Я хочу в школу - Андрей Жвалевский

– Ой, маленький мой, тебе же нельзя, у тебя же аллергия выскочит!

Женька хотел успокоить, объяснить, что петушок натуральный, почти без красителей, но тут бабушка повернулась к ним, и слова застряли в горле.

Это была Злыдня. Женька и Молчун только что не зажмурились от ужаса.

Но Елена Ивановна хоть и смотрела на них, видела только Егорушку:

– Спасибо вам, детки… – и она снова повернулась к внуку. – Егорушка, давай вернем…

Егорушка только слегка сдвинул брови, но этого оказалось достаточно.

– Хорошо-хорошо! Только давай договоримся: маме не скажем, ладно? Мама наругает меня…

Молчун и Женя осторожно, чуть ли не на цыпочках, отошли. Впрочем, Злыдня, гроза школ и управлений образования, даже не заметила этого.

Завернув за угол Женька только головой помотал, приходя в себя. А Молчун предложил:

– Давай купим леденцов. Раздавать будем всем. И детям, и бабушкам.

Кошка стояла перед дверью Элиной квартиры уже минут двадцать. Переминалась с ноги на ногу и отчаянно трусила. Она не боялась сигануть с пятиметровой вышки в шесть лет, она вышла на ковер против чемпионки мира по карате, она осталась одна на необитаемом острове на три дня. Тогда было не страшно. А сейчас к горлу подкатывался противный комок, как только она подносила руку к звонку.

И если бы не соседка, которая вышла из соседней квартиры, Юлька бы проторчала там еще неделю. Как минимум.

– Девочка, ты сюда?

– Да, – вздохнула Юля.

И, пока не передумала, позвонила в дверь.

Звонок отозвался у нее в позвоночнике. Дверь открыла Элька. Под пристальным взглядом соседки она придала лицу нейтральное выражение и махнула рукой, мол, заходи. И только когда они оказались в квартире зашипела:

– Зачем ты приперлась?

– Я пришла извиниться.

– Не верю. Ты врешь! Ты все время врешь!

– Да, – тихо сказала Кошка.

Элька подозрительно уставилась на Юлю.

– Я не хотела… – начала та, поняла, как по-детски это звучит, и поправилась. – То есть хотела… Уф-ф-ф…

Эля хлопала глазами. Кошка решила начать заново.

– Я же умею манипулировать. Нас учили. Я главной стать хотела… но не для себя! Понимаешь, я хотела стать главной, чтобы вы все… чтобы вас повести к добру.

– Куда? – Эля уже не знала, верить ли своим ушам.

– К добру… – Кошка почувствовала, что краснеет.

От смущения она, наверное, сорвалась бы и наговорила кучу гадостей, но Элька вдруг фыркнула, прикрыв рот рукой:

– К добру! Нуты вообще!.. Нуты…

Юля смотрела на хохочущую Эльку и вдруг вспомнила, как сама когда-то хохотала над Денисом. А он стоял с таким лицом… которое, наверное, сейчас было у нее самой. То есть и на душе у него было так же противно, как и у нее сейчас? Кошка опустила глаза и с трудом закончила:

– Сволочь я была.

Элька перестала хохотать так же резко, как и начала:

– Почему «была»?

– Да… наверное… Но я пришла, чтоб сказать тебе, что сделаю все, чтоб исправить…

– Тогда сделай так, чтоб я тебя больше никогда не видела. Окей?

Юля дернулась, затравленно кивнула и вылетела из квартиры.

Аня поглощала очередную булочку, испеченную теть Катей.

– Ешь, ешь, – смеялась Полина. – Мама еще и шпечет!

– Кушай, кушай, – улыбался дядь Дима. – Революционерка наша.

– Я не революционерка! А – Аня! – облизываясь, заявила Анюта.

– Если б ты слышала, что про тебя говорили на родительском собрании, – вздохнула теть Катя. – Надо было мне давно к вашей Анастасии Львовне присмотреться. Просто удивительно, каких она страхов навыдумывала!

– Ага! – подтвердила Анечка. – Одному мальчику она сказала, что всем расскажет, что он описался в первом классе. А одной девочке, что ее будут бить ремнем… Но с чего она взяла, что вы можете…

Тут Аня сбилась, чтобы не произносить страшное слово «умереть».

– Наверное, это я виноват, – вздохнул дядя Дима, – Я на первом же собрании попросил ее Катю не беспокоить, и, если что, звонить сразу мне. А чтобы не задавали лишних вопросов, сказал, что тебе волноваться нельзя.

– Твоя б воля, ты бы меня в целлофан завернул, – буркнула тетя Катя.

– И как мы теперь будем учиться? – притворно вздохнула Аня. – Никто теперь не боится, родители возмущаются…

– Уходит Анастасия Львовна! – радостно заявила тетя Катя. – Она нам на собрании сказала, что ее давно звали куда-то на повышение, а она все боялась детей оставить. А теперь ей поступило такое предложение, от которого она не может отказаться.

– Понятно, – вздохнула Аня, – сбежала. Теперь она будет не детей, а учителей пугать.

А потом подумала и добавила:

– Жа-а-алко…

– Чего тебе жалко? – удивилась Полина.

– Не чего, а кого! Мне учителей жалко. Их же защитить некому!

Дима первый раз в жизни видел плачущую Кошку. Он бестолково топтался рядом, не зная, с какой стороны подойти, не зная, что делать и что сказать.

А она ревела, как маленькая, вытирая слезы ладошками.

– Я понимаю, я это заслужила, я должна уйти раз обещала. И я уйду. Тут рядом школа есть, я туда переведусь.

Тут Юля прерывисто вздохнула.

– Только там не будет Впалыча, и опять будут все чужие. И Жени не будет, и Анечки, и тебя… Как же я без вас? Как же я без тебя?

Диме хватило секунды на то, чтобы чуть не утонуть в Кошкиных слезах. Его руки сами собой обняли, прижали, сердце тут же ухнуло и остановилось. «Сейчас убьет!» – молнией пронеслось в голове.

Но Кошка и не думала никого убивать. Она самозабвенно ревела, уткнувшись лицом в Димкин свитер.

– Если ты уйдешь, я уйду с тобой, – тихо сказал Дима. – Как же я без тебя?

Кошка на секунду замерла у Димки в руках, а потом зарыдала с новой силой.

– Какая же я ду-у-у-ра, – провыла она.

А Дима только прижал ее к себе покрепче. Он был совершенно, безусловно и неприлично счастлив.

Четвертая четверть

Анечка вскочила с кровати и начала судорожно собираться.

– Мааам, – закричала она, – где мои колготки?!

– На стуле.

– А! Вот они! А где мой завтрак?

– На столе.

– А! Нашла! А где моя куртка?

– Не нужна тебе куртка, теплынь на улице! И куда ты так несешься, тебе до первого урока еще час.

– Какой час, у нас последний звонок на носу! Нам еще репетировать и репетировать. И мне еще к олимпиаде готовиться и у нас турнир по шашкам в начальной школе! Короче, дай мне быстрее яблоко, я побежала.

– Аня, а ну сядь быстро! Поешь как человек!!!

– МАМА! Я ХОЧУ В ШКОЛУ!!!

Постскриптум

События, описанные нами в книгах, имеют обыкновение сбываться. Мы не специально, так само получается. После «Время всегда хорошее» изобрели телефоны, которые сворачиваются в трубочку. После «Гимназии № 13» в одноименной минской гимназии завелся большой кот, а после «Москвеста» в Москве появился памятник голубям.

Мы клянемся, что этот памятник придумали вместе с трогательной историей про голубей и понятия не имели о его существовании. А уж о том, что он стоит во дворе той самой церкви, мы и представить себе не могли… До сих пор с трудом верим в его существование, несмотря на то, что сходили, сфотографировались с ним. С ними. С голубями.

Так вот, «Я хочу в школу!» мы писали с тайной целью. Мы подумали: раз наши книги сбываются, то и эта сбудется. И наши дети будут просыпаться с утра и бежать в школу, как на праздник. И учиться им будет интересно.

А пока мы этого ждем, вокруг книги уже начали происходить настоящие чудеса. Наша тест-читательница Катя Садова (а тест-читатели – это такие специальные читатели, которые читают книгу в рукописи) принесла нам письмо Анны Ордынцевой Сергею Костевичу.

Она все сделала так, как описано в книге.

И мы совершенно не удивимся, если выяснится, что жена одного из декабристов на самом деле не жена ему…

Хотя… Наверное, для одной книги чудес будет многовато. Пусть лучше наши дети будут хотеть в школу! Это наше самое заветное авторское заветное желание.

Текст письма:

Милый друг мой, Сереженька, благодарю тебя всем сердцем своим и душой за заботу твою обо мне и моих любимых родственниках. Молюсь за дорогу твою трудную в край далекий, пусть будет она доброй и безгорестной, благословляю тебя всей душой свой любящей! Дай Бог, чтобы добрался ты без нашествий сил злых, живым и невредимым. С тех пор как держу письмо твое в руках своих, радости моей конца нет. Слава и благодарение Господу за тебя, Сереженька Афанасьевич! Однако я не могу совершить то, о чем ты меня просишь, друг мой сердешный! Всемогущий людей создавал добрыми и самоотверженными, значит Господь одобрит деяние мое, и не посчитает тебя клятвопреступником. Я благодарю тебя за все старания твои, но молю – не совершай глупостей разнообразных, ведь я уже в дороге, и препятствовать этому или нет – решит лишь Господь Бог!