Страх (сборник) - Эдуард Хруцкий

Страница дела 121. Любопытная страница. Где же это? Ах, вот.

«Начальнику уездного отдела милиции. 3 мая 1945 года меня разбудил дежурный по уездному отделу и сообщил, что ограблена квартира зубного врача Якобсона X. М. По прибытии на место происшествия мною установлено следующее:

В квартиру Якобсона проникли четверо. Двое в форме работников милиции, двое в штатском. Они потребовали у Якобсона немедленной выдачи золота. Якобсон отказался. Тогда пришедшие схватили дочь Якобсона, шестнадцатилетнюю Кай, и пригрозили отцу насилием. Якобсон, опасаясь за дочь, выдал золотые пластины и золотые монеты. Пластин отобрано 54. Монет 138. Кроме того, бандитами изъято 14 золотых коронок, а также отобраны личные вещи из золота. Часы мужские карманные с двумя крышками фирмы «Мозер», часы мужские наручные, на золотом браслете, фирма «Докса», часы женские на золотом браслете, фирма «Таван-Вач», колец обручальных два, колец женских с бриллиантами три, браслет женский золотой, цепочек нашейных пять, медальон с портретом матери Якобсона один.

Приметы налетчиков прилагаются в протоколе.

Исходя из примет, считаю, что работал Юхансен со своими людьми.

Уполномоченный ОББ НКВД ЭССР                  Чернов».

А вот еще два случая, когда бандиты забирали золотые вещи. Один раз при нападении на чайную, второй – просто грабеж на дороге.

Золото! Юхансену нужно золото. Золото можно продать и получить любые деньги. Золото – деньги. Его можно продать за шведские кроны, а купить за рубли. Как глупо. Ведь он никогда не думал об этом. Эвальд поднял трубку.

– Дежурный НКВД капитан Сакс.

– Это Пальм беспокоит вас.

– Слушаю.

– Где в городе можно купить золото?

– Решили выгодно вложить деньги?

– Пока нет, но всякое может случиться.

– У нас есть два антикварных магазина, где покупаются и продаются ценности.

– Спасибо.

Эвальд положил трубку. Это в Таллине. А в Пяну, Тарту, Нарве? Как все, оказывается, просто. А он за войну уже успел отвыкнуть от этой простоты.

Зазвенел телефон.

– Пальм.

– Это Куккер, товарищ капитан.

Звонил оперативник, посланный Эвальдом в Наркомфин республики.

– Есть что-нибудь?

– Как сказать.

– Заходите.

Куккер появился сразу, буквально через минуту. Казалось, что он все время стоял за дверью. Невысокий, плотный, с чуть приплюснутым носом и поврежденными бровями, он был похож на боксера-профессионала, что, впрочем, было сущей правдой. В тридцать восьмом он стал чемпионом Эстонии, ездил в турне по Прибалтике и Польше, бывал в Советском Союзе. Эвальд по сей день помнит его бой с Львом Темурьяном в ЦПКиО имени Горького. Правда, тогда еще Эвальд не знал, что Рудольф Куккер – связной подпольного ЦК комсомола Эстонии. Потом война, подполье. Спортивный магазин стал отличной «крышей» для бывшего чемпиона.

Он и сейчас был похож на хозяина магазина. Рудольф появлялся на работе в пиджаках необыкновенного покроя, ярких рубашках и неизменном галстуке-бабочке. Офицеры, недавно пришедшие в наркомат из армии, ребята, приехавшие из России в помощь эстонским коллегам, буквально цепенели, увидев в коридоре человека, пестротой одежды напоминающего птицу колибри.

Однажды кто-то попытался «поставить вопрос о буржуазных вкусах», но тут же за Куккера вступились и руководство отдела, и сам нарком. Эвальд слышал, как в столовой подполковник Соснин подошел к одному из «зачинателей скандала» и, улыбаясь, сказал:

– Я слышал, что вам не нравится галстук старшего лейтенанта Куккера? Так вот, когда вы сможете работать так, как он, я разрешу вам приходить на службу хоть в купальном костюме. – Ясно?

Всем стало ясно, и Рудольфа оставили в покое. Слава лучшего оперативника прочно закрепилась за Куккером.

Но сегодня Рудольф превзошел самого себя. Он был в песочном однобортном костюме, малиновой шелковой рубашке и коричневой, в белый горошек бабочке. Куккер присел у стола, достал блокнот. Рукава пиджака опустились, обнажив огромные янтарные запонки, исполненные в виде боксерских перчаток.

– Так, Эвальд Альфредович, кое-что есть, – сказал Рудольф, неодобрительно покосившись на дымящуюся в пепельнице папиросу. – Кое-что.

– Давайте, Рудди. – Эвальд погасил папиросу. – Давайте.

– Об отправке денег знали двенадцать человек.

Эвальд присвистнул.

– Это не так много, как кажется на первый взгляд. Восемь из них отпали сразу. Остались трое. Старший экономист Виктор Киндлус, секретарша начальника отдела Марта Мете и инкассатор Майт Магнус.

– Почему вы отобрали именно этих людей?

– Из восьми оставшихся нарком и два его зама, два товарища из Москвы и трое людей, которых я знал лично по работе в подполье.

– Весомо. А что же те трое?

– Киндлус оформлял бумаги и получал деньги; у него их принимали сотрудники, ехавшие в уезд. Секретарша Марта Мете печатала приказы о командировке и документы. Инкассатор Магнус должен был ехать на этой машине.

– Любопытно. Почему же он остался?

– Магнус спортсмен, играет в баскет за сборную города. Остался по просьбе спортобщества – в тот день был отборочный матч перед первой спартакиадой республики.

– Послушайте, Рудди, вы все время называете цифру двенадцать, а пока я вижу лишь одиннадцать фигурантов по делу.

– Двенадцать. – Куккер усмехнулся. – Я не ошибся. Именно двенадцать. О поездке знал человек из спортобщества.

– Кто?

– Тренер.

– Откуда вы знаете?

– Он позвонил замнаркому и просил освободить Магнуса от поездки в уезд.

– Кто тренер?

– Пауль Калле.

– Что известно о нем?

– Профессионал. Я его знаю. Человек, всю свою жизнь любивший свои мышцы. Да… Я понимаю, что вы хотите спросить, капитан. При немцах он тренировал гимназическую команду.

Как сложно все, подумал Эвальд. В армии все просто, а здесь оккупация, практически неизвестность. Политики, ставшие бандитами, спортсмены-профессионалы вне политики. Каша.

– Ну, что же делать будем?

– Подождите. Я знаю Калле. Он действительно вне политики. В сорок втором году он долго объяснял мне, что спорт и искусство стоят вне общественной жизни…

– Искусство ради искусства и спорт ради спорта?

– Немножко не так. У него теория более стройная. Спорт делает человека физически красивым, а искусство красит душу, создает особый внутренний мир, уберечь который от внешних посягательств помогает сила.

– Чушь какая-то. Симбиоз Ницше и раннего Вольтера.

– Что вы сказали, капитан?

– Ничего, это я пытаюсь обосновать его философскую платформу.

– Я слабо в этом разбираюсь, капитан, но Калле, насколько я знаю, вел себя всегда одинаково.

– То-то и оно, Рудди, то-то и оно. – Эвальд встал, потянулся. – Надо заменить диван, чертовы пружины скоро сломают мне ребра.

– Легче поймать Юхансена и спать потом дома, чем у хозяйственников наркомата получить что-нибудь путное.

– Меня, Рудди, всегда интересовали только легкие пути к личному комфорту, так что ваш совет принят. Но давайте вернемся к нашему разговору. Так кто же из этой четверки внушает вам подозрение?

– Все.

– То есть?

– Любой из них мог умышленно сообщить об отправке денег или проговориться случайно.

– А вы не считаете возможным, что был кто-то пятый?

– Безусловно. Мог быть и пятый. Возможно, что он даже существует, но на него мы выйдем только через эту четверку.

– Разумно. Давайте вызывать.

– Уже.

– Что «уже»?

– Я допросил Киндлуса и Марту Мете. Вот протоколы допроса, выписки из личного дела и служебные характеристики.

– А что же Магнус?

– Я не застал его. Он на стадионе, сегодня ответственная тренировка.

– Понятно, видимо, Калле тоже там?

– Безусловно.

– Что ж, я быстро просмотрю это, – Эвальд хлопнул ладонью по протоколам, – и едем в спортклуб. Это далеко?

– Семь минут ходьбы.

– Прекрасно. Не надо будет клянчить машину.

К протоколу допроса Киндлуса была приложена справка о том, сколько раз и какие суммы готовил старший экономист к отправке. В этот уезд деньги отправлялись шесть раз, причем суммы были значительно крупнее. Показания секретарши уместились на одной страничке протокола. Да, она действительно печатала приказ и документы, но никому не говорила об этом. В ее характеристике имелся абзац, прочитав который Эвальд понял, что этот человек передать сведения не мог. Родители Марты были зверски убиты буржуазными националистами в декабре 1944 года.

Покупателей сегодня было мало. Впрочем, немного их было и вчера, и неделю назад. Антикварный магазин на улице Виру был заставлен антиквариатом. Огромные люстры свисали с потолка, словно сказочные плоды из хрусталя, богемского и венецианского стекла и бронзы. Полки ломились от бронзы и чугунного литья. Бой часов разносился в соседние переулки. Торговый зал наполняли звуки менуэтов, хрипловатые переливы старинных курантов, тиканье и шипение.