Ночь накануне - Андрей Кивинов

И ей было совсем не страшно умирать, ибо она прожила жизнь не напрасно.

Она легла на больничную койку, закрыла глаза и улыбнулась…

Глава шестая

СИНОПТИК

Ущербность оперативных сотрудников секретных служб заключается именно в том, что сами они своей ущербности не замечают.

«Синоптик, тебе нет необходимости дописывать это письмо, его не успеют прочесть…»

Какого черта?

Синоптик отдернул пальцы от клавиатуры, будто за долю секунды она раскалилась до обжигающей металлической красноты.

Какого черта…

Нашли тоже время.

Оборачиваться он не стал — прежде следовало сообразить, какой именно первой реакции ожидают от него проверяющие. А потом уже поступить соответственно.

В том, что это очередная дурь, сомнения не было - какая-нибудь идиотская проверка на лояльность, затеянная службой собственной безопасности или инспекцией по личному составу.

Ничего удивительного.

Немного обидно, конечно, когда копаются в том, что ты привык считать своей личной жизнью, — но таковы издержки профессии. Не нравится — снимай погоны и ступай, как говорили раньше, в народное хозяйство…

Синоптик перевел взгляд на тревожно застывший экран монитора.

Помнится, давным-давно на психологических тестах при поступлении в органы безопасности кандидату обязательно задавали вопрос: «Верите ли вы, что за вами могут наблюдать из телевизора?» Ответишь «да» — могут посчитать потенциальным параноиком с манией преследования. Ответишь «нет» — того и гляди прослывешь ограниченным типом без оперативного воображения.

А теперь…

Ох уж эти современные средства технического контроля — и так ими уже все стены в городе утыканы снизу доверху. Гвоздя вбить некуда без риска угодить в микрофон или скрытую видеокамеру.

Хотя интересно все-таки, когда именно эти ребята успели «зарядить» его кабинет и персональный компьютер? Разрешение на подобные мероприятия могло быть получено только на самом верху. Значит…

Может быть, имеет смысл прервать соединение?

Синоптик положил ладонь на теплый пластиковый бочок компьютерной мыши, и как раз в этот момент на экране высветился вопрос:

«Основатель, если я правильно понял, ты демонстрируешь каждому из нас свою осведомленность?»

«Да».

…В следующее мгновение не произошло ничего.

И все-таки мир, окружавший Синоптика, уже не был прежним — он отличался от самого себя так, как отличается темное облако перед грозой от своего же собственного отражения в лесном озере.

Синоптик заставил себя оторваться от монитора.

На столе перед ним, слева, рядом с клавиатурой белел девственно-чистый лист бумаги. Синоптик сам положил его на привычное место, прежде чем зайти в чат, — и прекрасно помнил, для чего это было им сделано, однако…

На белоснежном бумажном листе начали медленно, как в проявителе для фотопленки, проступать, строчка за строчкой, слова, которые он еще только хотел, но так и не успел написать:

«…Пойми, сынок, в этом мире никто ничего тебе не должен. Хороших людей, конечно же, больше, чем плохих. Но даже они любят тебя меньше, чем себя… Хороших людей много, но еще больше — никаких. И я хочу, чтобы ты был готов. Готов к тому, что тебя будут предавать, будут бить по самому больному, посмеются над твоей одеждой, фигурой, лицом, походкой, посмеются над чувствами… Я хочу, чтобы ты был готов к хамству, равнодушию, к голоду и нищете… Сынок, в этой жизни недостаточно одной светлой головы. У головы должны быть острые, крепкие зубы…»

Еще пять минут назад Синоптик ни за что не поверил бы, что волосы на голове могут шевелиться.

Привычная шариковая ручка лежала рядом с листом бумаги — и, судя по всему, не имела ко всему происходящему ни малейшего отношения.

— Твою мать… — Как ни странно, больше всего поразило Синоптика то, что проявившийся текст, без сомнения, был написан его собственным почерком.

Изображение на мониторе медленно потемнело и почти сразу же стало вовсе неразличимым — так, как исчезают обычно из видимости предметы, погруженные кем-то под воду на достаточную глубину. Вместо него все пространство экрана заполнила приземная синоптическая карта Северного полушария — с четко прочерченными изобарами и линиями атмосферных фронтов, с зонами осадков и мелкой цифирью метеорологических кодов.

Вот оно, значит, как, уважаемый гражданин Основатель?

Чувство юмора, значит, демонстрируете? Ну-ну…

Неформальное свое прозвище Синоптик получил давно, любил его и носил с полным правом. Потому что лишь поначалу, на первых ступеньках служебной карьеры, это прозвище было всего лишь формальной отсылкой к его первому высшему образованию — впоследствии обрело оно совсем другой, много более значимый смысл.

Или даже, пожалуй, сразу несколько смыслов.

Синоптик, как известно, — специалист, дающий прогноз погоды на основании не всегда полных и далеко не всегда достоверных сведений, поступающих из самых различных источников: со стационарных постов в городах, с кораблей и судов, пересекающих океаны, с заполярных метеостанций, даже из космоса. И поэтому для того, чтобы правильно оценить ситуацию, для того, чтобы предсказать, как она переменится во времени и в пространстве, настоящий синоптик непременно должен обладать не только некими профессиональными знаниями, но и опытом, воображением, интуицией…

Недаром же слово синоптик по-гречески означало способный все обозреть или одновременно все видящий. И недаром именно так, с разной степенью зависти или уважения, называли его между собой коллеги и сослуживцы по Управлению — за способность охватить взглядом сразу все элементы происходящего, представить себе картину в целом, почувствовать любой процесс в развитии и выдать в конце концов для сведения руководства максимально достоверный прогноз.

Кроме того, имелось у этого слова и еще одно значение, уходившее корнями не куда-нибудь, а в богословскую традицию. Синоптиками принято было называть трех евангелистов — Матфея, Марка и Луку, описавших почти одновременно события, увиденные собственными глазами…

— Мы потом споем с тобой, Лизавета…

Эта фраза из старого фильма о женщинах и войне с давних пор была любимой присказкой Синоптика.

— Выполним вот боевое задание — и споем.

Что-то вновь изменилось в окружающем мире.

Однако теперь Синоптик уже не чувствовал даже, а совершенно точно понимал — источник тревоги, некоторое материальное воплощение неведомой опасности теперь находится прямо здесь, в кабинете, у него за спиной.