Слеза чемпионки - Ирина Роднина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уже рассказывала, как в Саппоро Люда Смирнова забыла мне сказать, что мои коньки Жук забрал поточить. После такого стресса мы вышли днем на короткую программу. Очень жесткий был лед, поскольку фигурное катание ставилось в расписание между хоккеем. Поэтому Жук и взялся точить коньки. В короткой программе на прыжке двойной сальхов Лелик упал. Не передать, какой ужас я испытала! Первым в судейской бригаде сидел Писеев, за ним в ложе все наше руководство, все в боярских шапках, шубах, тогда нас одели в смешные шубы. Писеев ставит нам то ли 5,6, то ли 5,7. А остальные, иностранцы, поставили на десятую балла выше! И вижу, как у Павлова из рукава шубы вылезает кулак. И по мере того, как вырастает кулак, у Писеева с той же скоростью убирается голова в плечи. Но, честно говоря, катались мы неважно. Видно, вся эта нервная обстановка дала о себе знать.
Предолимпийские сборы: Хабаровск и Запорожье
1972 год мне больше всего запомнился даже не Олимпиадой, а сбором в Хабаровске накануне Игр.
Таня Тарасова, тогда молодой тренер, и ее лучший друг Юра Овчинников собрали вокруг себя шумную компанию. Отдельно гулял Сергей Четверухин, он всегда очень тихо и достойно себя вел. Я жила в одной комнате с молодой совсем девочкой, одиночницей Мариной Саная. Жук ее тоже тренировал. Так получалось, что я все время оставалась одна. Маринка почитала, и спать, все остальное время она тренировалась. Лешка активно бегал за Людой. Однажды раздается стук в дверь. Ко мне в номер никто не стучал. Я ушла от всех, поскольку погружена в сложную ситуацию. У меня напряжение с Улановым, и я явно не вписываюсь в веселую компанию Тани и Юры.
Стук повторяется, и в комнату влетает Вовка Ковалев. Я еще дверь не открыла, а он мне кричит: «Маленькая! — он меня маленькой называл. — Посмотри, какая у меня шуба!» Сейчас те ребята, которые попадают в олимпийскую сборную страны, от олимпийской формы не балдеют, ее можно купить в магазине. А тогда ничего нельзя было купить, не говоря уже о спортивной одежде. А тут шерстяные костюмы с гербом, шуба, шапка! Вовка просто с ума сошел, даже не мог тренироваться.
Ковалев считался учеником Писеева. Писеев до Спорткомитета работал тренером на стадионе Юных пионеров, и Вова начинал в его группе. Дальше он тоже всегда его курировал. Потом Ковалев перешел к Татьяне Александровне Толмачевой. Чайковская стала его тренером позже, после Саппоро. Но Толмачевой на Олимпиаде не было: вся наша команда — три пары, три одиночника — Овчинников, Ковалев и Четверухин, и одна одиночница — Марина Саная. Танцы тогда еще в программу не ввели. Они появились впервые в Инсбруке в семьдесят шестом. Из тренеров отправили Кудрявцева (он тренировал Смирнову — Сурайкина), Тарасову (у нее выступала третья пара), Жука, который выводил нас, Четверухина, Санаю и Овчинникова с Ковалевым. Тройка ребят в мужском одиночном катании оказалась благодаря Четверухину, который стал серебряным призером чемпионата мира.
Для нас, как и для Ковалева, тоже было целым событием получить форму. На чемпионаты мира нам никакой специальной формы не выдавали. Нам шили только костюмы, в которых мы выступали. А форму сборной мы впервые получили как раз в семьдесят втором году, когда ехали на Олимпийские игры. В шестьдесят восьмом мы за полцены могли купить тапочки Adidas, они тогда выпускались на настоящей каучуковой подошве. Такое щедрое подношение описать невозможно. Эти тапочки у меня хранились, кажется, до семьдесят пятого года. Поверить трудно, но именно так все и было.
Обстановка в сборной уже в 1971 году сложилась нелегкая. Мы жили на очередных сборах в Запорожье, жили, как сельди в банке, и, похоже, друг друга ненавидели.
Я и на соревнованиях, и на сборах держалась тихо и в стороне. Полагалось учиться, но чаще всего я себя плохо чувствовала — и спина болела, и кровь беспокоила. Овчинников, который всегда был готов погулять, объединился с Четверухиным против Ковалева — тот молодой, прет, к тому же абсолютно без тормозов. Смирнова с Сурайкиным держались все время в стороне и рядышком, к ним примкнул Уланов, Кудрявцев в то время очень дружил с Жуком. Осенние сборы конца семьдесят первого года — это было нечто особенное. На сборах был только один тренер в возрасте — Толмачева. У нас появился деятель из научной бригады. Как всегда, в выходные дни нам придумывали какое-то мероприятие: то ГРЭС смотреть, то на бахчу ехать. Этот из научной бригады прибегает: «Ира, ты поедешь на бахчу? Я, — говорит, — тебе сетку дам, набери полную сетку арбузов». Я не поленилась — набрала ему арбузов размером с яблоко. Меня такие просьбы бесили, как и все научные бригады. Они, может быть, и собирали какую-то важную информацию, но лично я от них никакой пользы никогда не видела.
Жук на каждую утреннюю тренировку приходил с таким запахом, что мухи дохли на лету. Один раз я не выдержала и явилась утром на каток с большим соленым огурцом. Он стал орать, что снимет с меня стипендию и выгонит из сборной. На что я, уже понимая свое место в фигурном катании, ему сказала: «С кем же вы поедете на Олимпийские игры?» Вопль и крик на льду стоял такой, что я пошла собирать вещи, чтобы уехать со сбора. Тогда вмешался Леня Перепелкин. Он впервые приехал в Запорожье начальником сбора. Перепелкин ходил за мной и уговаривал: «Ирочка, не делай этого». Мы жили в старой гостинице «Запорожье». В ней на первом этаже располагался ресторан. Каждый вечер мы с Леной Александровой смотрели, как наших тренеров оттуда выводят местные тетеньки, — а дамы в Запорожье дородные. Я тогда дружила и общалась в сборной только с Леной Александровой. Мы с ней вместе в шестьдесят седьмом году попали в сборную. Лена, чемпионка Советского Союза, была из Ленинграда, высокая блондинка, красивая, с полными губами, что не очень характерно для Питера.
Появилась тогда у Логинова, тренера Александровой, хореограф Лия Петровна Климова. Муж у нее был известный в Питере диссидент, артист Мариинки. Сама она — настоящая дама. И все наши тренеры-мужчины начали за ней ухаживать. Как пчелы на мед, они к ней слетались. Причем Кудрявцев никак не мог запомнить ее имя и все время говорил: «Лилия Петровна». Она не уставала повторять: «Я Лия Петровна». Климова поняла, что в сборной Советского Союза есть люди, с которыми можно иметь дело. Она быстро разобралась, что из всех наставников, конечно, Жук самый «богатый». У него в руках Четверухин, Роднина с Улановым и еще кто-то подкатывает. Она явно выбирала себе объект для дальнейшей работы. История получилась еще та. Она решила, что необходимо завоевать сердце мужчины, а там уже ему никуда не деться — придется вместе работать.