Глазами Лолиты - Нина Воронель

«Мы что — будем спать в одной кровати?». «Не волнуйся, дорогая. Я попросил у них добавочную раскладушку. Но у них пока нет».

Я уставилась на него, не веря своим ушам:

«Ты что, с ума сошел, дорогой? Когда дорогая мама узнает, она с тобой, дорогим, разведется, а меня, дорогую, задушит».

Он притворился, что не понимает, в чем дело, и сел рядом со мной:

«Послушай, в чисто практическом смысле я твой отец. И очень к тебе привязан. Боюсь, что в тех обстоятельствах, в каких мы оказались, нам придется пока спать в одной комнате».

«И в одной кровати?» — уточнила я и направилась в ванную, но перепутала двери и вошла в зеркальный стенной шкаф. Ванную я все-таки нашла и даже помыла руки — там в розовой вазочке подавали очень миленькую мыльную розочку. А когда вышла к Юджину, сразу прервала его телячьи нежности, заявив, что пора жрать. Он поморщился от моей грубости, но стерпел и мы опять покатились вниз в зеркальном лифте. Мне показалось, что он смотрел на мое отражение в зеркале, облизываясь, как тот пятнистый дог с лиловым языком.

Ужин был как ужин, ничего особенного, но стоил он целое состояние — Юджин платил карточкой, но я заметила что число в счете было трехзначное.

«Скажи, дорогой, одобрила бы дорогая мама такое дорогое расточительство?» — поддразнила я его, с трудом доедая огромный кусок вишневого торта.

«Что ты сегодня заладила этих дорогих, Светка?»

«Ты первый начал, когда назвал меня дорогая».

«Да я не всерьез, просто так ляпнул, — вспомнил одну книжку, которую еще ты не читала».

Не знаю, что на меня нашло:

«Это какую книжку? Уж не однобокую ли Лолиту?».

В этот момент на лицо Юджина стоило посмотреть — вот это было зрелище! Зрелище всего на один миг, — он тут же овладел собой и захохотал, по-моему, притворно:

«Какая Лолита? Однобокая? Откуда ты ее выкопала?».

Я могла бы сказать, откуда — от Габи или от библиотекарши, но тогда получилось бы скучно:

«В воздухе носится, в воздухе!» — пропела я и поплыла к лифту. Или, может, мне показалось, что поплыла, потому что ноги у меня подкосились и я бы шлепнулась на сверкающий ресторанный паркет, если бы Юджин не поймал меня в последнюю минуту.

«Иди-ка скорей спать, однобокая. Я надеюсь, за это время нам принесли раскладушку».

Никакой раскладушки нам, конечно, не принесли, и мне почему-то показалось спросонья, что Юджина это не очень удивило. Во всяком случае, не слишком огорчило. Что-то в нем было такое, что напомнило мне Илана в тот день в парке. Я села на край кровати и поманила его пальцем:

«Наклонись, я тебе расскажу одну страшную тайну. Только пообещай, что ты маме ни слова…».

Но он не захотел меня слушать:

«Завтра расскажешь, а сейчас ложись. Я выйду, а ты раздевайся. Даю тебе десять минут».

И он на полной скорости выскочил из номера, будто именно сейчас обнаружил, что за ним гонится мафия подделывателей картин. Не знаю, вернулся он через десять минут или нет, потому что я кое-как напялила ночную сорочку и провалилась в тартарары.

Меня разбудил страшный сон. Габи подняла бы меня насмех за такое выражение, потому что сон — это то, чем спят, а не то, чем будят. Но мой сон был такой страшный, что я не могла спать его дольше. Мне снилось, что я опять упала в озеро Чотоква и меня засасывает липкая грязь, из которой я не могу выбраться, а вокруг меня шуршат и шевелятся водоросли. Они то протягивают ко мне свои щупальца, то отдергивают, их пальцы бегают по мне, как клавиши по роялю, коснутся и отскочат, коснутся и отскочат.

Я приготовилась умереть, открыла глаза на прощанье и поняла, что это был сон. Вокруг было темно и тихо. Я приподнялась на локте и постаралась сообразить, где я нахожусь. Кровать подо мной была широкая, значит, я не в школе, но в кровати я была не одна — совсем рядом кто-то тихо сопел. Сопел, но не спал — недаром я прожила много времени в детском коллективе, чтобы уметь отличать сопение спящего от сопения притворщика. Чтобы не пугаться, я пошарила рукой в той стороне, откуда доносилось сопение притворщика, и нащупала чью-то кудрявую голову. Только чью, чью, чью?

И вдруг разом все выстроилось в ряд — Юджин, мафия, самолет, Берлин, отель, кровать под пурпурным покрывалом и раскладушка, которую не принесли. Значит, это Юджин лежит совсем близко, но не спит, а притворяется. Уж не он ли бегал по мне щупальцами, пока я спала? Я вспомнила, как он облизывался, глядя на мое отражение в зеркале, пока мы спускались в лифте в ресторан, и решила проверить, он или не он.

Я затихла и принялась ровно дышать, как дышит спящий, — ожидая, что он станет делать, когда поверит, будто я сплю. Он шевельнулся и начал потихоньку скользить по простыне по направлению ко мне — кровать слегка прогибалась под его тяжестью, и одеяло стало сползать с моей спины.

Пока я обдумывала, поправлять одеяло или нет, кто-то в соседнем номере оглушительно громко спустил воду в уборной. От рева и клокотания воды в трубах и мертвый мог бы проснуться, тогда я для правдоподобия разыграла ночной кошмар. Я вскочила и, дико озираясь, забормотала какую-то чушь о липком иле на дне озера и о жадных водорослях, оплетающих мне ноги. После чего рухнула на постель и изобразила погружение в глубокий сон.

Испуганный этим отчаянным поступком Юджин замер и перестал дышать. Сообразив, что пора его слегка пришпорить, я заметалась по постели и отбросила руку ему на плечо. Он шарахнулся от меня и помчался в ванную, как бы желая напиться, Тогда я сонным голосом попросила его принести воды и мне, взяла из его рук стакан, сделала большой глоток и сунула стакан опять ему в руку. Так что ему пришлось вернуться в ванную, чтобы отнести стакан обратно, а я укрылась одеялом и хотела притвориться спящей, но почему-то немедленно заснула.

Но спала я недолго, потому что Юджин все время вздыхал и елозил по постели и очень быстро разбудил меня окончательно. Мне так эта возня надоела, что я решила его испытать, — я придвинулась к нему совсем близко и прошептала прямо в ухо:

«Раз ты все равно не даешь мне спать, так хоть выслушай мой секрет».

«Секреты нужно хранить, а не разбалтывать направо и налево», — недовольно проворчал он, но не отодвинулся.

«Но ты ведь тут, а не направо или налево, так что слушай», — и я ему рассказала и про Нетту, и про Илана. Вместо того чтобы меня отругать, он принялся меня утешать и гладить. Гладил, гладил, и все придвигался и придвигался, и не успела я глазом моргнуть, как он проделал все то же, что и Илан, тем более, что на мне были не тесные джинсы а всего лишь тонкая ночная сорочка. Умел он это делать гораздо лучше и дольше, чем Илан, пожалуй, даже слишком долго, так что я в конце концов стала его отталкивать обеими руками и даже молотить кулаками.

Он сперва не поддавался, но через пару минут застонал и завыл, как буря мглою небо кроет, и отвалился в сторону. После чего обхватил меня, как куклу, прижался лицом к моему животу и стал причитать:

«Светка, Светик, свет мой, радость моя».

От этого меня просто стошнило, и я спросила самым противным из своих голосов:

«Что, интересно, скажет мама, когда узнает, что ты меня трахнул?».

Он поморщился, будто у него заболел зуб, и жалобно попросил не напоминать ему о маме. Никакой зуб у него, конечно, не болел, зато у меня между ног все жгло и горело огнем, так он меня растер. Я решила, что пора его немножко припугнуть и начала корчиться, как от сильной боли: «Ой-ой-ой! Смотри, что ты со мной сделал! Ты разворотил мне все внутренности, у меня внутри все болит. Сейчас позвоню в полицию и заявлю, что ты меня изнасиловал. Дай мне телефонную книгу, я найду телефон берлинской полиции».

Я, конечно, никуда не собиралась звонить, но мне нравилось видеть, как он испугался и завилял хвостом:

«А как ты будешь с ними говорить? По-немецки?».

«Ладно, я не буду звонить в полицию, я лучше позвоню маме. У тебя ведь есть ее телефон?».

Услыхав это, он прямо посинел от страха и замахал на меня руками:

«Ты что, хочешь нас засветить? В таком случае не нужно заметать следы, нужно просто заявиться в мафию с повинной!».

Я так и не разобрала, кого он больше боялся — мафию или маму?

Глава третья. Светка и Юджин

Ну вот, в конце концов, нас занесло в Москву, а Москву занесло снегом. В жизни не видела столько снега враз, — на ветках деревьев, на тротуарах, на крышах машин, — все было бы белым-белым, если бы снег не был такой грязный. Тут очень кстати оказались моя новая дубленка и меховой берет из того же коричневого меха, что и воротник. А вместо кроссовок, в которых по Москве далеко не уйдешь, Юджин купил мне шикарные меховые сапожки на маленьком каблучке — он купил их по дороге, кажется, в Варшаве, я уже не могу вспомнить точно, потому что мы несколько дней мотались по Европе, заметая следы.

Это было настоящее приключение, такое, про какие пишут в настоящих книгах. В такие игры я еще никогда не играла, тем более, что все это не понарошку, а на самом деле. Из Берлина мы выехали на поезде — Юджин объяснил мне, что для заметания следов поезд годится гораздо больше, чем самолет: ведь в самолете всех обязательно регистрируют, а в поезде нет.