Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

— Я тоже. — Мириамель блаженно принюхалась. Как поразительно, хотя и приятно, что человек, выросший у ломящихся от изысканных яств столов эркинландских аристократов, может так восхищаться лепешками из простого теста, испеченными на камне. Она знала, что какая-то мудрость была в этом, но казалось глупым размышлять о подобных вещах таким ранним утром. — Где остальные? — спросила она.

— Пытаются расчистить узкую часть протоки. Если нам удастся провести лодку через это место, то добраться до Рощи будет совсем просто. Мы попадем туда задолго до полудня.

— Хорошо. — Мириамель на секунду задумалась. — Я бы хотела помыться. Вы не скажете, где я могу это сделать?

— Неподалеку есть пруд с дождевой водой, — сообщил Тиамак, — но я должен сам отвести вас туда.

— Я могу и сама дойти, — чересчур поспешно ответила она.

— Безусловно, но здесь слишком легко сделать неверный шаг, леди Мириамель. — Стройный вранн был так смущен необходимостью противоречить ей, что Мириамели немедленно стало стыдно.

— Простите, — сказала она. — Будет очень любезно с вашей стороны, если вы проводите меня. Мы пойдем, как только вы будете готовы.

Он улыбнулся:

— Одну минутку. Вот только сниму эти лепешки, чтобы они не сгорели. Первого краба получает тот, кто сделал ловушку, вы не думаете?

Нелегко было спускаться вниз, жонглируя горячими лепешками. Мириамель чуть не упала с лестницы.

Трое их спутников работали в протоке, стоя по пояс в мутной зеленой воде. Изгримнур выпрямился и помахал им. Он снял рубашку, подставив лучам неяркого солнца покрытые красно-коричневой шерстью грудь и живот. Мириамель хихикнула. Старый риммер выглядел совершенно как медведь.

— В доме есть еда! — крикнул Тиамак. — А в миске осталось тесто, чтобы сделать еще.

Изгримнур снова помахал.

Перебравшись через густой цепкий кустарник, окаймляющий пятна трясины, Мириамель и Тиамак стали взбираться по склону невысокого холма.

— В этой части Вранна есть несколько таких холмиков, — сказал Тиамак. — В других местах только равнины. — Он указал в сторону на какую-то точку, которая, по мнению Мириамель, ничем не отличалась от любой другой вокруг. — Отсюда не видно. Но там, на расстоянии полулиги находится высшая точка Вранна. Она называется Йа Моледжч — Колыбель-гора. По легенде, здесь жила Та, Что Произвела Человеческое Дитя. — Он поднял глаза, снова смутившись. — Одна из наших богинь.

Мириамель промолчала, и маленький человек указал рукой на впадину в земле, расположенную чуть выше по склону. Там же стояла группа высоких деревьев — снова ивы, заметила Мириамель. Они выглядели более пышными и крепкими, чем прочая окружающая растительность.

— Там. — Тиамак быстро направился к тому месту, где земля уходила вниз.

Это была крошечная ложбинка, всего лишь морщинка на холме, через которую легко можно было перебросить камень. На дне ложбинки тихо плескался маленький стоячий пруд, заросший водяным гиацинтом и лилиями.

— Это пруд с дождевой водой, — гордо сообщил Тиамак. — Вот почему мой отец Тигумак построил этот дом именно здесь, хотя это место довольно далеко от Деревенской Рощи. В этой части Вранна есть еще несколько таких прудов, но этот самый лучший.

Мириамель оглядела пруд с некоторым сомнением.

— Я могу в нем выкупаться? — спросила она. — И не будет никаких крокодилов, змей и чего-нибудь еще в этом роде?

— Несколько водяных жучков и ничего больше, — заверил ее улыбающийся вранн. — Теперь я пойду и предоставлю вам умываться в одиночестве. Вы сумеете найти дорогу обратно?

Мириамель немного подумала:

— Да. Во всяком случае, я достаточно близко от дома, чтобы крикнуть, если заблужусь.

— Верно. — Тиамак повернулся и стал подниматься по склону ложбины. Когда принцесса снова услышала его голос, он звучал уже гораздо тише. — Мы оставим вам пару лепешек, леди.

Он крикнул, чтобы дать мне понять, как далеко он уже отошел, улыбаясь, подумала Мириамель, чтобы я не боялась, что он подсматривает. Даже на болоте есть благородные люди.

Она разделась, наслаждаясь утренним теплом, которое было одним из немногих безусловных достоинств Вранна, потом вошла в пруд и блаженно вздохнула, когда вода дошла ей до колен. Пруд был приятно теплым, чуть холоднее, чем обычная ванна, и принцесса поняла, что Тиамак преподнес ей самый настоящий подарок, один из лучших за долгое-долгое время.

Дно пруда покрывал мягкий ил, который приятно было ощущать под ногами. Ивы, склонившиеся к самой воде и обступившие ее со всех сторон, давали Мириамели удивительное чувство защищенности, как будто она купалась в своей комнате в Меремунде. Пройдя немного вдоль берега, она нашла место, где водяные растения приподнимались над водой. Принцесса села на зеленую массу, как на подушку, и опускалась вниз до тех пор, пока вода не дошла ей до подбородка. Тогда Мириамель плеснула воды на лицо, а потом намочила волосы и попыталась распутать их. Теперь, когда они снова начали отрастать, с ними уже нельзя было обращаться так небрежно, как она делала это все последнее время.

Когда Мириамель подвязывала пояском свою грязную рясу, при этом тихонько ворча на себя за то, что не догадалась захватить из «Чаши Пелиппы» что-нибудь на смену, — шелест листьев у нее над головой внезапно усилился. Мириамель подняла глаза, ожидая увидеть большую птицу или одну из болотных обезьян, и задохнулась от страха и отвращения.

Тварь, висевшая на ветке, была размером с маленького ребенка, но и это было неприятно велико. Она немного напоминала краба и немного паука, но, насколько могла разглядеть Мириамель, имела только четыре суставчатые конечности, каждая из которых оканчивалась кривым когтем. Туловище существа покрывал серовато-коричневый роговой панцирь, забрызганный чернильно-черным и в некоторых местах заросший полосками лишайника. Но хуже всего были глаза существа — несмотря на неправильной формы голову и хитиновое тело, они казались странно разумными. Это заставило принцессу, спотыкаясь, попятиться. Она остановилась только тогда, когда убедилась, что тварь уже никак не может дотянуться до нее, какой бы невероятной прыгуньей она ни оказалась.

Животное не шевельнулось. В том, как оно наблюдало за девушкой, было что-то тревожаще человеческое, но в остальном существо ничем не напоминало человека; у него не было даже рта, который могла бы разглядеть принцесса, — разве что ртом были маленькие щелкающие усики, торчащие из щели в нижней части его тупой головы.

Мириамель содрогнулась от отвращения.

— Пошел вон! — закричала она, замахав руками, словно прогоняя непослушную собаку.

В блестящих глазах застыло выражение, которое показалось ей чем-то вроде насмешливой злобы.

Но у него нет лица, сказала она себе. Как же у него могут быть чувства?! Это просто животное, опасное или нет. Глупо было думать, что у обычного насекомого, пусть даже такого огромного, могут быть какие-нибудь чувства. Тем не менее тварь пугала ее. Хотя она и не сделала ни одного угрожающего движения, Мириамель далеко обошла дерево, выбираясь из маленькой ложбинки. Существо не пыталось следовать за девушкой; оно медленно повернулось и долго смотрело ей вслед.

— Гант, — объяснял Тиамак, когда они снова залезали в лодку. — Очень жаль, что он испугал вас, леди Мириамель. Это безобразные существа, но они крайне редко нападают на людей и почти никогда на кого-нибудь, кто крупнее маленького ребенка.

— Но он смотрел, как человек! — Мириамель содрогнулась. — Не знаю почему, но это было ужасно.

Тиамак кивнул:

— Они не просто насекомые, леди, по крайней мере я так не считаю, хотя многие полагают, что ганты не умнее речных раков. Я видел огромные сложные гнезда, которые они строят, видел, как они ловят рыбу и даже ставят ловушки на птиц.

— Так вы полагаете, что они разумны? — сухо спросил Кадрах. — Это было бы неприятной новостью для отцов Матери Церкви. В таком случае есть ли у них души? Чего доброго, Наббану пришлось бы посылать во Вранн миссионеров, чтобы наставить этих самых гантов на путь истинный.