Благодарю за этот миг - Валери Триервейлер

* * *

Приближалось лето 2014 года, когда, по слухам, чета Олланд – Гайе собиралась официально обнародовать свои отношения. Они по-прежнему встречались. Франсуа, работая на опережение, написал мне, что все это неправда, что там все кончено, что он хочет вернуть меня, что эта девушка ничего для него не значит. В общем, завел обычную песню неверных мужей.

Каждый день он просил меня о встрече. Его упорство не ослабевало. Я перестала отвечать. Неспособность разобраться, где правда, а где ложь, мешала мне вновь взрастить в душе зерно доверия к людям, без которого – теперь я это знала точно – любые отношения заходят в тупик.

Франсуа в третий раз пообещал мне сделать публичное заявление, что у него нет связи с актрисой. И в третий раз не сделал. Погнался за двумя зайцами, боясь остаться в одиночестве? Не хотел рвать со мной окончательно, потому что не знал, чего ждать от меня, когда я стану свободной? Наконец 12 августа, в день своего шестидесятилетия, он опроверг слухи о скорой свадьбе. В тот же день предложил мне вернуться к нему. И прибавил: “Тебе решать, сказать мне “да” или “нет”.

Я должна перевернуть страницу. Каждый день я повторяла заученную наизусть потрясающую фразу Тахара Бен Желлуна: “Молчание любимого человека – это тихое преступление”, – и держалась. Кто из нас двоих больше страдает? Неизвестно. Он старался разузнать обо мне у друзей или у моего сына, с которым по-прежнему общался. Он у них выведывал, что я делаю, с кем встречаюсь, о чем думаю. Расспрашивал всех подряд, чтобы выяснить, почему я не хочу его видеть.

Когда мы впервые встретились после заявления о разрыве, он сказал:

– Не буду говорить о твоей книге: не хочу, чтобы ты решила, будто я из-за нее к тебе возвращаюсь.

Ничего не хочу знать ни о его жизни, ни о том, что происходит в Елисейском дворце. Не включаю телевизор, не читаю газет. Попадающиеся по дороге киоски кажутся мне источниками радиации, объектами, представляющими для меня опасность.

Я замкнулась в узком мирке, в хрупкой капсуле. Пытаюсь бороться, но энергия отчаяния первых дней уже иссякла. Кажется, это называется двойным ударом. Когда первый удар оказался недостаточно болезненным. Тогда наносят второй. Туда-сюда. Две пощечины. С одной стороны, потом с другой. Не успеешь подняться, как на тебя кидаются снова.

Франсуа причинил мне столько боли! И все же иногда мне его не хватает, это правда. Мне не хватает прошлого, нашей любви, не хватает нашей беззаботной страсти, часов, когда все казалось таким простым, когда краски были ярки, а воздух невесом. Но прошлое никогда не возвращается. Или налетает жестокими порывами, разметающими в прах: прошлое не желает умирать, особенно то, до Елисейского дворца, когда Франсуа был другим. Вернее, когда был самим собой.

Его послания говорили о любви. Он писал, что я – вся его жизнь и без меня он ничего не может. Это искренне? Он верил в то, что писал? Или это всего лишь последний каприз мужчины, который ненавидит проигрывать? Он писал, что вновь завоюет меня, но разве я президентский пост? Теперь-то я хорошо его знаю: если он сумеет меня вернуть, совершить немыслимое, то тогда ему, вполне вероятно, удастся вновь завоевать сердца французов, ведь сейчас он самый непопулярный президент за всю историю Пятой республики.

Мое доверие к нему умерло. Что касается французов, тут совсем другое дело. Могу засвидетельствовать: власть изменилась. Я не узнаю того Франсуа, которого страстно любила, в человеке, с презрением относящемся к своим соратникам, как еще недавно относился ко мне. Я видела, как день ото дня под бременем ответственности он становился все более бесчеловечным, как он постепенно хмелел от власти, теряя способность сопереживать. Однажды он ужинал со своей личной гвардией – сокурсниками по Национальной школе управления, и я была потрясена: оказалось, они тридцать лет ждали власти. И теперь, получив ее, почувствовали себя полубогами и пыжились от высокомерия.

В другой раз во время прогулки он заговорил о Лоране Фабиусе. Фабиус – министр иностранных дел в его правительстве. В 1984 году, когда ему было 37 лет, он стал самым молодым премьер-министром Франции. Так вот, Франсуа произнес:

– Для него это просто ужасно, жизнь не удалась.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что он никогда не был президентом.

– Но это же не значит, что его жизнь не удалась! По-моему, он доволен тем, что делает, и счастлив со своей подругой. А ты счастлив?

– Нет.

Дни текли медленно, ритм им задавали приходившие от президента эсэмэски. Я не могла удержаться и читала их. Первую, третью, пятую. В конце концов сдалась. Ответила на последнее послание. Он тут же отреагировал. Все вновь пошло по кругу и завершилось тем же, чем началось. Я устала от бесконечной переписки, которая ни к чему не привела. Его слова теперь не имели для меня никакого значения. Я снова положила этому конец. Интересно, до каких пор? Мне хотелось оказаться как можно дальше от Франсуа и от Елисейского дворца, который я объезжала стороной, даже если приходилось делать изрядный крюк.

Я была готова уехать куда глаза глядят, лишь бы не оставаться больше в этой обители печали. Мне позвонили из “Пари-Матч” и спросили, не соглашусь ли я отправиться в Нигерию, по следам школьниц, похищенных сектой “Боко харам”, и написать репортаж. Каждый день я старалась привлечь внимание к их судьбе всеми доступными мне средствами, чаще всего при помощи моего аккуанта в Твиттере или медийных акций. Я приняла предложение моей редакции уехать в тот же час, в ту же минуту, когда это будет необходимо. Но проект натолкнулся на визовую преграду. Нигерия в визах отказала.

Хотя я не так давно вернулась из Демократической Республики Конго, где вместе с доктором Муквеге оказывала поддержку бездомным детям и женщинам – жертвам сексуального насилия, у меня появилась мысль снова туда отправиться, и это придало мне сил. Встреча с обездоленными людьми заставляет думать о главном: так было и во время моей поездки на Гаити с представителями ассоциации “Народная помощь”.

Бывает, что гуманитарная акция подвергается критике и это обсуждается в СМИ. Кто прав, кто неправ? Несколько лет назад по поручению “Пари-Матч” я сопровождала певицу Барбару Хендрикс, когда она отправилась в Эфиопию, в лагерь беженцев. Эта обаятельная, удивительно талантливая женщина использовала свою известность для осуществления гуманитарной миссии. Она родилась в Америке времен сегрегации, оставившей в ее сердце неизгладимый след. Унижение она превратила в силу. Я была потрясена ее даром убеждения, способным уничтожить любые препятствия. Мне, как и ей, чужда идея, что ребенок рождается без малейших шансов выкарабкаться.