Гавайи: Миссионеры - Джеймс Миченер

Когда она разлеглась на полу в своем дворце, то сначала порвала первое послание, в задумчивости покусала кончик ручки, после чего аккуратно вывела: "Король Лихолихо. Я сказала Келоло, чтобы он спал не в моем доме. Он покупает корабль. По-моему, это очень глупо. Твоя тетя Малама".

Она протянула письмо Эбнеру, и когда он изучил его, Малама добавила:

– Завтра, потом ещё раз завтра и ещё, я хочу, чтобы ты приходил ко мне и рассказывал, что должна делать алии нуи. И тогда через месяц на меня снизойдет Божья благодать.

– Так ничего не получится, Малама.

– А когда она на меня снизойдет?

– Может быть, что и никогда.

– Я обязательно найду её! – прогремела огромная женщина. – Завтра ты придешь сюда и научишь меня, как её искать.

– Но я не могу сделать этого, – решительно произнес Эбнер.

– Ты это сделаешь! – угрожающе зарычала Малама.

– Ни один человек не может найти милость Божью для другого, – упрямо повторял миссионер.

С необычайным проворством Малама вскочила на ноги и схватила своего маленького наставника за плечи:

– Как мне найти благодать Божью? – не отступала она.

– Вы и в самом деле так хотите это знать?

– Да, – рассерженно кивнула Малама и тряхнула Эбнера, словно перед ней стоял маленький провинившийся ребенок. – Скажи же мне!

– Встаньте на колени, – приказал Эбнер и сам опустился на колени, чтобы научить женщину правильно молиться.

– И что дальше? – прошептала заинтригованная Алии Нуи, глядя на священника своими огромными глазами.

– Закройте глаза. Руки сложите вот так, в форме крыши храма. Теперь скажите: "Иисус Христос, мой владыка, научи меня быть смиренной и возлюбить Тебя".

– Что такое "смиренная"? – чуть слышно поинтересовалась Малама.

– Смиренная – это значит, что самая великая Алии Нуи считает себя таким же человеком, как тот рыбак, который ловит форель в пруду, – пояснил Эбнер.

– Ты хочешь сказать, что даже раб…

– Малама! – нахмурился Эбнер, увлекшись своим толкованием закона Божьего, – похоже, что именно сейчас самый низкий раб, который ищет в горах сандаловое дерево, имеет куда больше шансов найти милость Божью, нежели вы.

– Почему? – продолжая стоять на коленях, женщина умоляюще смотрела на священника, требуя объяснений.

– Потому что он может найти для себя Бога в любой момент. Этот раб скромен. А вы полны гордыни, к тому же всегда спорите и не желаете смириться перед Господом.

– Но ты тоже очень гордый, Макуа Хейл, – возразила женщина. – А ты сам смиряешься перед Господом?

– Если завтра Бог прикажет мне войти в море и продвигаться до тех пор, пока волны не скроют меня, я сделаю это, не размышляя ни о чем. Я живу для Господа Бога. Я служу Ему. Господь Бог есть мой свет и мое спасение.

– Я понимаю, – кивнула Алии Нуи. – Я буду молиться о том, чтобы стать смиренной. – И когда священник удалился, она все ещё продолжала стоять на коленях и держать руки в форме церковного шпиля.

В течение следующих дней Эбнер не встречался с Маламой, поскольку в Лахайне начался необузданный разгул матросов с китобойных судов, охвативший все селение. А так как Келоло увел с собой всех мужчин в горы, сражаться с буянами пришлось одному лишь миссионеру. Волнения начались вечером, когда с кораблей, промышлявших китов у берегов Японии, на берег были отпущены восемьдесят моряков. Первым местом, которое они посетили все как один, была винная лавка Мэрфи. Оттуда китоловы разбрелись по всей Лахайне, и везде умудрялись учинять драки, дебоширить, хулиганить, а кто-то даже совершил убийство. Приободренные полным отсутствием местной полиции, которая могла бы хоть немного приструнить разбушевавшихся выпивох, матросы разбились на небольшие шайки и принялись грабить дома гавайцев. В особенности их интересовали молодые женщины и девушки, и когда они находили их, то сразу же волокли на свои суда. При этом никто не интересовался, являлись ли захваченные проститутками или же добропорядочными матерями семейств. В результате были изнасилованы многие жены тех островитян, которые в это время честно искали в горах сандаловое дерево по приказу Келоло.

Наконец, не выдержав подобного положения вещей, Эбнер Хейл надел свой черный фрак, выбрал лучший галстук, покрыл голову знаменитой касторовой шляпой и отправился на пирс.

– Отвезите меня на китобойное судно! – потребовал он у стариков, бесцельно шатающихся вдоль берега, и когда маленькое каноэ подплыло к первому кораблю, выяснилось, что капитан временно отсутствует. На втором судне шкипер за перся в своей каюте с местной девушкой и не желал выходить оттуда ни на какие переговоры с миссионером, отчаянно ругаясь за закрытой дверью. Правда, с третьим судном священнику повезло немного больше: он очень быстро обнаружил капитана, пьющего виски, и сразу же обратился к нему:

– Ваши люди развратничают в Лахайне.

– Собственно, за этим я и отпустил их на берег, – безразлично отозвался капитан.

– Они насилуют местных женщин!

– Они всегда поступают именно так, когда мы заходим в этот порт. Кстати, женщинам это нравится.

– А вчера вечером было совершено убийство, – продолжал Эбнер.

– Ну, если вы поймаете убийцу, мы вздернем его на рее, – пообещал капитан.

– Но это может быть как раз матрос с вашего судна.

– Скорее всего. Я бы безо всякого сожаления повесил во семь матросов из своей команды. Как было бы приятно посмотреть, что эти мерзавцы раскачиваются на реях!

– Капитан, неужели вы не испытываете ни малейшего чувства ответственности за то, что сейчас происходит на берегу?

– Послушайте, святой отец, – усталым голосом отозвался капитан, – два последних вечера я сам провел на берегу. И единственная причина, по которой сегодня я вынужден оставаться здесь, заключается в том, что я уже чертовски стар, что бы кутить три ночи напролет, вот что я имею в виду.

В этот момент с берега раздался отчаянный крик, и одна из хижин вспыхнула. Из каюты капитана было хорошо видно, как полыхал дом, и Эбнер встрепенулся: пострадавшее жилище находилось рядом с его собственным домом. Священник запаниковал, испугавшись за Иерушу. Указывая на капитана пальцем, он пригрозил:

– Капитан Джексон, с корабля "Горн", вышедшего из порта Салем! Я обязательно напишу письмо в вашу церковь, и сообщу вашему священнику в подробностях о том, как ведет себя один из его прихожан, когда попадает в Лахайну!

– Упаси Господи! – взревел капитан, отставляя в сторону свою кружку с грогом. – Если вы только упомяните меня в своих письмах… – Он бросился на Эбнера, но был уже на столько пьян, что промахнулся, и его огромное тело неуклюже врезалось в стену.

– Капитан, вы не можете так лицемерить! – торжествен но произнес священник. – В Лахайне – настоящий зверь, а в Салеме, что ж, святой, что ли? Вы должны немедленно прекратить безобразия на берегу!

– Я сейчас схвачу за твою цыплячью шею и придушу прямо здесь! – бушевал Джексон. Он действительно попытался поймать миссионера, но тот с легкостью снова увернулся от буяна. – Проваливай с моего корабля! Лахайна всегда считалась отличным портом, пока в нем не появился ты!

На берегу загорелась ещё одна хижина. Эбнер вышел на палубу, и увидел, что из дома в ужасе выбежала девушка, за которой вдогонку неслись четверо матросов. Вот, оказывается, для чего они устраивали поджоги!

– Да простит их Господь! – начал молиться Эбнер. – Не удивительно, при таких капитанах…

Он не договорил, и спустившись в каноэ, быстро очутился на берегу, полный решимости защитить хотя бы собственную же ну. Хейл очень волновался, что переживания могут повредить беременности Иеруши, но прежде чем он успел добраться до собственного дома, у самого пирса произошло ещё одно неприятное происшествие. Всполошились даже те пьяные матросы, которые просто прогуливались по берегу. Трое огромных китобоев, которые вот уже некоторое время рыскали по дальней части территории, принадлежавшей Маламе, наконец, разыскали её дочь Ноелани, и теперь, радостно выкрикивая какие-то сальности, волокли её по пыльной улице в поисках удобного местечка, где можно было спокойно поразвлечься с жертвой. Девушка пыталась сопротивляться, и что-то отчаянно кричала на гавайском языке, пока матросы ругались по-английски.

Несколько стариков, ослабевших настолько, что их не взяли в горы за сандаловым деревом, попытались как-то остановить насильников, проявляя при этом свою верность местной знати, однако их тщетные потуги даже не были замечены матросами: кто-то из них небрежно отшвырнул стариков в сторону одной рукой. Правда, моряков могло оправдать лишь одно обстоятельство: они не понимали того, что все то, что могло пройти с простой девушкой, в отношении дочери алии считалось святотатством и могло повлечь за собой серьезные последствия. На шум сбежались ещё какие-то старики, но тоже быстро получили свою порцию тумаков, а пьяные моряки продолжали тащить пленницу дальше.