ТалисМальчик - Диана Ибрагимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алевтине вспомнилось рассуждение Дениса о домработнице:
− Домработница? Я не против. Только старая и страшная. И подругам твоим со мной осторожнее надо быть, чтоб внимания мне повышенного не уделяли. А то обижу ненароком.
Примитивно-то как. Лёше хоть Мисс Мира в домработницы подавай, он только меня увидит, а Денис… Совсем, выходит, не ведает, что есть любовь.
Алёша бы до такого никогда не додумался. Если мужчина любит, то «горничные ноги» для него не существуют ‒ они не видны, он их не заметит, поскольку всегда обращён к «горним ногам» любимой женщины, стоящей на пьедестале.
А Лёшка знал! Он с самого начала знал, что всё будет именно так. Он знал.
В свете последних событий и тот Алин сон об улице обувных магазинов трактуется совсем по-иному. Выходит, что те самые удивительные туфли, в которых можно и на приём и в горы, символизировали Лёшу, а не Дениса. Это Лёша давным-давно был рядом и полностью принадлежал ей. Это от него она искала чего-то лучшего, а нашла в итоге… его же.
Алевтина шла из кафе, слегка неровно, подёргиваясь от хохота и эмоций, что захлёстывали. Встречные думали, наверное, что у девушки либо не всё в порядке с головой, либо, наоборот, всё очень хорошо. Алю это мало волновало. Она просто не могла остановиться и продолжала поминутно прыскать от смеха.
Хозяйка заулыбалась, встречая постоялицу:
– Воооот! Теперь я вижу, что ты отдыхаешь.
– А до этого я что делала?
– До этого? Убегала от чего-то и пряталась.
Алевтина в очередной раз поразилась прозорливости горничной и ушла к себе.
А рассмешил её так недавний разговор. Как москвичка ни старалась не попасться на глаза старым знакомым, скрываясь за большими тёмными очками, полчаса назад она всё-таки была опознана тётей Катей, бабушкиной соседкой, с которой столкнулась очки к очкам. Женщина почти не изменилась, только десять лет назад она носила очки солнечные, а теперь оптические.
Первые впечатления, новости – и тётя Катя дошла до основной темы. Получился интересный диалог:
– А ты ж встречалась с внуком Гарбузов?
– Ну, встречалась.
– Ну, и что?
– Ну, и ничего.
– Ну, и дурак он!
Прекрасно! Просто исчерпывающе! Конечно, дурак. И всем, кроме него, это ясно.
Лёша сегодня спросил:
– Алечка, ты уже со мной или ещё одна?
– С тобой, Алёш. Уже с тобой. Навсегда.
Ну, что ж. Чистая странница начинает чистую страницу.
Может, встряски человеку устраиваются, чтобы научить его ценить то, что он имеет? Определённо.
После обеда Алевтина нежилась на подстилке, подставляя солнцу чуть хуже загоревшие бочка, и вяло размышляла. Всё хорошо теперь. Однако, чего-то не хватает… Нет, не хватает, конечно, многого, но сейчас необходимо что-то реальное. Как будто что-то нужно сделать, чтобы потом не жалеть, что забыла.
Чего же она ещё хотела?
Вдоль берега прошла жёлто-красная птица пляжного парашюта. Парень в мегафон озвучивал один и тот же рекламный текст с вариациями, приглашая полетать.
– Самые затяжные полёты на парашюте! Незабываемые впечатления!.. Не оставляйте вещи на соседей, иначе у них могут появиться ножки. Чтобы вы могли спокойно насладиться ощущением полёта, на пляже оборудована камера хранения. Если боитесь летать в одиночку, можно полетать с инструктором. С трезвым инструктором. Трезвый инструктор – это я…
Парашют!
Точно! Водный парашют!
Алевтина давно хотела попробовать, но раньше почему-то боялась. Теперь даже не нужно решаться. Решение давно было внутри. Вместе с готовностью действовать.
Собрала вещи, чтобы сдать в камеру хранения и, зажав в кулачке сто раз провозглашённую в мегафон мзду, направилась к аттракционным зазывалам.
− Девушка, а вы не боитесь? – спросил сверкающий улыбкой инструктор, затягивая хлястики и застёгивая липучки на спасательном жилете. Наверное, хотел предложить себя в солетатели, в качестве трезвого инструктора.
− А вы не боитесь, что я откажусь после такого вопроса? – парировала Алевтина, сверкнув в ответ.
Она не боялась. Она, кажется, вообще ничего не боялась, потому что всё самое страшное в жизни уже было. Предательство было. Всё остальное – мелочь, пустяки, с которыми будет легко справиться. Ну, что ж, как там говорила Арина Шарапова в «Модном приговоре»? Предлагаю менять яркие воспоминания на острые ощущения.
Интересно, бывают люди, которых никто никогда не предавал? Вряд ли. Может, пережить предательство – это одно из заданий в жизни человека? А справиться с предательством – одна из обязанностей? Пережить его, дабы, помня боль, не предавать другого. Или рассказать о боли, чтобы другим неповадно было предавать и предаваться.
Задумавшись, Аля чуть не пропустила стартовый момент и приглушённо ахнула, когда её дёрнуло к воде. Взмыли в воздух, и закружилась голова, и холодно вдруг стало, будто полюса перепутали.
Безвесность собственного тела приятно порадовала. Похоже на качели. Ветер в ушах, от которого чуть оглохла, брызги солёные в лицо, и Бердянск – как его птицы видят. И пернатые. Справа и слева. Чайки и, кажется, альбатрос. Наглый такой, параллельно с Алевтиной летит, косится на неё и не боится, хотя такого огромного разноцветного парашюта побаивается сама Аля: если накроет в воде, как из-под него выбираться?
− Вам понравилось? Не разочаровались? Не жалеете, что полетали?
Это было первое, второе и третье, о чём спросили инструкторы, когда спустили Алевтину с небес в лодку, поймали, как непослушного, норовящего вырваться, воздушного змея, подтянули и угомонили, погасив.
Ей понравилось. Она не разочаровалась. И разве можно жалеть о том, что летала?
Но понравилось ей не то, что должно понравиться, и не разочаровало не то, что должно не разочаровать. Всё у неё не так, как у людей, у простых людей. У неё по-другому. Но она уже привыкла.
Понравилось не бояться, ощущать, как впиваются в бока, но крепко держат ремни уздечки парашюта. Не разочаровала высота и красота. Понравилось, как ведут себя парни-инструкторы – от них надёжностью веяло, нормальным, произнесённым и сдержанным мужским словом: пообещали, что всё будет хорошо, что в обиду не дадут ни морю, ни небу – и не дали, не обидели. Боже! Сколько же я теперь буду улавливать в мужчинах любые проблески надёжности?
Больше всего впечатлило Алевтину собственное ма-а-ленькое бесстрашие. Она от себя этого не ожидала. Всегда осторожной слыла, почти трусихой. А тут – птицам равновысокая! Наперегонки с ними, с птицами, летавшая! К солнцу на десятки метров ближе! И без защитного панциря, почти нагая, в одном купальнике. То жарко, то холодно от этого, и – мысли всякие, мысли, мысли…
И не жалела она, конечно, не о потраченных гривнях. О деньгах Алевтина вообще никогда не жалела. Она умела их зарабатывать и умела тратить. У неё в семье все это умели. И жалко было тех, кто жилился, жлобился, жмотился. У них, по многолетним наблюдениям, денег всё равно особо не прибавлялось, зато упускали они в жизни много интересного, и многое хорошее их к себе не подпускало.
Она была довольна. Одна, в чужом городе, далеко от дома и друзей, рискнула полетать. И сразу чуть-чуть себя зауважала. Хоть и безопасный аттракцион, но всё же – вон как другие от страха визжат!
Правда, Алевтина всегда себя уважала. И было за что. Даже в этой дикой ситуации её поведение достойно уважения. Да, её предали. Окутали ложью, заманили очень хорошими словами – и предали. Но не бросили. Просто не успели. Зато успела она. Её предали, а она бросила.
Сорвала, сцарапала с себя паутину, что слишком давно превратилась в прочные нити и залегла глубоко под кожей; вытряхнула из головы всю и всякую бредь, освободившись от многолетнего дурмана, знакомясь с новой собой – чистой, ясной, спокойной, без единой мысли о нём и о себе рядом с ним. А глубокие длинные траншеи, из которых Аля вырвала искусственные нити – все до единой! – остались не видны окружающим. Но скоро и они затянутся, заживут, и на ровную, бесшрамную поверхность лягут настоящие чувства. А пока они – траншеи эти – незаметны. Так же, как обмороки, взгляд стрекозы и попытки моря поглотить.
Ничто не заметно.
Искусство быть женщиной. Настоящей женщиной. Алевтина не зря его осваивала. Как будто готовилась. И к испытаниям тоже, не только к женскому счастью. Ничто не заметно чужому враждебному миру, миру вне настоящей женщины, вне её души, ума и тела. А то, как ей плохо – было, есть и ещё какое-то время будет – не должно быть видно стороннему глазу. Недопустимо, чтобы внешний мир заметил её боль.
Но, может, лучше было выплеснуться? Скандал устроить, истерику, глаза его бесстыжие кинуться выцарапывать, наорать кучу гадостей, шантажировать, пойти топиться, в конце концов? Для организма лучше, конечно. Да и герой местный, видать, к таким проявлениям женской натуры привык. Но Алевтина – нет. И привыкать не собирается. И спускаться вниз ей нет резона – там грязь, там тьма, там плохо дышится. Как там живут? Хотя червячки и под землёй комфортно себя чувствуют. Каждому – своё.