И опять Пожарский 2 - Андрей Готлибович Шопперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ещё в этот день Пётр раздал лесникам кедровые орешки и наказал посадить везде в лесу, а на следующий год, если взойдут, обязательно его позвать и показать. Плохо, что летом он всегда на Урале, надо быстрее уж отпускать Миасс в самостоятельное плавание.
Событие шестьдесят восьмое
Захариас Янсен по приезде в Вершилово получил огромный двухэтажный терем, рубленный из толстенных сосен с тремя печами и удивительно тёплый. Дом был совсем новый и замечательно пах лесом. Его жена Катарина немного прихворнула по дороге из Москвы и травницы просто набросились на неё, заставляя пить отвары по шесть раз в день. Сам очковый мастер ходил к травницам три раза, а сын Яков походил с матерью одну неделю, а потом пошёл в первый класс местной школы. Фамилии преподавателей школы знал любой образованный человек в Европе. Что уж говорить, даже сам Рубенс учил детей рисовать, это было непонятно. У Рубенса десятки учеников и любой из них мог бы учить детей, но вёл урок рисования именно Рубенс. А ещё все ждали, когда приедет маркиз Пожарский и начнёт учить детей географии. Про эти уроки ходили легенды, причём не среди местных крестьян и уж не среди детей. Легенды ходили среди учёных, что просто кишели в Вершилово. Столько нет и в университетских городах.
Захариас разобрал привезённый багаж и сходил, посмотрел, какое стекло варят в Вершилово. Качество его не устроило, и мастер заявил об этом управляющему Онисиму Петровичу Зотову. Тот поскрёб затылок и переговорил с мастерами. Сварили другое стекло. Захариас опешил, ничего подобного он не видел. Зотов назвал это стекло хрусталём.
– Много мы сделать не можем, есть проблема с одним из компонентов, но когда надо подходите.
Захариас отшлифовал две линзы и собрал первый на Руси телескоп. Оценить его работу пришли все астрономы Вершилова. Да, если этот маркиз решил собрать всех астрономов Европы, то не хватает только Галилея. Телескоп оценили, лучше ещё никто в мире не делал.
А на следующий день приплыло десятка два лодей с Урала и с ними маркиз Пожарский. Маркиз появился у Янсена через неделю, видно занят был. И с порога огорошил. Нужно бросать делать телескопы и начинать чеканить монету. Захариас показал Петру оборудование, на котором он подделывал талеры.
– Не пойдёт, – маркиз покачал головой, – делай пока подзорные трубы.
Второй раз Пожарский пришёл через два дня и привёл с собой двух математиков Симона Стивена и Михаэля Мёстлина и здоровущего мужика с огромной рыжей бородой. Сам маркиз хоть и был молод, но вырос уже почти на голову выше Захариаса, да и в плечах был ого-го, но кузнец рыжий был как бы, ни в два раза шире его. Они долго осматривали станки Янсена и заглядывали в рисунки, что принёс Пётр Дмитриевич. Симон уже прилично говорил на русском, а сам Пётр неплохо владел одним из диалектов немецкого. Эскизы показали и Захариасу. Там был станочек для изготовления бурта на монете. Монету просто проворачивали вдоль ребристой полоски. Хитро придумано. Были формы для отливки листа, были вальцы для прокатки листа и придания ему нужной толщины. Ещё был станок, где по заготовке монеты не стучали, а выдавливали изображение прессом. Был ещё один пресс для вырубания самих заготовок. Да это был не его жалкий станочек.
Захариас посмотрел на всю эту красоту и решил, что раньше января следующего года ему эти станки не сделают. Каково же было его удивление, когда через десять дней прибежал мальчишка и позвал Захариаса в кузницу. Станки были готовы, были готовы и две матрицы для выдавливания аверса и реверса. Да даже листы серебра уже отлиты и отожжены.
Вместе с кузнецом Янсен прокатал листы до нужной ширины и отправил их на повторный отжиг и мойку в винном уксусе. Монеты вырубили, нанесли гурт и выдавили изображение.
Посмотреть на новые блестящие монетки собрались те же. Что тут можно сказать. Таких качественных монет не делали нигде в Европе. Их практически невозможно было подделать. Нет, возможно, всё, но для этого нужно иметь такое, же оборудование, а где его взять. Одни зеркальной чистоты вальцы, обработанные на токарном станке невиданной конструкции, чего стоили.
На монете, на аверсе была цифра «1» и под ним надпись «рубль», ниже по кругу шёл венок из дубовых листьев. На реверсе был двуглавый орёл и надпись по кругу «российская империя». Монета специально была чуть тяжелее талера.
– Зачем, ведь можно сэкономить немного серебра, – спросил Захариас у маркиза.
– Во всём мире должны знать, что русские деньги самые полновесные и в них самое чистое серебро, это должен быть эталон, на который все будут равняться. Вот представь, приедет купец в Испанию, скажем, и начнёт расплачиваться нашими рублями, их понятно, сразу начнут сравнивать с другими серебряными монетами, а они и чище и красивее и тяжелее. Ведь это поднимет престиж Руси. Запомни Захариас одну вещь. Сначала ты работаешь на престиж, а потом престиж работает на тебя и за тебя.
Событие шестьдесят девятое
Князь Дмитрий Михайлович Пожарский воевода Новгорода Великого получил письмо от сына. От старшего сына Петруши.
Князь, даже не раскрывая письма, знал, что оно ему не понравится. Вот уже три года он не видел старшего сына. Всё из-за проклятого Колтовского. Местничать он вздумал. Правильно боярская дума тогда порешила, бить батогами и отправить в войско. Тут ляхи в нескольких верстах от Москвы, а он вздумал вспоминать про тётку свою, что была женой царя Ивана. Где сейчас тот царь? Не из-за его ли дел Русь вверглась в десятилетия смуты и разора. Петруша тогда вступился за честь отцову. Понятно всё, он старший в дому остался. Наверное, Государь правильно поступил, что отправил его, подальше, от беды, наводить порядок в отцовой вотчине в Пурецкой волости. А вот дальше Петрушу словно подменили, окружил себя сплошными немцами и начал торговлишкой всякой заниматься. Нет, получая из Вершилова разные диковины, князь был доволен. И деньги огромадные сын присылал с гонцами регулярно. Почитай сейчас самый богатый на Руси человек он – князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Или нет? Один-то человек точно в разы богаче и зовут того человека маркиз Пётр Дмитриевич Пожарский. Надо же – маркиз. Выдумают же. Дмитрию Михайловичу объяснили, что в Европе маркиз, это сын князя у которого отец жив и потому сам князем он ещё стать не может, то есть – княжич. Ну, он и есть княжич, зачем «маркиза» выдумали. Жена Прасковья Варфоломеевна и сыновья, младшие Фёдор и Иван всё попрекают князю, что не потребует он назад у царя Петрушу. А как потребуешь, один раз Пожарский завёл разговор, что пора бы сыночка вернуть домой, но Государь и стоящий около него патриарх Филарет только засмеялись. Как можно вернуть домой того, кто казне как бы ни половину денег приносит, Русь в руинах лежит её поднимать надо. Пусть маркиз работает в своём Вершилово, то есть извини князь Дмитрий Михайлович в твоём Вершилово. Вот и весь разговор. По письму боярина Гагарина, что ездил летом в Вершилово с царём, сельцо это уже больше Казани. А хоромы и соборы возведены такие, что и в Европах такого нет, где уж Москве с Вершилово тягаться.
Пётр не так давно прислал очередные диковины, вазы и блюда из фарфора необычайной красоты и стеклянные вазы и книжки для младших детей, десяток сундуков подарков. Когда всё расставили в горнице в княжьих хоромах в Детинце, у всех домочадцев дух вышел вон. Не слово сказать, ни пошевелиться нельзя. Ладно, красота, пусть бабы охают, но, сколько это стоит? Поди, весь Новый Город купить можно. Или Смоленск у ляхов выкупить.
И вот теперь пришло письмо. За окном пролетали белые мухи. Окна были застеклены стеклом,
