Ночь накануне - Андрей Кивинов

— Здравствуй!.. Скучаешь?!

Парень обернулся. Какой-то он запыхавшийся, словно убегал от стаи собак.

— Очень!

— Ты один?!

— Ну, раз скучаю, значит, один!

— Я составлю компанию?! Не возражаешь?!

— Составляй!

Парень тоже, как и она, явно куда-то спешил. Это чувствовалось. Что ж, может, и к лучшему…

— Меня Катей звать! А тебя?!

— Артуром!

Катя не расслышала:

— Юрой?!

— Артуром! Почти Лео.

— Красивое имя! Коктейлем не угостишь?

Парень оценивающе посмотрел на Катю. В его взгляде она не прочитала осуждения или презрения.

— Угощу!.. Потом!

— А ты местный?!

— Да!

— А я из Великобельска! От слова «белочка»! У нас белок много! А здесь учусь!

Кажется, он ее не очень внимательно слушает. Пялится в зал, словно ищет в потемках кого-то, но не может никак отыскать.

— Что?! — не поворачиваясь, переспросил он.

— Учусь здесь! В педагогическом! — разволновавшись, Катя перепутала высшие учебные заведения.

— На учителя?!

— Нет, на юриста!.. А ты чем занимаешься?

— Писатель я! Фантаст! — по-прежнему не оборачиваясь, ответил Артур.

Везет ей, однако, сегодня. Сценаристы, писатели. Наверно, тот, из Москвы, был поэтом.

— Прикольно! Ты здесь в первый раз?!

— В первый! А ты не в первый?!

— Нет! Тут классно!

Ничего классного, как уже было сказано, Катя в «Убежище» не находила, но ответила так, памятуя совет Ленки. И, похоже, подруга была права, ибо Артур тут же обнял Катю за талию и придвинул к себе.

— Слушай! — Он закричал ей прямо в ухо. — Мне тут друга одного найти надо! Гариком звать! Его папаша этот клуб держит! Ты же здесь всех знаешь! Не покажешь?!

Катя знала здесь далеко не всех, вернее, никого не знала. Но кто такой Гарик и как он выглядит, представляла. Во время первого похода в «Убежище» Ленка показала его. Она мечтала заманить его в свои ажурные сети, но безуспешно. Когда полчаса назад Катя возвращалась из туалета, видела Гарика в соседнем зале. Или человека, похожего на Гарика. Без очков она не дала бы ста процентов гарантии. Гарик шептался с какой-то малолеткой.

— А зачем он тебе?! — Катя в свою очередь обхватила парня за торс и крепко сжала футболку.

— Предложение есть! Коммерческое! Долго объяснять! С меня еще коктейль! — Артур сделал знак продиравшейся сквозь толпу официантке. — Девушка, два коктейля!

— Каких?

— На ваш вкус!

Официантка кивнула и устремилась к стойке.

— Он в том зале сидел! — показала Катя.

— В светлом пиджаке, да?!

— Нет! В кожаном! Черном!

— Точно?!

— Конечно! — Катя решила не метаться, вспомнив слова отчима, что менжеваться в ответственный момент гораздо хуже, чем уверенно ломать не ту дверь.

— Давно приехал?!

— Не знаю! Я только что пришла!

— У него «порш», да?

— Да! Желтый!

Этим «поршем» Ленка прожужжала Кате все уши. И даже во сне она иногда кричала: «Порш»! «Порш»! Желтый «порш»! А, проснувшись, плакала.

Артур оторвал Катину руку от футболки:

— Подожди, я сейчас… Потороплю с коктейлем…

Но пошел не в сторону бара, а в соседний зал.

— Куда же ты, Юра?!

Новый знакомый скрылся в тумане. Катя не побежала за ним. Конец света концом, но и собственное достоинство должно быть.

Девушка-официант принесла два коктейля в конусных стаканах, окантованных сахарным песком. Трубочка, лимончик, льдинки.

— Что-нибудь еще?

— Нет, спасибо.

От коктейлей пахло мятой. Катя осторожно взяла соломинку в рот, но пить не стала, вспомнив суровое лицо отчима. «Не алкоголь выбирает жертву, а жертва алкоголь».

«Послушайте, папа! Я уже взрослая! Хватит изводить меня своими нотациями! Подумаешь, коктейль!»

«Муравью и капля — море».

«Сам ты муравей!»

Незримый спор продолжался пять минут. Когда же Катя решилась на первый глоток, со стороны туалета раздался громкий хлопок, словно лопнуло колесо машины. Музыка в этот момент стихла, поэтому хлопок услышали даже в дальнем зале. Все, словно по команде «Равняйсь!», повернули головы.

Спустя несколько секунд из малого зала выскочил Артур. Кате показалось, что в руке он держал предмет, похожий на пистолет. Вышибала, бросившийся было ему наперерез, получил рукояткой в нос и рухнул под столик. Больше никто не рискнул встать на пути человека в бермудах, и он без труда выбрался из клуба.

«Боже мой… Да это же… Это же киллер!!! Настоящий киллер! Убивший сына хозяина! А я… Я сама показала на него! Я — сообщница! И теперь…»

Вполне логичная мысль пронеслась в голове быстрее пули.

«Что там с концом света, еще непонятно, но в тюрьму меня посадят точно! С кем он стоял за столиком?! С Катей! С кем шептался?! С ней же! Кому, блин, коктейль заказывал?! И ничего не докажешь! Потому что отчим сказал как-то: ты ничего не должен доказывать. Доказывать должны они. И они это, черт возьми, умеют!»

Надо бежать! Пока охранники не пришли в себя! Ее не найдут, ее здесь никто не знает! Да что же сегодня за ночь такая?!

…На улице, когда она остановилась, чтобы отдышаться, ей стало ужасно стыдно. Ведь она не заплатила за целых четыре коктейля. А они, наверное, были страшно дорогими и вкусными…

Катя вернулась в свою комнату. На тахте лежала «Ночь Накануне». Она взяла книгу и зашвырнула ее под тахту, где когда-то нашла.

«Все вранье…»

Упала на тахту лицом в подушку.

«Основатель… Я ничего не смогла, у меня ничего не вышло… Но я очень хочу жить… Даже безо всякой романтики… Пожалуйста, не убивай нас. Ты разве судья, чтобы казнить или миловать? А отчим говорил, что виновным человека может признать только суд. Если, конечно, не заплачено… Но если ты судья, тогда будь справедливым. Нет… Милосердным… Ведь любой может ошибиться… И потом… Нельзя лишать жизни только за то, что не знаешь своего предназначения.

Пожалуйста, пожалей нас безо всяких доказательств… Пожалуйста…»

И она тихонько заплакала…

Кейт вернулась в палату. Она уже ничего не боялась… Эта ночь заменила ей целую жизнь. Кейт познала любовь, ревность, радость встречи, горечь потери, необратимость случившегося… Она поняла, что иное мгновение стоит целой жизни, а время может быть настолько плотным, что за пару часов удается испытать такую остроту чувств, которую большинство людей не испытает и за десятки лет. И что можно стать счастливым даже за день до смерти. [5]

Теперь она знала: судьба обошлась с ней гуманней, чем со многими, — оборвав все на самом пике, лишив ее обыденности и серой суетливости будней, которые неизбежно следуют за любым праздником. И за праздником чувств — тоже.