Шкуро: Под знаком волка - Владимир Рынкевич

В резерве остался Слащов и несколько сот офицеров, предназначенных для формирования офицерского полка.

Шкуро сидел в гимназии, где располагались две главные казачьи сотни. В штабной комнате — телефоны, штабной офицер с картами.

Днем пришло донесение от Солоцкого — очень грамотное и очень хитрое: его бригада вытеснила большевиков из Темнолесской, а теперь отступает к Татарке. Вот и разбирайся, кто кого и куда вытеснил. В конце донесения сообщалось о прибытии подкреплений к красным и напоминалось, что и бригада Солоцкого ждет подкреплений. Романовскому и Боровскому звонить было бесполезно — бои у Кавказской. К тому же Романовский наверняка еще и удивится, почему сам командир дивизии не руководит боем, а сидит в городе. А тут еще губернатор надоедал своими идиотскими советами и требованиями.

Зачем самому лезть на большевистские пулеметы, если имеется резерв во главе со Слащовым, считающим себя — особенно когда выпьет — чуть ли не полководцем? Вызвал его к телефону:

— Яков Александрович, как нас предупреждал Солоцкий, так и случилось — ничего не выходит у него без пехоты. Отступает к Татарке. Что будем делать?

— Я понимаю вас, Андрей Григорьевич, — угрюмо ответил Слащов. — Немедленно выступаю в район Татарки.

— Занимайте оборону по речке и готовьте контратаку вместе с казаками Солоцкого.

Зачем полковнику Шкуро самому лезть в бой, если вечером у него очередное свидание с Леной? Убедил ее до конца месяца оставаться в Ставрополе и обещал потом отправить в Пятигорск с надежными сопровождающими.

Но утром 29-го все изменилось. Шкуро приехал в штаб раньше обычного и сразу же был оглушен докладом дежурного офицера: красные заняли Бешпагир.

С юга и севера давно нажимали, а теперь и с востока. С трех сторон. Сначала полковник возмутился: почему не было доклада от разведки Гензеля? Доложили, что сообщение пришло на рассвете, и сам Гензель двигается к Темнолесской.

— Передайте ему мой приказ: разведроту к Татарке в распоряжение Солоцкого. Я — к губернатору. Со мной Кузьменко.

Ехали в открытом автомобиле. Город просыпался спокойно — встречала тишина, теплое солнце, яркие россыпи яблок, черешен, вишен, персиков… Праздник. Еще не знал город, что кончился праздник.

— Жмут, Андрей Григорьич? — посочувствовал адъютант.

— Эх, Коля, не наше казачье дело города оборонять. Наше дело — брать города.

— Неужели деникинцы не помогут?

— Не любят они меня, Коля. Вообще казаков не любят. И не помогут. Попрошу губернатора — пусть он Деникина уговаривает.

Однако Уваров уже пытался выпросить подкрепление и у Романовского, и у Деникина, но все было тщетно, и свою паническую злобу он обрушил на Шкуро:

— Вы сами должны вести дивизию в бой. — Генерал повышал голос до крика. — У вас достаточно сил! И артиллерия есть. Романовский сказал мне, что вы отвечаете за оборону города. А вы почему-то сидите здесь. Кто будет защищать Ставрополь с восточного направления?

— Офицерский полк.

— Офицерский сброд. Никакого полка у вас еще нет. Сами собирайте их и ведите на Бешпагир.

Шкуро поднялся и молча пошел к двери.

— Подождите, — остановил его генерал уже не возмущенно, а скорее просительно. — Подождите, Андрей Григорьевич. Скажите, на что мы можем рассчитывать. Если придется оставить город, я должен дать соответствующие распоряжения. Куда нам уходить? К Армавиру или к Тихорецкой?

— Я направлю офицеров на Бешпагир, а сам атакую красных в районе Татарки. Как только обстановка прояснится, пришлю вам письменное донесение.

— Прошу вас, Андрей Григорьевич, сделайте все возможное.

Атаман молча сел в автомобиль, обдумывая, с чего же начать. Без хорошего подкрепления город не отстоять. Романовский и Деникин решили поставить крест и на Ставрополь и на полковника Шкуро. Не приглянулся он им.

— Плохо, Андрей Григорьич? — спросил Кузьменко.

— Плохо, Коля, Придется тебе сейчас же отправляться с Леной в Пятигорск. Боюсь, завтра здесь уже комиссары будут шуровать. Глядишь, и ее заметут. Кто-то о ней что-то слышал… Знаешь, как это бывает? Документы у тебя готовы и для наших, и для красных. Возьми в помощь хороших стариков повозочных и двигай. Попробуй там, у красных, Сорокина найти.

Этим утром Романовскому прислали из Ростова немецкие и французские газеты, самые последние, какие только можно было доставить в Россию, с ними он явился на доклад к командующему. Говорили с Деникиным о новостях из Франции — немецкое наступление, по-видимому, окончательно выдохлось. Теперь очередь за союзниками.

— Мы не заключали мира с Вильгельмом[34], — сказал Деникин. — Франция осталась нашим союзником. Ее победа — наша победа. Конечно, об этом еще рано говорить, но вряд ли у немцев имеются возможности для нового наступления.

— Краснову пора понять, что, как говорится, его карта бита. Не надо ему показывать наши слабые места. Нельзя сдавать Ставрополь, Антон Иванович.

— Я не буду помогать Шкуре-Шкуро — я его повешу.

— Я согласен с вашим приговором, но прошу отсрочки. Приведем приговор в исполнение несколько позже, а сейчас используем его в наших целях.

— Дать ему в помощь офицеров бригады Боровского? Это означает, что он использует нас в своих целях.

— У Боровского сейчас передышка, и пусть его офицеры лучше разгонят красных под Ставрополем, чем веселятся в Кавказской.

— Я согласен на отсрочку казни Шкуро, но дивизию ему не дам.

Шкуро с адъютантами и с первой своей сотней въехал на южную окраину города. С ними и боевой знак с грозной волчьей головой. Тактика полковника была проста и, наверное, непонятна прикомандированным деникинским офицерам: не защищать город, не искать удобный маршрут для отступления, а атаковать красных наступающих с юга, чтобы открыть себе дорогу к кубанским станицам в Баталпашинский отдел. Там и безопасность, и резервы, и ненависть к большевикам.

Едва проехали женский монастырь и открылось поле с темной каймой леса на горизонте, как услышали отдаленную короткую пулеметную очередь. За ней другую гулкую — поближе.

— Перваков, быстро с дозором вперед, — приказал Шкуро. — Узнай, что там, и обратно.

Сам, остановив лошадь, наблюдал в бинокль. Дорога выгнулась, обходя овраг. Дозор скакал к лесу. Навстречу, под приближающееся рокотание пулеметов, опушка леса вытолкнула ряд повозок. Над ними — белый флаг с красным крестом. Раненые. И нервная беспорядочность винтовочных выстрелов. Бывалый фронтовик уже почувствовал тоску отступления. Не хотелось полковнику занимать здесь оборону. Разве что атаковать красных, пустив казаков через овраг.