Пламя хаоса - Амелия Хатчинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я увидел момент, когда она поняла, что позволила мне сделать. Как нахлынули на нее сожаление и ненависть, когда разум очнулся от удовольствия, которое я ей доставил. Она возненавидела меня за то, что я заставил ее так откликаться. Это была не та жгучая ненависть, что я желал, но боль, которую ощущала женщина после того, как тело остывало и разум начинал нашептывать свое.
Арья обвинила меня, что я ее вынудил, не в состоянии взять на себя ответственность за то, что сама попросила дать ей кончить. Я видел, как ее красивые глаза наполнились отвращением к себе, и мне было ненавистно наблюдать за переменами в ней. Я не хотел, чтобы она чувствовала себя виноватой за то, что трахнула мой рот, не когда мы оба оказались под влиянием древней магии.
Мне стоило огромнейших усилий не разорвать ее тонкие кружевные трусики и не загнать в нее толстый, твердый член, когда магия завладела нами обоими. Не загнал же? Нет. Я вел себя прилично и позволил ей получить разрядку, не взяв того, о чем она наверняка пожалела бы позже. Я, блядь, проявил к маленькой сучке милосердие, и это злило больше, чем страсть к ней.
Я забрал ее воспоминания, но оставил свое имя клеймом на плоти. Я сказал, что она не сумеет солгать, если я правильным тоном воззову к ее подсознанию. Имя на ее плоти клеймило ее моей собственностью.
Это значило, что стоит только кому-то задумать причинить ей боль, я смогу быстро узнать и найти ее, прежде чем она вообще осознает опасность. Никто не сломает ее, кроме меня. Я не должен был хотеть ее защищать, но, черт меня дери, хотел. Это была первобытная потребность, что-то настолько собственническое, что я и сам не до конца понимал. Я должен был бы желать смерти этой маленькой сучке, но даже мысль о мире, где ее не существовало, выводила меня из себя. Это было гребаное осложнение, которое я ненавидел, и все же она не умрет, пока я не разрешу.
Она мне даже не нравилась, но я ее хотел. Я ненавидел в ней все, вплоть до накрашенных пальчиков на ногах. Я ненавидел то, что она мне возражала, да еще и с огнем, тлеющим в глазах. С розовых губок срывалось «я пас» всякий раз, как разум показывал ей картины нашего секса. Но не потому, что она его не хотела. Я скрипел зубами от желания сорвать с нее одежду, усадить на себя и излиться внутрь. Нет, она знала: когда это случится, она изменится навсегда. После она останется лишь сломанной вещью, которую не исправить никакой магией, сколько ни вливай. И это ее пугало. Даже больше: это ее возбуждало.
Хорошо. Так и должно быть.
– Нокс, я могу тебя отвлечь? – спросила Регина, глядя на меня со страхом и надеждой.
– Вставай, мать твою, на колени и открывай никчемный сраный рот.
– Я подумала, на этот раз мы могли бы зайти дальше? – прошелестела она, и я повернулся к безмозглой суке, которая верила, что она для меня не просто теплая дырка.
Регина была из древних, полезная в данный момент, но все равно здесь ее ждала смерть. В преданиях указано, что ее жизнь оборвется здесь и сейчас, прежде чем мы закончим в этом никчемном мире человеческих созданий.
Она думала, что может играть со мной, но даже не знала правил моей игры. Арья была огнем и страстью. Регина – льдом и вязкостью. Она была здесь, потому что служила определенной цели в моих планах, но ее легко заменить. Арью – нет. Она другая, больше, чем просто плоть для удовлетворения потребности, и я чертовски это ненавидел.
– Становись на сраные колени или проваливай, карга.
– Это ведь из-за Арьи? Ты ее хочешь. Я наблюдала за вами: ты сходил с ума от желания. Она станет твоей погибелью, если ты сейчас же с ней не покончишь.
Я не ответил, потому что это был не вопрос, и я не отчитывался этой суке; это ей надлежало отвечать мне за преступления против моего вида. Она была жалкой и никчемной, ее телом пользовались все, и тем не менее – она хотела меня, потому что мне все равно, сломаю я ее или нет. От нее пахло моими людьми, и это вызывало у меня отвращение.
Арья не была бы такой со мной. Ей не нужно раздвигать ноги и упрашивать мужчин ее трахнуть. Чем бы мы ни были, мы не умоляли; мы брали и разрушали. Мы не трахались с никчемными созданиями, если только не играли роль. Я играл, но мысль о том, чтобы трахнуть Регину, заставила член обмякнуть.
– Проваливай.
– Нокс, детка, – произнесла она, и я позволил ей услышать зов зверя, дал силе внутри меня ее коснуться, и в глазах Регины вспыхнул страх.
Арья же возбуждалась, даже не зная, что это. Она, блядь, рокотала в ответ, и все во мне стихло, страстно желая услышать ее вновь. Большинство женщин бы сбежали, однако она колебалась, наблюдала и хотела изучить меня глубже. Арья была невероятно умна, и это чертовски возбуждало, даже больше, чем ее теплая розовая плоть. Она была не просто тремя дырками, которые нужно растрахать; она была умом и красотой.
Ее потребность знать нашу землю ставила ее на шаг впереди других бесполезных созданий в этом странном королевстве, частью которого они жаждали стать, но прятались в тени, как слабоумные сучки. Они прятались, Арья – нет.
Она наблюдала, училась и знала все способы обрушить это место на их головы, если возникнет необходимость – и даже не осознавала, что именно это и делает. Точно так же, как она поступала со мной. Изучая, пока я издевался над ней, будил в ней зверя и, будь я проклят, толкал в пропасть только для того, чтобы посмотреть, как внутри нее горит это пламя.
Я был ублюдком, но мне не нравилось причинять боль женщинам. Арью я ранил, чтобы подвести ее к грани, посмотреть, как тварь внутри нее поднимает голову, предупреждающе обнажая белоснежные клыки.
Глава 27
Нокс
Я намеренно грубо прижал Арью к кровати, чтобы она прочувствовала мой член животом и поняла, насколько глубоко он будет, когда я ее возьму. Я бы, блядь, растрахал эту невинную плоть, и она
