Малый уголок - Сомерсет Уильям Моэм

Доктор слегка нахмурился. Ну и язык! Но чувства Фреда к Эрику были абсолютно ясны, и то, как поразил его вопрос доктора, было само по себе достаточным доказательством правдивости его слов.

— Тогда что все это значит?

— Понятия не имею. Он, верно, сошел с ума. Откуда мне было знать, что он выкинет такую штуку?

— Выкладывай все начистоту, сынок. не бойся, я тебя не выдам.

— Да все дело в этой девчонке у старого Свона. Луизе. Взгляд доктора стал еще острей, но он промолчал.

— Я с ней немного позабавился сегодня ночью.

— Ты? Но ты же вчера только впервые увидел ее.

— Что с того? Я приглянулся ей с первого взгляда. Я это почувствовал. Она мне тоже приглянулась. У меня никого не было с тех пор, как мы ушли из Сиднея. Мне почему–то противны туземки. Когда я с ней танцевал, я увидел, что все будет в порядке. Я тогда же мог иметь ее. Мы вышли в сад, пока вы играли в бридж. Я ее поцеловал. Она до смерти этого хотела. Когда девчонка в таком настрое, ей не надо давать много времени на раздумья. У меня и самого голова закружилась. Все мои знакомые девушки и в подметки ей не годятся. Если бы она велела мне пойти и прыгнуть с утеса, я бы пошел и прыгнул. Когда она приехала сегодня в город с отцом, я спросил, не сможем ли мы встретиться. Она сказала: нет. Я сказал: нельзя ли мне прийти, когда все в доме лягут спать, и мы вместе с ней искупаемся в пруду. Она сказала: нет. Но почему «нет», она не говорила. Я сказал, что с ума по ней схожу. Так оно и было. Господи, она — настоящая красотка. Я отвез ее на парусник и все ей там показал. Я поцеловал ее. Этот чертов Николс не оставлял нас и на минуту. Я сказал, что приду вечером на плантацию. Она сказала: нет. Но почему «нет», она не говорила. Я сказал, что хотела меня не меньше, чем я ее, и можете не сомневаться, когда я пришел, она уже ждала меня. Нам хорошо было там, в темноте, если бы только не москиты. Они кусались как сумасшедшие, этого ни один живой человек не вынес бы, и я спросил, нельзя ли пойти к ней в комнату. Она сказала, что боится, но я сказал ей, все будет в порядке, и наконец она согласилась.

Фред остановился. Доктор посмотрел на него из–под тяжелых век. Зрачки его сузились из–за выкуренного опиума. стали крошечные, как острия иголок. Он слушал и обдумывал то, что рассказывал Фред.

— Наконец она сказала, что мне, пожалуй, пора двигаться. Я оделся, только туфли не надел, чтобы не поднимать шума. Она вышла первая, посмотреть, свободен ли путь. Иногда старого Свона одолевает бессонница, и он бродит взад–вперед по веранде, как по палубе корабля. Затем я выскользнул из комнаты и перемахнул через перила. Сел на землю и только принялся обуваться, как кто–то схватил меня за воротник и рванул вверх. Эрик! Он сильный как бык; поднял меня, словно ребенка, и зажал рот рукой, но я так перепугался — я бы не смог закричать, даже если бы захотел. Затем стиснул мне горло. Я подумал, он хочет меня задушить. Не знаю. Я был словно парализован, я бы не смог с ним бороться. Лица его я не видел, только слышал его дыхание. Клянусь Богом, я уж подумал, что моя песенка спета, и тут вдруг он меня отпустил. Он ударил меня сбоку по голове тыльной стороной руки, и я упал как подкошенный. Он постоял надо мной, но я не шевелился; я думал, стоит мне шевельнуться, и он убьет меня, и тут вдруг он повернулся и пошел прочь со скоростью сто миль в час. Через минуту я встал и посмотрел на дом. Луиза ничего не заметила. Я подумал: может, пойти и все ей рассказать, но не осмелился, побоялся, кто–нибудь услышит, как я стучу к ней в окно. Да и не хотел пугать ее. Я не знал, что мне делать. Я пошел было оттуда, но увидел, что так и не надел туфель, пришлось вернуться за ними. Сперва я не мог их найти, меня аж пот прошиб; я только тогда и вздохнул, когда выбрался наконец на дорогу. Но я все думал, не подстерегает ли меня Эрик. Это не шуточки — идти ночью по пустынной дороге, когда кругом ни души, и знать, что в любую минуту из–за деревьев может выйти здоровенный парень и как следует тебя вздуть. Он мог свернуть мне шею как цыпленку. Что я против него! Я шел не очень быстро и глядел в оба. Я думал, если увижу его первым, пущусь наутек; я хочу сказать, что толку идти на драку, если у тебя нет никаких шансов победить, а бегаю я быстро. Нервы мои совсем сдали, но когда я прошагал так с милю, я успокоился. И тут, понимаете, я почувствовал, что должен увидеть его, чего бы мне это ни стоило. Будь на его месте кто–нибудь другой, мне было бы наплевать, но чтобы он считал меня последней свиньей — этого я вынести не мог. Я еще никогда в жизни не встречал таких людей, как он. Он такой честный. Мне было нестерпимо думать, что он перестанет считать честным меня. Большинство людей, которых знаешь… ну, они такие же, как ты, но Эрик был другой. Я хочу сказать, надо было быть круглым идиотом, чтобы не видеть — такие, как он, попадаются один на тысячу. Понимаете, что я хочу сказать?

Доктор наградил его своей насмешливой улыбкой, губы растянулись, обнажились длинные желтые зубы, словно злобный оскал гориллы.

— Доброта. Я знаю, она потрясает. И в толк не возьмешь, что делать. Переворачивает отношения между людьми с ног на голову. Черт знает, что такое!

— Господи, почему вы не можете говорить, как все люди?

— Рассказывай дальше.

— Ну. я чувствовал, что должен выложить ему все начистоту. Я знал, что не успокоюсь, пока не оправдаю себя в его глазах. Когда я добрался до его дома, я там, верно, целую вечность простоял, собираясь с духом; мне было страшно входить к нему, но я все же заставил себя это сделать. Я подумал, что если он тогда меня не убил, теперь уж не убьет. Я помнил, что он не запирает двери. В первый раз, когда я у него был,