Механическое сердце. Черный принц - Карина Демина

- Останься… хотя бы сегодня останься.

Сегодня.

И завтра. Последние дни, которые, как назло становятся короче, словно кто-то свыше подгоняет время. И бабочки тускнеют. Да и ромашки - лишь рисунок.

Есть день.

И еще один… снег за окном. Клетчатый плед с винным пятном, и голова Кейрена у нее на коленях. Сон его тревожный, зыбкий, во сне он тоже стережет Таннис, но рано или поздно, ему придется уйти на день или два… двух дней хватит, чтобы уехать из города.

К морю.

Переплетенные пальцы рук, и полудрема, в которой проступает берег, белый-белый с влажной кромкой воды. И есть дом. Навес с креслом… рассвет и кофе.

Кто-то, стоящий за спиной Таннис.

Пускай… мечтам позволена свобода.

- Я вернусь, как только смогу, - Кейрен не хочет уходить.

Уикенд за городом.

Семья требует… есть долг, от которого не выйдет откреститься, но он все равно тянет до последнего, не спеша покидать дом и Таннис. А на пороге обнимает, держит долго, целует…

- Запах останется, - Таннис не выдержав, касается волос.

- Пускай… ты моя.

…только пока сама хотела этого. Но она не скажет вслух. И позволит ему поверить, что дождется. Наверное, это предательство, но Кейрен и вправду не позволит ей уйти.

- Прости… - она шепчет в спину.

А саквояж уже собран. Вещей немного… и из подарков его Таннис возьмет лишь золотую бабочку, с расписанными эмалью крыльями. На память.

Дилижанс отправится в полдень. Таннис успеет снять деньги со счета… и письмо написать. Нехорошо уходить, не попрощавшись, но… он простит.

Поймет.

Когда-нибудь он тоже отыщет свой берег.

Ее перехватили на вокзале.

Саквояж вдруг вывернулся из руки, а сама рука оказалась в тисках чьих-то пальцев.

- Здравствуй, дорогая, - раздался над ухом такой омерзительно знакомый голос. - Не ждала?

Жаль будет умереть, так и не добравшись до моря. И Таннис сжалась, предчувствуя удар. Но удара не последовало.

- Идем, - велел Грент. - Кое-кто очень хочет встретиться с тобой…

Глава 13

Зимний сад. И снег вторые сутки кряду.

Стекла морозом затянуло.

Молчание.

Люта мрачна. Она идет по дорожке, заводная кукла в шерстяном платье бледно-зеленого цвета. Под горлом платье заколото брошью-камеей, и Кейрена подмывает эту брошь стянуть, тогда, быть может, кукла оживет. Ей ведь не по нраву колючий воротничок и кружевные манжеты, турнюр, шлейф, что волочится по посыпанной крашеным песком дорожке, затирая их следы.

Люта молчит.

И ему сказать нечего. Но молчание угнетает.

- Ты не замерзла?

Поверх платья - соболиное манто, слишком тяжелое и солидное, чтобы принадлежать Люте. Мех переливается в свете бумажных фонариков, которыми украшен сад.

- Нет.

Люта трогает соболей, и лицо ее оживает, появляется выражение… брезгливое?

Раздраженное.

- Мы можем вернуться.

- Как хочешь.

Ей все равно. Она обижена на Кейрена, который вернул ее домой. Она ведь уговаривала поспособствовать побегу, помочь ей добраться до Перевала, а там она сама справится.

Домашняя девочка.

Справится… и бесполезно рассказывать о том, что мир, тот самый, который виделся Люте прекрасным и незнакомым, вовсе не так уж добр, а к слабым и беспощаден. Ей побег представлялся приключением, а Кейрен… врагом?

Но возвращаться желания нет.

Душно в доме. Тяжело. Ощущение такое, будто шейный платок горло пережал, и каждый вдох дается с боем. Но Кейрен дышит, и… кажется, он тоже - заводная кукла.

- Тебе нравится зима?

Беседка и деревянная решетка, выбеленная снегом. Внутри - сумрак, который странным образом разжимает узел, позволяя дышать нормально. Кейрен спешит, точно боится, что эта подаренная свобода вот-вот закончится. Пахнет деревом. И землей, смерзшейся, скрытой подо льдом. Немного металлом… тальком и воском, которым укладывали волосы Люты.

- Ты доволен, да? - она трогает башню из локонов и кривится, того и гляди расплачется.

- Нет.

- Ты… - все-таки всхлипывает и забивается в угол беседки, заворачивается в соболей так, что наружу лишь кончик носа торчит. - Равнодушная скотина, вот кто ты…

- Леди таких слов не употребляют.

- А я употребляю, - голос дрожит, и Люта сдерживается с трудом.

И уже не сдерживается, плачет, тихо всхлипывая и вытирая глаза кулачком. И надо бы утешить, но Кейрен сидит, смотрит на руки…

…Таннис осталась одна.

Она дождется.

Наверное… она молчала, когда Кейрен уходил. И улыбалась. И коснулась нежно, словно прощаясь. Показалось. Кейрен просто слишком боится ее потерять.

- Что тебе стоило помочь? Ты же… теперь мы все будем несчастны… ты…

- В прошлом месяце я вел одно дело… убийство. Девушка сбежала из дому. Из-под венца… у нее свой жених имелся… - говорить о таком тяжело, вспоминать тяжело.

То дело запомнилось затяжными дождями и листьями, прилипшими к телу. Алебастровой кожей на желто-багряном кленовом ковре, светлыми волосами, что рассыпались, уходя в этот ковер, словно корни. И безглазым изуродованным лицом.

Спасала Таннис.

Ей Кейрен рассказывал и об этой девушке, которая долгое время оставалась безымянной. И о родителях ее, облаченных в черный креп, словно заранее пребывающих в трауре. В их доме было много крестов и свечей, а сами они глядели на Кейрена с презрением.

И требовали передать дело другому.

Человеку.

- Он помог ей сбежать, заодно обокрав родителей…

…огромная сумма в полторы сотни фунтов и ложечки с нефритовыми ручками.

- А потом убил.

- За что? - Люта перестала всхлипывать.

- Сказал, что она начала его упрекать… всего-то неделю вместе прожили. Он любил выпить, вот и не сдержался. Один раз по лицу ударил… кочергой. В руках была.

Люта зажала рот руками.

- Было еще одно дело, правда, не с убийством. Сводня покупала красивых молодых девушек, выписывала из деревни, представлялась хозяйкой и обещала устроить в приличный дом на работу…

Грязь, с которой Таннис была знакома не понаслышке. И утешала, стирая эту грязь руками. Слушала, молчала, перебирала волосы, и Кейрену становилось легче.

- Или вот еще одно… самоубийство. Девушка осталась одна, без денег и мужа, но беременная. И она не нашла ничего лучше, как сигануть с моста…

- Зачем ты мне это рассказываешь?

Люта уже не плакала, сжимала кулачки, смотрела едва ли не с ненавистью.

- Затем, чтобы ты поняла. Бежать опасно.

- Я…

- Слишком умна, чтобы позволить себя обмануть? Ты думаешь, кто-то из этих девушек считал себя дурой?

Злится. Лучше так, чем равнодушное молчание.