Преступление победителя - Мари Руткоски

Кестрел посмотрела на стражника, который говорил последним, и ударила его по лицу. В ошеломленном молчании, которое последовало, она сжала ушибленную руку в кулак и ушла прочь.

* * *

Верекс сидел на грязной соломе в углу одного из загонов для собак и пытался кормить щенка, поднося к его мордочке пропитанную молоком тряпку. Щенок с морщинистой кожей безвольно лежал у него на руках с закрытыми глазами.

Когда Верекс увидел Кестрел, он сам стал похож на настороженное животное, загнанное в угол.

— Ничего не говори.

— Не говорить чего?

— Того, что ты собиралась сказать.

Кестрел перегнулась через барьер деревянного загона.

— Покажешь мне, как это делать?

Верекс от удивления поднял руку с тряпкой. На щенка упало несколько капель молока.

Кестрел вошла в загон, села на солому рядом с Верексом и вытянула вперед ладонь, сложенную лодочкой.

— Нет. — Верекс соединил обе ее ладони. — Вот так.

Он положил щенка ей в руки. Маленькое животное было мягким комочком тепла. Когда оно дышало, шевелилось все его тело. Кестрел подумала, была ли она такой же, когда отец держал ее, новорожденную, на руках, и испытывал ли он такое же успокоение, как она сейчас.

— Он самый маленький в помете, — сказал Верекс. — Его мать не будет его выкармливать.

Он показал Кестрел, как вложить тряпку с молоком в рот щенку.

— Я должна тебе кое-что сказать.

Принц потеребил соломинку.

— А, я сам понял. Несложно догадаться, какую власть мой отец имеет над тобой. — Он заметил ее изумленный взгляд. — Особенно, когда ты знаешь его так хорошо, как знаю его я. Он бы скрутил этому щенку голову, даже если бы сучка сама его вскармливала. Он не любит слабых. Но получает удовольствие, когда ему удается узнать чью-то слабость. А теперь твой губернатор уехал.

Кестрел не отрывала затуманенного взгляда от щенка.

— Я не это имела в виду. Я хотела сказать другое.

— Но это правда. Ты любишь его. Вот твоя слабость. Как бы то ни было, именно поэтому ты согласилась выйти за меня.

Кестрел провела большим пальцем по крошечному мягкому ушку. Она смотрела на слепого щенка, который во сне сосал молоко.

Верекс проговорил:

— Никому не нравится, когда его используют.

— Прости. Я не хотела тебя использовать.

— Честно говоря, я привык к этому. Мы находимся при дворе. Я никогда не думал... ну, я ведь сын своего отца, верно? Разумеется, моя женитьба будет по расчету. Разумеется, мне не дадут никакого выбора. Я знаю, что злился. Я до сих пор злюсь, и это гложет меня, но... после помолвки я бы понял, Кестрел. Сейчас я тебя понимаю. Ты могла все объяснить.

— Ты считаешь, что причины важны?

— А по-твоему, нет?

— Верекс, я сделала кое-что ужасное.

По мере того как вздымались и опускались ребра щенка, Кестрел рассказала Верексу о своем плане отравить лошадей жителей восточных равнин, и почему она предложила такой план.

Верекс молчал. Одна его рука сжимала солому. Кестрел подумала, что сейчас он заберет у нее щенка, но он этого не сделал.

Она сказала:

— Я слышала, что ты не согласен с войной на востоке.

— Отец говорит, что я слишком мягкий. Он прав.

— Должно быть, ты теперь винишь меня еще больше.

— За то, что ты тверже? — Он отвел с лица свои светлые волосы, чтобы лучше ее видеть. — Такой ты себя считаешь?

— Если бы я не предложила яд, то, возможно, равнины не были бы сожжены. Может быть, наша армия ничего бы не сделала.

Принц цинично рассмеялся.

Кестрел сказала:

— Если бы у меня не произошло того разговора с твоим отцом, то, по крайней мере, что бы ни случилось дальше, это не было бы моей виной.

— Не думаю, что незнание — то же самое, что невинность. — Верекс с шуршанием откинулся на вонючую солому. — Я считаю, что ты сделала лучшее из того, что могла. Риша тоже будет так считать, когда я расскажу ей.

— Нет. Не говори ей. Пожалуйста.

— Я рассказываю ей все, — просто ответил Верекс.

Взгляд Кестрел снова упал на щенка. Она представила, каково это: рассказывать кому-то обо всем. Она погладила мягкое создание.

— Он выживет?

— Я надеюсь.

По пальцам Кестрел потекла быстрая горячая струя. Девушка вскрикнула. Моча щенка пропитала ее рукав. Верекс расширил свои и без того большие глаза:

— Тебе повезло.

— Повезло?

— Ты же знаешь, это не все, что делают щенки. Могло быть и хуже.

Кестрел улыбнулась.

— Верно, — сказала она. — Ты прав.

Ее улыбка превратилась в смех.

* * *

Служанки были в ужасе. Они набрали ванну и практически сорвали со своей госпожи одежду. Но Кестрел цеплялась за то воздушное ощущение прощения, которое подарил ей Верекс. Оно поддерживало ее в теплой ванне.

Она попросила, чтобы ее оставили в одиночестве.

Ванна остыла. Потемневшие от воды волосы облепили ее грудь, будто доспехи.

Арин изменил ее. Пришла пора это признать.

Кестрел встала в ванне. С нее стекала вода. Девушка завернулась в халат, почему-то смутившись своего обнаженного тела.

Каким образом Арин ее изменил?

Она вспомнила прошлое лето и то, как Арин чуть ли не насильно открывал ей глаза, чтобы она увидела мир. Она подумала о щенке, слепом бархатном комочке, и о своем желании вернуться назад и никогда не слышать планов, касающихся восточных равнин, чтобы не нести ответственность за то, что произошло.

Кестрел подумала, что должна открыть глаза еще шире.

Она взглянула на мир.

На ней был роскошный халат: невесте принца должны быть доступны любые удобства. В окнах ванной комнаты стояли витражные стекла: валорианка должна наслаждаться красотой. На сморщенных пальцах Кестрел влажно блестели золотые кольца: победы генерала принесли богатство его дочери.

А во влажном воздухе невидимым грузом висели правила. Но кто их устанавливает? Кто решил, что валорианцы должны чтить свое слово? Кто убедил ее отца, что империя должна продолжать пожирать целые страны и что рабы принадлежат Валории по праву завоевания?

Ее отец держался за свою честь так крепко, будто она была материальным предметом, чем-то твердым и неизменным. Кестрел вдруг подумала, что когда-то пыталась представить, на что похожа честь ее отца и на что — Арина, но формы собственной она не знала.

Она решила, что в безоговорочном принятии чужого понятия о чести заключается бесчестье.

Кестрел наклонилась и прикоснулась к крану и трубе, через которые наполнялась ванна. В геранских домах тоже строили водопроводы, в основном для фонтанов, но императорский дворец был пронизан гениальной системой труб, которые качали теплую воду из термальных источников в толще горы, нагревали ее в печах и поднимали на верхние этажи. Эту систему изобрела главный водный инженер, та самая женщина, которая проектировала каналы.