависело от качества крови и ее количества. Взрослый мужчина насыщал на более долгое время, женщина или ребенок давали меньше. Но самое главное, человек должен быть здоров, иначе можно было себе обеспечить слабость и сильную боль в животе. Есть такие болезни крови, которые делают ее непригодной для употребления. Я научился распознавать их по запаху после того, как однажды сильно отравился.

Они научились всему, так что я мог не опасаться, что нас настигнут слишком ретивые христиане. Впрочем, я погорячился. Пирошка была неуравновешенной особой еще при жизни, а уж после смерти она совсем распоясалась. Иногда на нее находило что-то, и тогда она убивала направо и налево, не щадя никого. Она убивала не ради пропитания, а просто потому что ей нравился сам процесс. Однако, несмотря на кровавый след, тянущийся за нами, пока нам везло. Даже если нас подозревали, всегда удавалось уйти целыми и невредимыми.

Так прошли сто лет, а потом еще сто. Мы объехали весь мир, и я овладел несколькими языками. Дьюла и Пирошка тоже довольно сносно заговорили по-французски, но языки им давались с трудом. Зато они выучились читать и писать. В глухом уголке Румынии у разорившегося аристократа я купил замок, где какое-то время мы втроем скрывались от преследований инквизиции. Вообще, наши собственные дома были рассыпаны по всему миру, и уже не приходилось особо утруждаться, чтобы найти дневное убежище. Деньги, те самые деньги, которые уже не имели для нас особой ценности, так как мы могли бы обходиться и без них, рекой текли в руки, потому что мы с легкостью проникали сквозь любые закрытые двери, и ни один замок не смог бы нас задержать.

Пока по Европе рыскали католические монахи из разных орденов, отлавливая ведьм и нежить, мы с комфортом носились по восточной ее части, не брезгуя ни христианами, ни язычниками. На вкус кровь у них была одинаковая. Пышные кафолические кресты почти не имели над нами власти, потому что Византия упорно гнула свою линию, что для связи человека с богом совсем не обязательна церковь. Отсюда в рядах ее последователей начались разброд и шатания. И в короткое время там наплодилось множество сект, проповедовавших жуткую ересь. Да и сама Византия была уже не той, что прежде. С самого момента схизмы она неуклонно двигалась к своему закату. Поэтому мы и не боялись, как бы ни трясли крестами застигнутые врасплох жертвы. Вера на востоке ослабла. Однако Божие – Богу, но человеческому терпению тоже иногда приходит конец, и тогда они начинают бороться иными способами.