Первый/последний (СИ) - Ру Тори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В сердцах пинаю мелкий камешек и сдаюсь:
— Окей. Проедем три остановки на маршрутке, или предпочитаете пройтись пешком?
Мама вручает Косте багаж, подкрашивает губы и настаивает на прогулке.
***
Затаив дыхание, я с самых дальних подступов мучительно всматриваюсь в глубины двора — надежда, что Влад ждет меня там, разгоняет пульс, но тут же тонет в горькой досаде: его нет, сломанная скамейка пуста.
Скорее всего, Болховский и в курилку заявлялся не по мою душу.
Впускаю незваных гостей в подъезд, провожаю на второй этаж и молча распахиваю железную дверь.
Костя, чье присутствие в этой квартире я боялась даже вообразить, галантно помогает маме снять плащ, вешает его на крючок и с видом короля проходит в комнату. Смятение в его бесцветных глазах сменяется торжеством. Мама ахает:
— И это ты называешь нормальными условиями, Эрика?
— Да, тут вполне комфортно. Что-то не так?
— Да все! Начиная с ремонта и заканчивая старой мебелью!..
— Если ты велик, будь скромен... — брякаю любимую присказку Влада и выдвигаю в центр комнаты два обшарпанных кресла. — Будьте как дома. Сейчас приготовлю бутерброды и чай.
Проигнорировав приглашение, Костя хмыкает и садится на диван — на тот самый диван, где мы с Владом совсем недавно переспали.
Жаркое, острое, но очень приятное чувство — непослушание — щекочет сердце. Щеки горят. Как же, черт возьми, жаль, что я навсегда потеряла этого странного, невесомого, неземного парня...
Плетусь на кухню и наполняю чайник. Нарезаю батон и сыр, приношу поднос с едой на письменный стол и опускаюсь на стул. Мозг работает в аварийном режиме.
У меня туго со спальными местами. Мама ляжет рядом, а Костю можно разместить на раскладушке. Стоит заранее приготовиться к тому, что утром он будет выговаривать мне из-за затекших боков, изводить и унижать, но я вовремя одергиваю себя: не будет! Я больше не позволю этому случиться.
Мама не может усидеть на месте — перехватывает кусочек сыра, восхищается орхидеей и делает миллион ее снимков с разных ракурсов.
Костя в отчаянии держит у носа платок, но я не спешу его спасать — загадочная аллергия на орхидеи появилась у нашего мальчика сразу после того, как я сказала, что люблю именно эти цветы, а не подаренную им хризантему.
Атмосфера искрит от напряжения, вязкий и густой воздух не насыщает легкие.
— Золотце, а можно в душ? — Костя не выдерживает первым — грузно поднимается, достает из сумки пакет с вещами и, безошибочно угадав направление, отваливает в ванную.
***
Как только за закрытой дверью раздается шум воды, мама, увлеченно умилявшаяся растением, подскакивает ко мне, протягивает какую-то скомканную бумажку и в ярости шепчет на ухо:
— Это еще что такое? Немедленно выброси! — немало офигев от внезапной перемены ее настроения, перенимаю бумажку, разворачиваю и опознаю административный протокол; мама бьется в тихой истерике: — Где парень, о котором ты мне говорила? Во что он тебя втянул? Моя дочь в ментовке, в пьяном виде... Уму непостижимо! Да еще и эта мерзкая записочка!.. А если бы Костя ее заметил?!.
Нарастающее раздражение отдается болью в виске, но я выдаю безмятежную улыбку — совсем как Влад. Он умеет быть выше обстоятельств, к нему не липнет грязь, и я пробую перенять у него эту суперспособность.
— Он меня кинул, мам. Как в твоей любимой кринжовой поговорке: поматросил и бросил.
— А это что? — мама косится на едва заметный засос, но я не заморачиваюсь:
— Укус. Вампира...
— Почему ты никогда не слушаешь меня, пустоголовая?! — мама в шоке и не выбирает выражений. — Сначала я думала, что ты сгоряча соврала о его существовании, но теперь понимаю: не зря Костя не находил себе места! Эрика, блин. Как можно променять давние, серьезные, надежные отношения на интрижку с каким-то подонком и хлыщом?!
— Ты учила, что чел с хорошей родословной не может быть подонком, — я виновато склоняю голову. — Но я познакомилась с ним уже здесь, так что твоя версия о причине моего отъезда не выдерживает критики.
Мама отлично считывает сарказм и шепчет еще тише:
— Не цепляйся к словам. После нашего с тобой разговора я спать не могла! Все приглядывалась к Косте, задавала наводящие вопросы... Хоть убей, но я не заметила даже намека на агрессию! Существует ли маленький шанс, что ты ошиблась?
— Нет, мам. Ни малейшего... — она бледнеет и поджимает губы, но упорно отказывается верить. Да и нужна ли мне ее вера, когда встать на ноги мне помогли другие люди?..
Кошмарное одиночество сбивает с ног и грозит вылиться в скандал, но вскипевший чайник щелкает раньше, чем я взрываюсь, и у меня появляется повод уйти.
***
Сосредоточенно протирая очки, Костя выходит из душа, и мама, дождавшись своей очереди и подхватив полотенце, огибает его и закрывается на шпингалет.
На Косте замызганные толстовка и треники, в которых тот обычно зависает дома — именно в них он был, когда решал мне домашку, заказывал доставку еды, орал в лицо проклятия и махал кулаками.
Волоски на руках встают дыбом, и я благоразумно отхожу подальше — на столе, в клубах пара, скучают чашки с крутым кипятком.
— Прими кольцо, — Костя плюхается на диван, возвращается к надоевшему разговору и отпивает чай. — Считай это запоздалым подарком на день рождения.
— Я его не отмечала. Ты был не в духе, и приглашения пришлось отменить.
Он тяжко вздыхает и технично съезжает с темы:
— Хорошо, признаю: я урод, и мне жаль. Пожалуйста, сделай одолжение и больше не вороши прошлое... Как я понял, тут скука смертная. Признайся, ты ведь раскаялась, что уехала из Москвы?
— Нет, — отрезаю. Мне не нравится, куда вырулил разговор.
Костя сверлит меня испытующим, ледяным взглядом, но я не пасую — я действительно не жалею, что спаслась и нашла силы выжить.
— Может, сходим куда-нибудь? — мягко продолжает он. — Утром самолет, а я так и не успел оценить и прочувствовать всю прелесть этого города.
Пальцы дрожат, ложечка позвякивает о фарфоровую стенку отколотой чашки, но я не поддаюсь: страх — всего лишь реакция на реальную или воображаемую опасность. Он только в моей голове.
— Есть одно заведение — «Черный квадрат». Сейчас там не проводят шумные тусовки, но он открыт для посещений. Предлагаю забуриться туда.
— Отлично, молодежь! — Румяная и благоухающая ароматом мандарина мама вплывает в комнату в моей футболке и пижамных штанах. — Развлекитесь хорошенько. Костя, милый, обещаешь доставить Эрику в целости и сохранности к двадцати трем ноль-ноль?
Костя степенно кивает и дует на кипяток:
— Ирина Львовна, да не вопрос!
***
Глава 41. Эрика
В жарком, запотевшем закутке ванной наконец уединяюсь я — наношу яркий макияж, трогаю пальцем татушку и глупо хихикаю, напяливаю самые крутые шмотки и всматриваюсь в свои синие, странные, чересчур огромные глаза.
Взгляд медленно скользит по узлам и рытвинам шрама, и интуиция воет голодной собакой. Под нежной, ненавязчивой заботой Влада я забыла об увечье, отпустила прошлое, и злость на Костю притупилась. Его угрозы, насмешки и кулаки будто происходили в другой жизни, или вообще не со мной...
И я вдруг осознаю, что прощение открывает перед нами множество дорог, ведущих к свободе, тогда как стремление к мести выматывает, разрушает и гонит в никуда.
На негнущихся ногах предстаю перед гостями, поправляю каре, одергиваю рукава блузки. Костя неловко ерзает и прищуривается, зато мама приходит в полнейший восторг и вскакивает с кресла:
— Новый гардероб? Откуда?
— Подарили...
— Просто шик. Отменный вкус!.. — она кружит возле меня, оценивает фасон и ощупывает качество ткани. — И шарф этот скучный сняла. Отлично! Вот это мы одобряем, да, Кость?
Костя, не ожидавший от меня такой смелости, растерян, деморализован и не может подобрать слов. Его обрамленный белесыми ресницами взгляд полон тоски и щенячьего раскаяния, и я усмиряю глубинную паранойю.