Переход - Александр Шаповалов

— И все же, сэр, позвольте узнать, почему вы не хотите обратиться…

— Потому!!! — по-русски рявкнул Кузьмин, и в его взгляде и голосе проскользнуло что-то такое, что заставило придирчивого англичанина закрыть рот и оставить этих чертовых русских в покое.

Кузьмин проснулся от ощущения, что рядом кто-то чавкает. Он с трудом разлепил глаза, обещая себе, что если это обслуга его разбудила в такую рань, то всех поубивает, причем выберет самый жестокий способ. Юрий вышел из спальни и тут его ждал сюрприз. На диване гостиной, разложив на журнальном столике все съестное, которое было в номере, сидел Соловьев. Его челюсти энергично перемалывали все, что маг методично засовывал в рот. При этом шелест разрываемой обертки не прекращался ни на секунду.

— Пивет, босс, — произнес чародей с набитым ртом.

— Андрей?

— А кого ты ещё ожидал здесь увидеть? — проглотив очередную порцию, сказал маг. — Вы же сами сюда притащили. Кстати, зачем вы это сделали? Надеюсь, никакого подтекста в ваших действий не было?

— Чего? — туго соображая после сна, переспросил Кузьмин.

— Ну, что-то вроде «посмотри, что мы умеем» или…

— Дурак, — проворчал Кузьмин, когда до него дошло, на что намекает чародей, — мы за жизнь твою беспокоились, а он…

— Слава богу, — облегчено выдохнул Соловьев. — А то представляешь, просыпаюсь, и первое что вижу, как вы в обнимку лежите.

— Ну, идиот, как тебе в голову могло прийти. Дурак и есть, — меряя гостиную шагами, возмущался Кузьмин.

— Да успокойся, пошутил я. Увидел тебя, хлопающего глазами, и не удержался, — постарался успокоить друга маг.

— Шутишь? За такие шутки морду бьют.

— Ну, прости, неудачная шутка, прости, — вставая на колени, произнес Андрей.

— Прости… чем ты думаешь вообще — не успокаивался Кузьмин.

— Прости барин, не губи, — обхватив ногу проходящего мимо Юрия, захныкал чародей.

Кузьмин хотел сделать шаг, но маг не отпускал ногу:

— Отпусти.

— Не отпущу. Хочешь, выпори меня, только ремнем, но прости. Прости меня, холопа, — закатывая глаза, произнес Соловьев.

— Клоун, — не выдержав, улыбнулся Кузьмин. — Все, отпусти.

— Прощаешь?

— Да.

Маг тут же отпустил ногу и встал, как ни в чем не бывало. Сникерс будешь? — усаживаясь на прежнее место, спросил Соловьев.

— Нет. И все же, как тебе могло в голову придти такое?

— Юра, тебе что, понравилось, как я облизываю твои ноги? — спросил маг.

— Нет, — ответил Кузьмин, и сделал шаг назад, на всякий случай.

— Если бы ты знал, что иногда приходит мне в голову, освобождая очередной батончик от обертки, сказал Соловьев, — ты, наверное, меня бы четвертовал.

— Ой, — вскрикнул маг, когда в него угодила подушка.

— Скажешь еще какую-нибудь гадость, и в тебя полетит ваза, — предупредил Кузьмин.

— Все, я нем как рыба, — заверил Соловьев, когда взглянул на вазу стоящую сбоку от Кузьмина.

— Мужики, вы совесть имеете, два часа ночи, — кутаясь в халат, в дверях гостиной стояла Аглая. — А насвинячили-то как.

— Извини, жрать очень хотелось, — собирая обертки, оправдывался маг.

— Вызвали бы обслугу, они бы чего-нибудь принесли.

— Я и не додумался, — усмехнулся Соловьев. — Сейчас организуем, вы что-то будете?

— Я — нет, — ответил Юрий.

— Сок если только, — сказала Аглая.

Женщина забралась на диван с ногами и, словно кошка, протиснувшись под руку Юрия, устроилась у него на груди.

— Вы что, до утра не могли потерпеть с делами? — зевая, произнесла Аглая.

— Да нет у нас никаких дел, — поглаживая жену по голове, сказал Юрий.

— Что же тогда не спишь?

— Да этот оживший, — Кузьмин махнул в сторону Соловьева, который на ломаном английском договаривался со службой доставки, — разбудил своим чавканьем.

— Ну, тогда, — рука женщины нырнула под халат мужа, пойдем спать, день был тяжелый.

— А этого куда?

— А куда его денешь? — женщина наморщила хорошенький носик. — Придется терпеть до утра.

— Сейчас почавкаем, — радостно потирая руки, произнес маг, положив телефонную трубку.

— Андрюш, мы спать пойдем, ты как-нибудь без нас, хорошо? — зевая, спросила Аглая.

— Лады, только подушку киньте, — легко согласился маг. Он весь был в предвкушении, ожидая, когда наконец принесут еду.

«Что-то изменилось», — пронеслось в голове, и он открыл глаза.

Рядом на плече посапывала жена. Её рука обвила его шею, а на животе чувствовалась приятная тяжесть от женской ноги. Юрий лежал, боясь разбудить любимую, наслаждаясь запахом духов и теплом, идущим от Аглаи.

И все-таки что-то изменилось, Кузьмин чувствовал это сердцем. Он вообразил, как учил его Соловьев, линию и стал мысленно передвигать эту линию по кругу, сканируя пространство вокруг себя. Едва его мысленный взор достиг жены, как видение наполнилось слабым свечением. Юрий затаил дыхание, боясь спугнуть картину, он медленно стал проводить воображаемую линию по телу женщины. Когда мысленный сканер достиг уровня живота, сердце Кузьмина бешено забилось, низ живота жены излучал тепло и был окрашен сразу несколькими цветами. Почему-то Юрий был уверен, что так могла светиться зарождающаяся жизнь. Кузьмин несколько раз втянул воздух через нос, выдыхая через рот стараясь успокоиться.

— Может, мне просто показалось, — прошептал он.

Кузьмин снова закрыл глаза, и повторил сканирование, результат был тот же, мало того, ему на миг показалось, что он даже увидел лицо будущего ребенка.

— Юра, что с тобой? — обеспокоено, произнесла Аглая.

Кузьмин открыл глаза, на него смотрели тревожные глаза.

— Ничего, ничего плохого, — улыбнулся Юрий и обнял жену.

— Подожди, — стала вырываться из объятий супруга Аглая, и когда ей это удалось, повторила, — ты сказал что ничего плохого, а что тогда?

— Мы беременны!

Лицо Аглаи сразу серьезным:

— Не шути так, — холодно произнесла Аглая и слезла с кровати.

Холодность Аглаи была вызвана тем, что она не могла иметь детей из-за аборта. Женщина знала, что муж очень хотел иметь ребёнка, да и она сама об этом давно мечтала, особенно после замужества. Её полному счастью мешало лишь отсутствие маленького существа в доме. Иногда, особенно когда Кузьмин задерживался на работе или уезжал в командировку, она рыдала в подушку, ругая себя за глупость, совершённую в молодости.

— Солнце моё, с чего ты взяла, что я шучу? Я тебе вполне серьезно говорю — ты беременна.

Юрий встал и подошел к жене.

— Не спрашивай откуда, но я знаю, что это так, — глядя в глаза жены, твердо произнес он.

Аглая не выдержала и расплакалась.

— Ты чего? Все ведь хорошо, — вытирая слезы, спросил Кузьмин.

— Не знаю, от радости наверно, — хлюпая носом, ответила женщина. — Но если ты меня обманешь, я от тебя уйду.

— Знаю.

Аглая еще раз шмыгнула носом, затем улыбнулась:

— Пошли, посмотрим, что там с нашим воскрешенным?

Вопреки ожиданиям супругов, застать мага спящим им не удалось. Соловьев стоял на балконе, в чем мать родила, раскинув руки.

— Гм-гм, — кашлянул в кулак Кузьмин.

Чародей на деликатный жест ответил поворотом головы. Его, казалось, совсем не смутило то, что он голый стоит пред супругами.

— Воспитанные люди, прежде чем войти в комнату, стучат, — произнес маг, манера говорить и выражение лица напомнила Кузьмину одного знакомого кота, который обожрался сметаны и поэтому пребывал на высшей ступени блаженства.

— Должен тебе заметить, что мы не входим, а выходим, — ответил Юрий на реплику чародея. — И если мы заговорили о правилах хорошего тона, ты должен знать, что в таком виде не принято стоять перед женщиной.

— Гран пардон, — сказал Соловьев, взял полотенце, обмотался им и сделал реверанс. — Приветствую вас, мадам и мусью. Прошу простить меня за рабочую обстановку в моих владениях, но тем не менее, я рад видеть вас.

— Паяц, — направляясь в ванную, бросила Аглая.

— Ого, — удивленно присвистнул Кузьмин, когда увидел стопку тарелок и коробок от пиццы на столе. — И куда это в тебя все влезло?

— В рот, — честно признался маг.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Кузьмин, наливая себе воды в стакан.

— Нормально, только слабость и есть все время хочется, — ответил Андрей.

Он неспешно подобрал сваленную у кресла одежду и стал неспеша одеваться.

— Что с тобой случилось на корабле?

— Юр, давай не на голодный желудок, а то у меня такое состояние, что убить кого-то хочется, — ответил чародей.

Кузьмин закашлялся, подавившись водой.

— Ты так больше не шути, — отряхиваясь, произнес он.

— А я и не шучу, — серьезно произнес Соловьев, — мне действительно очень хочется есть.

— Да ты сожрал столько, что на пятерых хватило бы, — глядя на гору объедков, произнес Кузьмин.