Сломанная любовь - Евсения Медведева

— А если не найду? — Саня достал сигарету, но, запнувшись о мой возмущенный взгляд, покорно убрал в карман джинс.

— Построишь, — я пожал плечами, пародируя фирменный жест Царёва.

— Вот же мне повезло, — друг рассмеялся, не сдерживая радости, что плескалась в его голубых глазах.

— Твоя жена – крестная мать моего сына, между прочим…

— Договорились. Но чур не к завтрашнему дню.

— К сентябрю успеешь?

— Успею, Королёв… Успею.

— Для меня задания будут? Может, метро построить? — все не мог уняться Гера. — Ты только скажи, я видел у Мишки там совок и ведёрко у калитки валяются. Хоть сейчас начать могу.

— Будет, Гера, — пропустил довольную ухмылку Керезя, но мне уже было не до шуток. Я всё посматривал на часы, понимая, что пора… — А найди мне Лену Лебедь? Она училась со мной вместе. Говорят, в Штатах живет, так вот мне контакт её нужен.

— Фух… — Гера наигранно стер пот со лба. — Это я могу.

— Есть ещё парочка заданий, — я махнул Катерине, чтоносилась по участку, гоняя с Мишкой футбольный мяч. Будущая Царёва понятливо кивнула, отправила мяч на участок Ольки, проводила Мишку за калитку и вприпрыжку бросилась к нам. — Гера, достань на субботу три билета на хоккей?

— Ты жив, мой дружочек? — Катя, несмотря на откровенное недовольство Сани, аккуратно приобняла меня. — Ты пережил Армагеддон, поздравляю с боевым крещением. Царёву в своё время тоже досталось от моей буленьки.

— Рано ещё поздравлять. Смотри, как на топор косится. Катя, через час у тебя встреча с Ксюшей, — я посмотрел на брякнувший телефон, на экране которого высветилась тонна разгневанных смайликов от подруги, что уже второй день обустраивает комнату для Мишки в моей пустой и холодной квартире. — Она приедет вместе с доставкой мебели. Яочень прошу тебя, помоги ей. Квартиру ты знаешь, — вложил в руку растерянной Катерины ключи и, махнув Ольке, обнимающей Мишку, пошёл к машине. — Я в долгу не останусь.

— Этот не останется, — вздохнул Керезь и пошёл следом, понимая, что ему предстоит бессонная ночь. — На ужин хоть пригласишь?

— Не сегодня… Вечером я с семьёй, — последние слова вылетели с хрипом, словно провели по наждачке, в которую превратилась слизистая горла.

—  Мирон, — окликнул меня Царёв, когда я уже садился за руль. — Знаю я эти напряженные морщины, что задумал? Вернее, чем помочь?

— А это зависит от того, как пройдёт моя встреча. Ладно… Пора мне… До вечера…

Ехал по знакомой дороге, прислушиваясь к сердцу, что должно было отбивать нервный танец, и даже усмехнулся, понимая, что тихо… Тем лучше…

Припарковался, закурил, осматривая двор, в котором не был много лет. Металлический гараж, за которым я с утра до вечера караулил Сладкову, снесли… Круглосуточного магазина, в котором покупал воду, чтобы умыться, кефир и булку с маком на обед, уже не было, а покосившиеся скамейки, на которых сидели бабульки, подозрительно осматривающие мою машину, убрали. Ну, и хорошо... Только их осуждающих взглядов мне не хватало.

Одиннадцать… Вышел из машины, прошёл по современному мягкому покрытию, сменившему мелкий песок на детской площадке, нажал заветный номер квартиры на панели домофона… Дверь открылась мгновенно. Ждёт…

Взметнулся на нужный этаж, толкнул приоткрытую дверь, в которую входил много раз, и вдохнул знакомый аромат цитруса.

— Здравствуй…

— Здравствуйте, Наталья Михайловна, — я опёрся о дверной косяк, осматривая коридор, что застыл в моём мозгу чётким воспоминанием. Взгляд скользнул по двери комнаты Сладкой, сверкнув глухими створками…

— Проходи, Мирон, — прошептала женщина. Попытка улыбнуться далась ей тяжело, на миг показалось, что глаза её блестят слезами… нет… не показалось. — Кофе?

— Да, спасибо, — снял кеды, по привычке оставив их чётко на коврике.

Женщина нелепо кивала головой, приглаживала идеальную укладку и разглаживала отсутствующие складочки на трикотажном платье песочного цвета. Она развернулась на каблучках и как-то рвано пошла на кухню, запнувшись на полпути. Всё в ней транслировало напряжение. Признаться, я и не ждал, что она согласится на разговор, ожидал, что взорвётся тирадой гнева и бросит трубку. Но нет, она выдержала паузу, а потом назначила время. Сухая, холодная… Это не та мама, от которой пахнет ванилью и жареными котлетами, а та, что вызывает страх и восхищение стальной осанкой, красотой лица и идеальной аккуратностью. Правильно Аля сказала… С обложечки она, и жизнь свою строила по журналу, в сценарий которой, ну, никак не входил татуированный хулиган и отбившаяся от рук дочь. Смотрел на неё и понимал, что не врала Аля. Не врала.

— Только давай без прелюдий? — рука матери дрожала, когда она насыпала длинной медной ложкой кофе в турку, дрожала, когда доставала знакомые чёрные чашечки с золотой кромкой из верхнего шкафчика и расплакалась ровно на том моменте, когда кивнула мне в кресло, за которым я обычно сидел, поедая её вкусные пирожки с яйцом и луком. — Я ко всему готова уже.

— Если вы готовитесь к скандалу, то можете расслабиться, Наталья Михайловна. Моей исповеди вы тоже не услышите, совесть вашу тяготить я не стану. Думаю, вам и без меня есть о чём подумать, поэтому перейдём прямо к делу, — я опёрся о подоконник, на котором обычно сидела Олька, почему-то не сумев пересилить себя и сесть в кресло. — Мне нужны факты. Часть я собрал, но этого ничтожно мало. Поэтому я очень рассчитываю на ваше откровение, Наталья Михайловна… Один раз, и больше вы меня не увидите, потому что у меня впереди счастливая жизнь рядом с любимой женщиной и сыном, которого лишили отца, а в прошлое я больше не вернусь.

— Что ты знаешь? — женщина апатично наблюдала, как выкипает из турки кофе прямо на идеально отполированную стальную плиту и не двигалась, опустившись на стул. Она еле двигалась, словно обессилила, а может, наоборот, впервые позволила ощутить себе всю тяжесть совершенных поступков.

— То, что могла знать Олька, — я выключил газ, стёр коричневую лужу белоснежной тряпкой, промыл турку и снова налил воду, чтобы всё же сварить кофе.

— Мы не разговаривали с дочерью много лет. Да мы совсем с ней не разговаривали не потому, что не любила я её, а потому что меня не научили этому.