Наложница фараона - Якоб Ланг

— Я верю, — мальчик открыто улыбнулся.

— Прощай тогда…

Но, кажется, что-то мешало этому человеку до конца проститься с мальчиком и уйти; что-то, что не надо было высказывать, но высказать хотелось. И высказал все же.

— Лучше было бы ему уйти со мной, — Элеазар повернулся к Михаэлю, отвернувшись от мальчика; и говорил глухо и ни на кого не глядя. — Лучше было бы ему уйти со мной, — повторил Элеазар.

Мальчик посмотрел на него расширившимися от пытливого изумления глазами. Михаэль и остальные молчали.

— Но не уйдешь от судьбы, и значит, от смерти, — глухо произнес Элеазар.

Это слово — «смерть» — прозвучало вдруг как-то страшно и тяжело. Все смутились и сам Элеазар смутился. Он тотчас подумал, что мог напугать мальчика, а не хотелось этого. Он привлек мальчика к себе и, держа за руки обеими своими руками, стал глухо говорить. Один из мастеров, постукивавший молоточком по серебру, перестал это делать, опустив работу на стол. Все тихо слушали и молчали, но понимали, что Элеазар рассказывает для мальчика эту свою сказку…

— Один знатный и одаренный многими способностями юноша, — говорил Элеазар, — однажды узнал, что в городе живет гадальщик, способный угадывать будущее. Юноша пошел к нему. Тот спросил юношу; зачем тебе знать будущее, ведь будущее это всегда смерть. На что юноша отвечал, что знает он о смерти, а хочет узнать не смерть, а совсем другое, земное свое будущее.

Но вот именно земного будущего у него не оказалось. Гадальщик предсказал ему скорую смерть. «Ты умрешь сегодня вечером», — предсказал гадальщик. Но когда делается такое предсказание, становится сразу страшно, и не у многих достанет сил забыть о таком предсказании или даже посмеяться над ним. Юноша впал в такое отчаяние, что гадальщик, должно быть, пожалел его. «Выйдя от меня, — сказал ему гадальщик еще, — ты иди к базару. Там встретишь свою смерть прежде, чем она убьет тебя. Попробуй спастись».

Юноша выбежал из дома гадальщика. Теперь была хотя бы малая надежда. Юноша побежал к базару. Уже в воротах он столкнулся с каким-то человеком, которого даже и не успел толком рассмотреть. Юноша хотел бежать дальше, но рука этого случайного человека тяжело опустилась на его плечо.

— Я — твоя смерть, — страшно и спокойно произнес человек. — Если можешь и желаешь, спасайся.

Юноша, почти не сознавая, что делает, бросился к коновязи, мгновенно отвязал первого коня, который бросился ему в глаза; вскочил в седло и поскакал прочь из этого города, от своей смерти…

Все слушали, замерев…

— К вечеру прискакал он к воротам другого города, — продолжал Элеазар. — Но едва въехал в ворота, как схватили его стражники.

— Вот он! Вот он! — кричали они.

Сбежались еще люди. Из их сбивчивых криков и возгласов юноша понял, что его принимают за одного знаменитого своей ловкостью разбойника. Похитив в этом городе коня у одного знатного человека, разбойник скрылся. Но вот юноша въехал в ворота города и конь был тотчас узнан.

Напрасно юноша громко и несвязно пытался оправдаться. Его стащили с седла, поволокли к судье и вскоре произнесен был приговор. И вот уже юношу в присутствии множества народа возвели на эшафот. Солнце клонилось к закату, вечер близился. Юноша беспомощно и отчаянно оглядывался по сторонам. Внезапно сквозь толпу пробрался к самому эшафоту человек, и юноша в ужасе узнал того самого человека, что назвал себя его смертью. Теперь спасения не было.

Человек уверенно поднялся по ступенькам и громко закричал:

— Этот юноша ни в чем не повинен! Я — тот самый разбойник и я готов понести наказание, я не хочу, чтобы вместо меня казнили невинного! Здесь стоят люди, знающие меня в лицо, они могут подтвердить мои слова.

Он замахал руками, начал выкрикивать какие-то имена, вызвал из толпы несколько человек и они и вправду подтвердили его слова. И все люди на площади были тронуты его поступком. Все начали кричать, настаивая, чтобы отпустили на свободу и разбойника и юношу.

И городские власти приняли доброе решение отпустить обоих. И отпустили, поставив единственное условие, чтобы те немедленно покинули город.

Вечер уже совсем вступил в свои права, когда они вышли за ворота и дошли до тихой рощицы высоких пальмовых деревьев. До того они шли молча. Юноша был взволнован и предвкушал еще какие-то дальнейшие приключения, которые могут, должны произойти от его знакомства с этим странным человеком.

— Кто ты? — наконец решился спросить юноша. — Почему ты сначала назвал себя моей смертью?

— Потому что я и есть твоя смерть. Я, а не кто-то или что-то другое. И от меня ты умрешь…

Элеазар замолчал.

— Дальше! — попросил как-то встревоженно мальчик.

— Дальше нет ничего, — глухо сказал Элеазар, — здесь конец.

— Но ведь на самом деле никакого конца здесь нет! — вдруг стал горячо настаивать Андреас. — Ведь не произошло никакого убийства. И, может быть, они еще подружились вопреки всем предсказаниям. И все приключения случились. И они жили долго…

— Но вот всем кажется, да и принято полагать, что это конец, что юноша умер, — осторожно вступил Михаэль. Он вовсе не хотел обижать мальчика, но ему показалось, что некоторая детская смелость и необычность мыслей Андреаса может быть для мальчика опасна; и теперь он осторожно хотел ввести мысли ребенка в обыденное русло.

— Но я не верю, я хочу полагать по-своему! — упорствовал Андреас.

Элеазар молчал.

— Полагать такое, с чем не согласен никто, означает полагаться на ложь, — громко сказал старый Зевул.

Андреас не ответил, притих. Но видно было по его взволнованному упрямому выражению лица, что он по-прежнему не согласен. Он только почувствовал бесполезность спора, но переубедить его не смогли.

— Прощай, мудрец! — Элеазар неожиданно и быстро поднялся, поцеловал мальчика в левый — ближе к сердцу — висок; и вот уже быстро шел по улице.

Андреас подбежал к раскрытой двери и жадно смотрел ему вслед.

Элеазар шел быстро, чуть пригибаясь; черезплечная сумка висела на ремне. Теперь он шел, держа набалдашник посоха, немного пристукивая по мостовой и резко выбрасывая посох вперед.

Мальчик подумал, что этот дубовый посох Элеазару из Бамберга кто-нибудь подарил здесь, в еврейском квартале; может быть, даже и Гирш Раббани…

— Ну, Андреас, — оживленно заговорил Михаэль, желая разогнать впечатление чего-то странного, смутного и тревожного, произведенное рассказом Элеазара, и вернуть всех, а в особенности этого мальчика, к заботам и занятиям обыденной действительности. И заговорил. — Ну, Андреас, вот тебе твоя первая работа.