Воспоминания о моем отце П А Столыпине - М Бок

Помню, как во время посещения принцем Генрихом и принцессой нашего броненосца "Цесаревич", принц долго и оживленно за бокалом шампанского в адмиральском помещении говорил с адмиралом Литвиновым, который слушал его с очень довольным выражением, и до нас донеслись слова:

- Каковы бы ни были отношения между Россией и Германией, я всегда останусь верным другом вашего царя, и он всегда найдет во мне поддержку. Я вас прошу по приходе в Россию доложить эти мои слова государю императору.

Через дня два после нашего возвращения в Берлин из нашего консульства поступило ко мне сообщение о неблагонадежности генерала Курлова по отношению {301} к моему отцу. Сообщение было настолько серьезно, что мы решили выехать в тот же день в Петербург, чтобы сообщить об этом моему отцу и предупредить его.

Приехав в Петербург утром, я просила папa за завтраком уделить нам время для важного разговора с ним. Мой отец назначил в пять часов в саду Зимнего дворца, где он совершал в это время прогулку. Когда мой муж передал все полученные нами сведения, папa, нахмурившись, сказал:

- Да, Курлов единственный из товарищей министров, назначенный ко мне не по моему выбору; у меня к нему сердце не лежит, и я отлично знаю о его поведении, но мне кажется, что за последнее время он, узнав меня, становится мне более предан.

{302}

Глава XXXIV

Мой отец в этот наш приезд в Петербург был сильно озабочен делом, причинившим ему много неприятностей. Началось оно с такого в сущности пустого вопроса, что никак нельзя было сначала предполагать, во что оно выльется. Виной всему этому делу явилось морское ведомство со своим министром, генерал-адъютантом Диковым во главе. Диков был милый старик, настоящий "морской волк", но человек абсолютно незнакомый со столь важными при внесении законопроектов в Государственную Думу юридическими тонкостями, к тому же, это был, вероятно, первый проводимый морским ведомством законопроект.

После разгрома нашего флота при Цусиме образовался в Петербурге кружок морских офицеров с лейтенантом Колчаком, впоследствии, во время гражданской войны, верховным правителем России, во главе. Этот кружок задался целью разобраться в недостатках и недочетах, приведших наш флот к гибели, а, сделав это, разработать проект морского Генерального Штаба. Такие штабы существовали уже в Японии и Германии и являлись совершенно необходимыми при переходе флота с парусов на пар. Представленный кружком проект, весьма тщательно им обработанный, был одобрен морским министром. Составленные для его существования штаты, вызывавшие расход менее ста тысяч рублей в год, были, вместе с законопроектом об утверждении самого Морского Генерального {303} Штаба, внесены в Государственную Думу. Штаты прошли гладко, и Дума утвердила их, как и само учреждение Штаба, после чего дело автоматически пошло в Государственный Совет.

Дело это было столь незначительно, что им никто не интересовался. Но на первом же заседании финансовой комиссии Государственного Совета вопрос этот принял совершенно неожиданный оборот.

Член Государственного Совета Дурново поднял вопрос о том, что Государственная Дума незаконно утвердила законопроект, так как, согласно ст. 96, организационные мероприятия по управлению флотом принадлежат верховной власти и, таким образом, в данном случае нарушены прерогативы государя императора.

Допущенная ошибка повлекла за собой отставку морского министра. Моему отцу же предстояло решить нелегкую и крайне неприятную задачу: как выйти из этого положения? Дать Государственной Думе возможность вмешиваться в дела, компетентные лишь верховной власти, - значит создавать прецедент к отнятию этих прерогатив у государя императора, т. е. допустить то, к чему так стремились первые две Думы. Возвратить же законопроект в Думу - значило, во-первых, вызвать с ней конфликт, а, во-вторых, отсрочить проведение штатов.

Моего отца всё это очень беспокоило - не хотелось ему портить столь хорошо наладившихся отношений с Государственной Думой и было недопустимо отсрочивать учреждение столь необходимого Морского Генерального Штаба. Еще менее возможно было допустить вмешательство в прерогативы государя, оберегаемые моим отцом всегда с такой любовью и преданностью. Таким образом, благодаря П. Н. Дурново, этот вопрос из ничтожного и прошедшего бы незамеченным в Государственном Совете, обратился {304} теперь в громкое дело и затянулся до ранней весны, когда попал, наконец, на рассмотрение общего собрания Государственного Совета.

В это время я уже была в Берлине и с интересом ждала известий о заседании, на котором папa намеревался выступить с речью. Но как раз в это время мы получили грустное известие о том, что мой отец заболел воспалением легких.

Эта тяжелая болезнь, переносимая теперь папa во в второй раз, была очень опасна, и мы все пережили тревожные дни, пока, наконец, не получили извещения о том, что опасность миновала, силы возвращаются и что государь предложил папa отдохнуть несколько недель в Крыму, в Ливадии. Таким образом по вопросу о штатах папa выступить не пришлось и выступал по нему в Государственном Совете министров финансов В. Н. Коковцов. Папa же с семьей уехал в Ливадию, куда выехала из Гёггингена Наташа.

Вернувшись в Петербург, папa, чуть ли не в первый день, получил от государя письмо с неутвержденными государем штатами Морского Генерального Штаба и приказом отнести содержание Штаба за счет десятимиллионного кредита. Этим государь показал, что он не допускает вмешательства в его прерогативы, несмотря даже на то, что ошибка морского ведомства была утверждена Государственным Советом.

{305}

Глава XXXV

Этой весной 1909 г. мы совершили очень интересную поездку в Гаагу. Мой муж был аккредитован морским агентом, кроме Германии, и в Голландии. Это заставляло его по несколько раз в год наезжать в Гаагу. В этот раз поездка его совпала с торжеством крестин дочери королевы Вильгельмины, принцессы Юлианы.

Прелестная, спокойная, как деревня, в обычное время, сейчас Гаага была неузнаваема. Повсюду флаги, гирлянды и везде украшения оранжевого цвета, цвета иранской королевской династии.

Ликование народа, очень преданного своей королеве, выражалось часто в трогательно-патриархальных формах. Так по близости "Hotel des Indes", где мы жили, перед дворцом особенно любимой народом королевы-матери по вечерам девушки и парни в национальных костюмах водили хороводы и пели народные песни прямо на площади. Народные голландские костюмы встречались вообще очень часто, и весь город дышал средневековьем со своими старинными постройками и маленькими лавчонками, где хозяин, он же и продавец, он же и мастер, виднелся через открытую дверь сидящим часов до одиннадцати вечера за своей работой...

В один из ближайших после приезда нашего дней, мы представлялись королеве Вильгельмине и принцу-супругу во дворце, а несколько дней спустя {306} присутствовали в церкви на крестинах новорожденной наследной принцессы.

Представление происходило очень торжественно, гораздо торжественнее, чем у наших императриц. Королева сидела в большом зале на кресле, а принц стоял поблизости. Когда подошла моя очередь, я сделала полагающийся реверанс, и весь разговор так и стояла в почтительном отдалении от сидящей королевы. Руки она не подавала.

Принц оказался очень разговорчивым и был так счастлив рождением дочери, что только о ней и говорил. Помню его, опоясанным оранжевым шарфом, говорящим моему мужу:

- Vous direz a votre Empereur comme ma fille est charmante, n'est ce pas? Vous la verrez au bapteme, elle est deja bien grande! (Вы расскажете вашему государю, как мила моя дочь? Вы ее увидите на крестинах, она уж совсем большая.).

Крестины происходили в церкви, куда статс-дама внесла на руках пакетик, в котором среди вороха кружев, шёлка и батиста было довольно трудно разглядеть крохотное личико наследницы Нидерландского престола. Последовали прекрасная музыка органа и бесконечно длинная проповедь священнослужителя, из которой, конечно, я не поняла ни полслова.

Видно судьбой было предрешено, что мы эту весну проведем в путешествиях. Не пробыли мы в Берлине и десяти дней, как мой муж взял отпуск, и мы поехали в Вену, Париж и Лондон. Последнего города я еще не знала и очень интересовалась им, но любознательности своей не удовлетворила, так как на четвертый день нашего там пребывания мой муж был срочно вызван в Петербург по случаю предстоящего свидания государя императора с императором Вильгельмом.

Мои были все в Елагином дворце, где {307} остановились и мы. Оказалось, что отец мой тоже будет присутствовать на свидании императоров, и что состоится оно в Бьёрке, куда мой отец и мой муж вместе ушли на императорской яхте "Полярная Звезда".

На следующий день утром состоялось свидание. На первом же завтраке на яхте государя "Штандарт" папa сидел рядом с императором Вильгельмом, который будто совсем забыв императрицу Александру Федоровну, по правую руку которой он находился, весь завтрак проговорил исключительно с папa. Наконец, исполнилось его желание, и он мог лично обменяться мнениями с государственным деятелем, о котором много слышал. Он так заинтересовался личностью моего отца, что будто боялся потерять минуту времени, которую мог посвятить разговору с ним.