Король и спящий убийца - Владимир Гриньков

– Ударим по больному! – предложил он.

– Жестоко! – пыталась протестовать Светлана.

– Переживет! – ответил безжалостный Демин. – Пора уже и интеллигенцию прижать к ногтю! Мы все снимаем сюжеты с участием простых трудяг, людей от станка, а вшивая интеллигенция похихикивает и потирает радостно руки! Так вот пускай побывает в шкуре…

– Не юродствуй, – попросила Светлана. – Давай говорить серьезно.

– А я и говорю серьезно, – ответил Демин и засмеялся. – Честно, очень уж мне хочется за этим Забродиным понаблюдать.

– Он прав, – согласился я. – Мы ведь снимаем типажи. Всегда подбираем для съемок человека, который очень узнаваем. Он как будто живет в соседнем подъезде. И вот эта узнаваемость играет нам на руку. Так зритель быстрее схватывает нашу задумку. И этот Забродин – просто находка. Из проектного института, инженер, потомственный интеллигент. Ведь это особый сорт людей, продукт большого города. Любит комфорт и не любит конфликтных ситуаций. Если в очереди начинается крик и гвалт, он морщится, старательно демонстрирует свое неодобрение. Если где-то драка, он не бежит туда смотреть, что происходит, а стремительно ретируется. Пьяных он не любит, но заискивает перед подвыпившим соседом – чтоб не рассориться. А если уж попал в конфликтную ситуацию – как правило, теряется и поступает совсем не так, как тот же самый сосед, у которого пять классов образования.

Я обвел взглядом своих соратников.

– Ну? Видели ведь таких?

– Да мы и сами такие, – призналась Светлана.

– Вот и посмотришь на себя со стороны, – заключил я.

Забродин действительно оказался именно таким, каким я себе его представлял. Не очень-то и старый, но с сединой в волосах. Немодные очки и такой же немодный костюм серого цвета с едва заметным узором – полоской. В руке – журнал. А в глазах – потомственная интеллигентская кротость. Он вошел в мастерскую и долго стоял у стойки, не смея потревожить Демина. Демин сегодня был у нас телемастером и сейчас сосредоточенно исследовал внутренности какого-то допотопного телеаппарата. В этом деле он, конечно, ничего не смыслил, и единственной целью его манипуляций было дождаться хоть каких-нибудь забродинских слов – после этого Демин должен был поднять голову и вступить в беседу, как и было предусмотрено сценарием. Но вот что не было предусмотрено сценарием, так это степень застенчивости нашего героя, и Демин, вконец изведясь, был вынужден лично проявить инициативу. Оторвался от своего увлекательного занятия и осведомился неприветливым голосом:

– Чё? Проблемы?

И взгляд у него был не очень-то добрый. Обычный взгляд человека, утомленного работой в сфере одного из самых ненавязчивых сервисов в мире. Привыкший к подобному обращению Забродин судорожно вздохнул и коротко сообщил:

– Телевизор.

– Чё – телевизор?

– Поломался.

– Ломаются девушки, – поделился итогом своих многолетних наблюдений за жизнью Демин. – А телевизоры выходят из строя.

– Да, вы правы, безусловно, – изобразил подобие улыбки Забродин.

Помялся. Демин терпеливо ждал.

– Он в машине, – сообщил наконец Забродин.

– Кто в машине?

– Телевизор, – ответил Забродин и показал рукой куда-то за спину, чтобы было понятнее.

– Так неси.

– Я один.

– И я один, – мягко ответил Демин, глядя на клиента ласковым взглядом.

Этим взглядом он хотел сказать, что один плюс один – это, конечно, всегда два, но чтобы сие арифметическое действие совершилось, нужно – что?

– Я заплачу, – сказал догадливый Забродин.

– А я и не сомневался, – сообщил ему Илья.

Они вышли на улицу, где на заднем сиденье старенькой забродинской машины покоился «неисправный» телевизор. Еще пару дней назад «Панасоник» работал так, как и положено работать японской технике – и картинка была что надо, и звук не пропадал, – но подосланный нами «диверсант» с разрешения действовавшей с нами заодно забродинской тещи что-то там подкрутил, и «Панасоник» перестал включаться. Теща подсказала безутешному Забродину телефончик телемастерской – и наш герой попал в тщательно сооруженную ловушку.

Когда телевизор внесли в мастерскую, здесь уже присутствовали новые действующие лица. Дима изображал деминского напарника, на нем даже был такой же грязный синий халат, как и на Илье, а еще один член нашей съемочной группы – молодой, двадцати с небольшим лет, парнишка – был облачен в дорогой костюм и не менее шикарный галстук, который стоил едва ли не половину цены костюма. Этот парнишка был учтив и приветлив и являл собой полную противоположность «телемастерам», которые, судя по их лицам, просыхали только в те дни, в которые находились под отеческим присмотром работников медвытрезвителя.

«Панасоник» водрузили на стол. Дима тотчас отвлек клиента, заняв его совместным заполнением квитанции. Тем временем забродинский телевизор был заменен точно таким же. Мы исповедовали принцип покойного Самсонова: никогда не портить вещи, принадлежащие нашим героям. Забродин, впрочем, об этом ничего не знал, и для него все должно было происходить всерьез.

Когда с заполнением квитанции было покончено, из-за спины Забродина вынырнул тот самый молодой человек в дорогом костюме. В руках он держал пачку каких-то бланков и при этом улыбался улыбкой человека, пытающегося всучить клиенту какой-нибудь супертовар – супершвабру, к примеру, – который совершенно не нужен человеку из-за своих заведомо сомнительных потребительских качеств.

– Я из общества потребителей, – сообщил с восторженной улыбкой парень в дорогом костюме. – Предлагаю оформить договор на тестирование вашего телеприемника.

– Не надо мне никакого тестирования! – поспешно заявил Забродин и даже нахмурился.

Я его прекрасно понимал. Во-первых, если тебе улыбаются широко и ободряюще, значит, хотят вытянуть из тебя деньги. Об этом знает каждый русский человек. Во-вторых, Забродина, пережившего перестройку, павловскую денежную реформу и потерю денег в одной из небезызвестных финансовых пирамид, теперь не так-то просто было втянуть в сомнительное предприятие. Он был научен, что ничто не дается человеку даром, без последующей расплаты, и с этим убеждением он, я думаю, должен был прийти и к смертному одру. Так что мы ожидали подобной реакции и были к этому готовы.

– Вы меня не поняли, – сказал представитель общества потребителей и улыбнулся еще шире, чем прежде, хотя мне казалось, что это уже невозможно. – Тестирование производится совершенно бесплатно.

– Бесплатным бывает только сыр в мышеловке, – продемонстрировал эрудицию потомственный интеллигент Забродин.

– Вы правы, – ответил ему собеседник. – Ничего бесплатного в нашей жизни нет. Но для вас, лично для вас, тестирование действительно не будет стоить ни копейки. Потому что его оплачивает союз производителей теле– и радиоаппаратуры России.

Голос его становился все более доверительным.

– Этот союз, обеспокоенный засильем импортной техники, пытается найти управу на зарубежных производителей. И один из путей – доказать, что не такую уж качественную продукцию завозят в Россию.

Вот теперь Забродин – я видел это по его глазам, наблюдая за ним из своего укрытия, – что-то начал понимать. Перекрыть кислород зарвавшимся капиталистам, травящим наших детей черт знает из чего сделанными «сникерсами» и наводняющими страну нераспроданными остатками своей залежалой продукции, – это было ему понятно и близко. Правда, его смущало то, что свой-то «Панасоник» он считал вещью очень даже неплохой, хотя тот вот действительно чего-то сломался, но это, как он считал, явление разовое и нетипичное. И еще – Забродин во всем происходящем пока не видел ничего интересного для себя лично. Но и это мы предусмотрели, разрабатывая сценарий. И наш «представитель общества потребителей» уже плел паутину, глядя на Забродина ясным взором честных глаз и улыбаясь так широко, словно хотел, чтобы его улыбка разбежалась до ушей.

– Но самое главное, – говорил он, – это то, что вы сможете получить компенсацию от производителя, если ваш телеприемник не будет по своим характеристикам соответствовать декларируемым нормам.

Представитель общества потребителей продемонстрировал толстенный фолиант, испещренный иероглифами.

– Мы поможем вам составить иск, и вам выплатят большие деньги. – Он подумал и поправился: – Очень большие деньги.

– За что? – спросил осторожный Забродин.

– За моральный ущерб.

За моральный ущерб – это было Забродину знакомо. Слышал не раз. Где-то там, в чужой жизни, о которой он знал только понаслышке, хорошо и вольготно живущие люди очень пеклись о своем душевном спокойствии, и если кто-то по умыслу, а чаще просто по неосторожности это их спокойствие нарушал – тот тотчас расплачивался за нанесенные обиды звонкой монетой.

– И что – заплатят? – с нарождающейся надеждой поинтересовался Забродин.