Мой любимый сфинкс - Людмила Зарецкая

Марину бросили. Подло. Безо всякого объявления войны. В момент, когда она была приятно возбуждена только что состоявшейся любовной встречей. Сидя на роскошной кровати дорогого номера-люкс в одном из самых престижных отелей города, она с нежностью смотрела на дверь ванной комнаты, за которой скрылся ее любимый. Выйдя из ванной, он размотал обернутое вокруг бедер полотенце, небрежно бросил его на пол и, начав одеваться, не глядя на Марину, сказал:

– Это был последний раз. Больше нам не нужно встречаться.

– Тебе не нравится в этом отеле? – по-прежнему счастливо улыбаясь, спросила она. Она всегда улыбалась, когда смотрела на его обнаженное накачанное тело, под которым всего несколько минут назад билась в волнах небывалого экстаза. Ни разу в жизни рыхлое тело Гриши не вызывало в ней такого отклика. – Мы можем встречаться где ты захочешь. Или давай поедем на несколько дней в Париж. Или в Рим. Или в Лондон. Куда скажешь.

– Ты не поняла, – спокойно ответил он, нагнувшись, чтобы зашнуровать кроссовки. – Мы больше вообще не будем встречаться нигде. И твои попытки купить меня Парижем или Лондоном выглядят пошло.

– Как – не будем встречаться? – Марина не верила своим ушам. – Почему?

– Потому что это бессмысленно. В основе наших отношений лежит голая физиология. Не знаю, как тебе, а мне этого мало.

– Ты меня разлюбил? – пролепетала сбитая с толку Марина.

– Да с чего ты взяла, что я тебя вообще любил? – усмехнулся он. – Было интересно, чем банкирши отличаются от простых баб. Проверил. Ничем. Больше не интересно.

Глаза Марины набухли слезами.

– Вот только этого не надо, – поморщился мужчина, без которого она еще три минуты назад не представляла своей жизни. – Я бабские выходки на дух не переношу. Нам с тобой было хорошо. Это и помни. Все, давай, пока. И не звони мне больше.

Хлопнула входная дверь. И Марина осталась в номере вдвоем с нарастающей в ней истерикой. Домой она вернулась с опухшим лицом, на котором было практически не видно превратившихся в щелочки глаз. Прошла в свою комнату, отказалась от ужина, сославшись на головную боль, бурно зарыдала в ответ на заботливый вопрос Гриши, не нужно ли ей что-нибудь, швырнула в стену принесенный им стакан с водой, визгливо заорала, что если он вызовет «Скорую», то она выбросится с балкона. А когда вся семья легла спать, тихо прошла в ванную комнату и, погрузившись в воду, перерезала себе вены.

Прислушивавшийся к ее мятущимся шагам Гриша заподозрил неладное и успел выломать дверь.

Шрамы на руках зажили быстро. А вот то, что было сломано в ее душе, никак не срасталось. В психбольнице, куда Марину увезли по настоянию врачей, она упорно отказывалась от еды. Ее приходилось кормить насильно. Ставшая совсем прозрачной Марина отворачивалась к стене, когда к ней в палату заходили родители или дети, и начинала биться в истерике, когда видела Григория.

Ее помешательство не проходило, хотя в клинике она провела уже почти десять месяцев. Гриша свозил лучших докторов со всего света, но они ничего не могли поделать с тем, что Марина Чухлебова не хочет жить. Ни с Гришей. Ни вообще.

Сам Григорий за эти десять месяцев потерял восемь килограмм. Он по-прежнему любил жену. Боялся ее потерять. Мечтал о возвращении прежней жизни, но это не мешало ему железной рукой вести свой бизнес, заниматься детьми, на которых он теперь сосредоточил всю свою любовь и внимание, заботиться о Рининых родителях, которые после случившегося сильно сдали, и даже съездить с детьми на море.

По нескольку раз в день он звонил в клинику, мечтая услышать хотя бы о малейшем улучшении состояния Рины. Но улучшения не наступало. И он все глубже и глубже погружался в пучины горя, внешне, впрочем, практически не меняясь. Лишь самые близкие люди – мать и старый, еще с первых институтских времен, лучший друг – знали о том, что его нервы уже тоже на пределе. И что больше всего Григорий боится, что безмятежное счастье, в котором он прожил десять лет, больше никогда не вернется. Боится и сходит с ума от страха и отчаяния.

Глава 11

На грани возможного

Очень советую: рассчитывайте только на себя. Но если предлагают помощь – принимайте.

История, рассказанная Инессой Перцевой, по большому счету, оставила Злату равнодушной. К совершенному на базе убийству она явно отношения не имела, любопытство по поводу случившейся у банкира Гриши семейной трагедии было удовлетворено, а до морального состояния самого Григория Чухлебова ей, в общем-то, не было никакого дела.

На обратном пути на базу она быстро пересказала фабулу Аржанову, опустив леденящие кровь детали, красочно расписанные Инной. Мужчинам все эти «страсти-мордасти» были совершенно неинтересны. Жизненный опыт Златы подсказывал ей это со всей очевидностью. Конечно, встретив в обеденном зале Гришу, она метнула на него острый взгляд, стараясь заметить признаки душевного волнения, но Чухлебов выглядел так же, как всегда.

– В поселок ездили? – спросил он без особого, впрочем, интереса на круглом, чуть сонном лице.

– Да, мне нужно было доктору показаться, – зачем-то выдала полуправду Злата. – Александр Федорович хотел убедиться, что вчерашний удар по голове никак не сказался на моем здоровье.

– Ну и как, не сказался? На здоровье и умственных возможностях? – В голосе обычно мрачного Гриши скользнули искорки веселья, и Злата уставилась на него, не веря своим ушам.

– Да вроде нет, – ответила она и, аккуратно обойдя Гришу, вошла в столовую. Обедали не полным составом. Зимний и Костромин отправились на охоту, ради которой они приехали на базу и которую разрешили только сегодня. Муромцев с Володей уже пообедали и работали в кабинете. Зычный бас депутата, диктующий что-то своему помощнику, был слышен даже через двое закрытых дверей. Парменов не вышел к обеду, сославшись на головную боль. А Светка с Завариным уже поели и отправились в лес за земляникой.

Отсутствие общества Злату вполне устраивало. Она быстро проглотила холодный борщ, удивительно вкусный и пахнущий свежестью, слопала целую тарелку картофельных драников с деревенской сметаной, запила все это великолепие домашним квасом и подумала, что жизнь решительно удалась. Кроме нее, в столовой были только Гриша и Аграфенин, которому Аржанов велел за ней присматривать, пока он ненадолго отлучится к егерям.

– Я спать хочу, – честно призналась Злата Антону, когда обед был закончен. – Я сегодня проснулась ни свет ни заря.

– Что, Сашка разбудил? – Антон засмеялся. – Он сам вскакивает с петухами и другим спать не дает.