Битва на Калке - А. Живой

– Сколько еще деревень в вашей округе? – уточнил Буратай, – сколько людей вы можете выставить на войну?

– Не сосчитаешь, – отхаркиваясь кровью, пробормотал кузнец, – только за вас никто не будет саблей махать. Подожди чуток, наши подойдут, вот узнаешь, сколько их, когда вас всех порешат.

Наглость пленника быстро надоела командиру монголов. Он взглянул на Кара-чулмуса, словно спрашивая «Нужен ли нам кузнец?». Видимо, командир монголов размышлял в эти секунды о том, что для ремонта осадных башен могут понадобиться настоящие профессионалы, которых не хватает у бродников. Но, не дождавшись ответа от Забубенного, сам решил, что этот профессионал ему точно не понадобиться. Короткий взмах рукой, – и копье пригвоздило Ласло Кишварда к земле.

Остальные пленники, увидев участь задиристого кузнеца, стали более разговорчивыми. Поэтому, получив сведения о врагах, монголы казнили всех пленных более благородным способом, дававшим, по их понятиям, возможность умерщвленному без пролития крови человеку шанс возродится к новой жизни. То есть, – переломали всем пленным позвоночники и побросали в канаву.

Затем Буратай попросил у Кара-чулмуса разрешения наказать неразумных мадьяров, осмелившихся напасть на отряд во главе с самим Кара-чулмусом.

– А как он собирается это сделать? – уточнил через переводчика Забубенный, наблюдавший всю битву и допрос пленных, не вылезая из телеги.

Буратай предлагал выделить из отряда и послать на вразумление неожиданно возникших на дороге мадьяров пятьсот человек. А остальным двигаться дальше. Ведь нельзя же оставлять у себя в тылу недовольные и свободные народы. Либо их нужно уничтожить, либо покорить. Триста человек хватило, чтобы разбить их боевой отряд и обратить его в бегство. Пятисот человек, по размышлению начальника походного штаба, должно хватить, для того чтобы отбить охоту у мадьяров появляться на этой дороге хотя бы в ближайшее время. Численность этих разбойников известна только в общих чертах, поскольку словам пленных полностью доверять нельзя. Но, если и не удастся такими силами привести их к покорности, что тоже возможно, то уж лишить желания мадьяров выходить на большую дорогу будет достаточно на первое время. А после возвращения из похода на Днепр, сам Буратай, с разрешения Кара-чулмуса, будет рад совершить новый набег для окончательного приведения местных мадьяров к покорности.

Забубенный некоторое время подумал на словами Буратая. Странная получалась ситуация. Будучи, по сути, в прошлой жизни простым механиком, пусть и гениальным, в этом времени волею судьбы он вдруг мгновенно становился исторической личностью. И хоть был марионеткой, сейчас от него зависела судьба целой народности. Механик, конечно, может попытаться запретить монголам этот усмирительный набег, который, не будь Кара-чулмуса, они обязательно совершили бы, сообразуясь со своей моралью и философией Чингисхана, – война заканчивается только с разгромом врага. А до тех пор, пока жив хоть один мадьяр и его потомки, эти ребята не успокоятся. Даже не смотря на наличие половцев и еще сотни более сильных врагов. Не сейчас, так чуть позже, но вернуться сюда обязательно. Тем более, что не монголы напали первыми. С другой стороны, движимой желанием спасти Русь, Забубенный уже начал менять историю монголов, не зависимо от того, хочет он этого или нет.

А если не усмирять, то мадьяры могут временно решить, что монголы слабаки и устроить засаду на обратной дороге, когда обоз Кара-чулмуса повезет обратно смолу. Где-то в глубине души Забубенный надеялся, что ехать обратно этой дорогой ему не придется. Оказавшись на Днепре, он надеялся сбежать на Русь. Но монголы как-то уж слишком его опекали в походе, носились ним, как с писаной торбой, ни на минуту не оставляя одного. Поэтому план побега Кара-чулмуса на историческую родину находился пока под сомнением. А у монголов уже начала действовать новая психологическая установка, впитанная с молоком матери: «хороший венгр – мертвый венгр». Впрочем, такая же установка у них включалась и в любом другом случае при встрече с каждым новым врагом: «хороший половец…хороший чжурчжень…».

С другой стороны, медитировал сам с собою Забубенный, в новой стычке погибнут не только мадьяры, но и монголы, ибо и те и другие умеют держать в руках оружие. Только другие лучше. Значит, в любом случае этот набег ослабит общую группировку Субурхана.

Поколебавшись немного, Кара-чулмус усмирительный набег разрешил. Тотчас решительный Буратай подозвал к себе одного из своих приближенных и велел снарядить отряд в параллельный набег, дав ему короткие инструкции о том, каких результатов надо добиться и где догнать основные силы. Немедленно было выделено пятьсот конных ратников и, Забубенный и глазом не успел моргнуть, как этот отряд монгольских карателей уже ускакал по направлению к берегам Азовского моря, держа курс вдоль реки, на которой они впервые повстречались с мадьярами. Судьба местной общины венгров, похоже, была решена. Им оставалось либо исполнить завещание Ласло Кишварда и перебить всех монголов. Либо бежать через Днепр за Дунай, туда, где уже расположились их более многочисленные соплеменники, уже выбиравшие себе королей, и контачившие с римскими папами.

– Ну, чего стоим? – поинтересовался Забубенный через переводчика, проводив взглядом отделившийся от основных сил отряд, который, форсировав реку, уже почти исчез за прибрежной растительностью, – поехали. Там смола на кораблях уже, наверное, мимо проплывает.

Буратай, понявший эти слова и без переводчика, издал короткий властный крик. Слегка поредевшие основные силы монголов, повинуясь приказанию, двинулись дальше. Они спокойно форсировали реку, в которой плавали многочисленные трупы монголов, утыканные стрелами, словно раздувшиеся ежи, и венгров, убитых по большей части копьями и рассеченных мечами в ближнем бою. Быстрое течение прибивало эти мертвые тела к берегам, а часть уносило дальше, разнося признаки расползавшейся смерти по степи.

На другом берегу Забубенный узрел результаты битвы конных воинов, трупы которых устилали траву, залив ее собственной кровью. Страшные и точные удары монгольских копий, часто приходились прямо в грудь конников мадьярского отряда, отчего на траве валялось множество поверженных венгров с развороченной грудью, а у некоторых из груди торчали обломки копий.

Но попадались и мертвые монголы. Они были сильными воинами, но все-таки не бессмертными. Рождаясь, каждый монгол, вообще был предназначен умереть в бою. Редко кто доживал до старости. Поэтому монголы рано женились и быстро воспроизводили потомство, чтобы успеть сделать это до того, как придется сложить голову в очередной войне. Тихая семейная жизнь была им не ведома. Средний срок воспроизведения целого поколения монголов составлял двадцать лет. То есть каждые двадцать лет, нарождалось и вырастало новое поколение, сменяя уничтоженное за эти годы предыдущее. Народ-орда воевал постоянно.

Отмечая блуждающим взглядом все новые трупы, Забубенный вдруг заметил, что по степи носится немало лошадей, потерявших своих седоков. Буратай их тоже заметил, и словно прочтя мысли Кара-чулмуса, велел немедленно изловить, – лошади в хозяйстве пригодятся всегда. Тотчас в погоню за осиротевшими скакунами были отряжены воины, которые быстро догнали их и привели в отряд. Монголы знали, как обращаться с лошадьми. А бросать их в степи, чтобы они достались либо хищникам, либо венграм, было, согласно понятиям степняков, верхом неразумности. Ну, зачем венгру лошадь?

Весь оставшийся день до самого вечера никаких стычек не происходило, но Забубенный оставался под впечатлением этой, первой стычки. Между тем, слегка поредевшее монгольское воинство, продвигалось к конечной цели своего путешествия. Когда Григорий вынырнул из своих впечатлений и переживаний, то, присмотревшись к окружающей действительности, вдруг заметил существенные перемены. Если, удаляясь от Заруба, он видел лес плавно переходящий в степь, то сейчас, он видел степь, также плавно переходившую обратно в лес. И даже в холмы, поросшие вполне густым лесом, на уже недалеком горизонте. Если монголы не сбились с пути, у них не сломался компас, а в это Забубенный не верил, ибо монголы были чемпионами мира по ориентированию даже в голой степи, то холмы впереди могли означать только одно, – долину. А долины без какой-либо воды обычно не бывает. И что-то подсказывало Григорию Забубенному, вампиру-степняку по совместительству, что в этой долине должно быть очень много воды. Так много, что по ней могли ходить большие-большие лодки, доверху груженые товарами. И в одной из этих лодок вполне могло заваляться несколько бочонков со смолой, так необходимой монгольским товарищам, для того чтобы отреставрировать свои осадные башни.

Уже почти стемнело, когда отряд вошел в лес, укрывавший склоны высоких холмов. Тут Буратай неожиданно решил остановиться и приказал разбить походный лагерь. Вампир, несколько расслабленный переживаниями от увиденного за этот длинный день, и уставший от скачки, не возражал. Он, подождал, пока ему поставят юрту и лег спать, ни о чем не спрашивая, и даже не поужинав. Этим он в очередной раз поверг в изумление монгольских всадников. Костров в эту ночь опять не зажигали.