Серебряная корона - Анна Янсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А сейчас снимай повязку и полезай наверх. Мы тебе поможем. Держись за меня, потом поставишь ногу мне на голову, — сказала булочница. — Вставай, вставай. Ты — дева в башне, и скоро придет Вальдемар и спасет тебя.
— Что, обязательно надо лезть?
— Да, если ты хочешь быть королевой Дании.
— Да я обойдусь, — сказала Биргитта, но губы не слушались ее, фраза прозвучала странно.
— Выпрямись, возьми мою руку. Держись крепко, ногу ставь на тот камень, что торчит из стены. Давай! Сними туфли, будет легче. Брось их сюда. Вот так! А вот там лестница. Теперь переползай на площадку. Оставайся здесь, а мы приведем тебе твоего рыцаря, и он тебя спасет.
Жена бюргера исчезла, и вместе с ней смолкли все голоса. Слышались только волны, ветер и далекий крик чайки. Биргитта легла на выступ стены. Свет фонарей проникал с улицы внутрь башни. Перед глазами лежала мокрая газета и белое перо голубя. Биргитта посмотрела на венец башни, сливающийся с ночным небом, прежде чем закрыть глаза и унестись против часовой стрелки в сон. Шагов по асфальту она уже не услышала. Не услышала она, и как кто-то полез по стене и перебрался к ней в башню. Может, лишь вздрогнула, когда иголка впилась ей в сонную артерию.
Когда он спустился на землю, его встретила Мона. Белая как полотно, она разглядывала его, и он отшатнулся, точно от пощечины.
— Что ты сделал? — прошептала она. — Что ты сделал? — Она ударила его кулаками, но он словно не чувствовал этого.
— У нас не осталось выбора. — Он крепко схватил ее за горло. — Ты слышишь, что я говорю: у нас не осталось выбора!
— Я больше не желаю тебя знать! — просипела она, когда он разжал пальцы.
— И не нужно, если только будешь помалкивать.
Он повернулся к ней спиной и ушел через пролом в стене. Мона продолжала стоять, оцепенев, когда услышала, что вся компания возвращается.
Глава 39
— Мог бы поссать за деревом, ты же не баба! — Монах сердито смотрел на Арне, одетого королем Вальдемаром, как тот, пошатываясь, выбирался из киоска, где выдавил стекло, чтобы сходить туда по нужде.
— Мы, люди знатные, блюдем свою частную жизнь! Так вы посадили Биргитту в Башню Девы?
— Разгневанная толпа замуровала ее в башню, — сказал сердито монах. — Если хочешь отправиться с ней в путешествие длиною в жизнь, то освободи ее сперва от спиртодышащего зеленого змея. Сейчас она у него в плену.
— Она что, не может сама оттуда вылезти? Черт, вот неприятность! — Арне в рваной бумажной золотой короне и бархатной занавеске оглядел остальных.
— Не думаю, что она сможет. — Улоф сел на землю и отвернулся к крепостной стене. Он был одет прокаженным, повязки на нем уже размотались.
Кристоффер обошел вокруг башни и дал на своей флейте пронзительный сигнал, срывающийся в фальцет.
— Перестань, черт тебя дери! — зашипел монах. — Он и так ее вытащит, не обязательно рушить стену этим жутким звуком!
Кристоффер, захохотав, просунул флейту монаху сзади между ног, так что ряса оттянулась спереди.
— Ты бы небось сам хотел ее забрать, да сан не позволяет!
— Что-то Вальдемар там слишком задержался! Интересно, что они там делают? — спросила булочница, привстав на цыпочки.
— Или спят, или трахаются. Пошли домой? — сказал Улоф и поднялся, покачнувшись.
— Эй, там, наверху! Мы уходим! — зычно крикнул монах.
— Голубка наша плевать на это хотела, если уже устроилась на своей жердочке! — Кристоффер пошевелил флейтой. Монах резко отскочил в сторону, но дамам стало весело.
— Арне, мы уходим, — сказал Улоф, стоявший ближе всех к башне.
Арне показался на стене.
— Добрый вечер, прекрасная маска. — Кристоффер учтиво поклонился.
— Она не просыпается! Я никак не могу разбудить ее, — хрипло произнес Арне.
— Недобрый знак накануне брачной ночи! — Булочница уперла руки в бока и прищурилась, глядя на башню.
— Черт, я серьезно говорю! Она не просыпается!
Улоф немедленно забрался на башню.
— Подвинься! — приказал он Арне.
— Мне кажется, она умерла, — прошептал Арне, схватив Улофа за локоть.
Тот вырвался, попробовал прощупать пульс на шее у Биргитты, но не смог.
— Звони в «Скорую»! Немедленно! — Улоф наклонился над девушкой, пытаясь стимулировать сердечную деятельность: непрямой массаж сердца, искусственное дыхание, снова массаж и снова искусственное дыхание. Все другие стояли молча и бессильно смотрели на него.
Кристоффер, дозвонившись до службы экстренной помощи, убрал мобильник в кожаный кошель на поясе:
— Они едут.
Напряженное ожидание казалось вечным. Только когда пришла «скорая», Кристоффер заметил мать. Она стояла с ним рядом. Давно ли она здесь стоит, он сказать не мог.
— А ты что здесь делаешь?
Она не ответила. Смертельно бледная, она стояла и смотрела на башню. Когда Улоф спустился вниз с бездыханным телом, Мона без чувств упала на землю к ногам Кристоффера.
Мария Верн связалась с полицией уже в полдесятого вечера, когда Биргитта Гульберг не открыла дверь в назначенное время. Ожидая Арвидсона, Мария спустилась взять в машине инструмент, чтобы снять дверь с петель. Цветочный бутон и блестки на ступеньках лестницы свидетельствовали о недавнем веселье.
— Как хорошо, что ты пришел так быстро, — сказала она Арвидсону, едва его рыжая шевелюра показалась в двери подъезда.
После нескольких попыток дверь поддалась. В квартире, без сомнения, побывали гости, играло стерео, везде стояли рюмки, пивные бутылки, всюду валялись сигаретные окурки и крошки от чипсов. На полу спальни лежала сваленная в кучу одежда: джинсы, майка, жилет и носки. Должно быть, гулянка продолжилась где-то в другом месте. Наверняка веселые проводы невесты, подумала Мария и нахмурилась. Зря они, наверное, взломали дверь. Но тогда перед глазами стояла несчастная, быть может, уже мертвая Биргитта. Девушка ведь что-то знала про убийцу Вильхельма Якобсона. Тот, кто может отрезать палец у мертвеца и сделать им отпечатки, чтобы запутать следствие, вполне может и убрать свидетеля. Судя по перепуганному лицу Биргитты на похоронах, ей стало известно нечто, повергшее ее в ужас. В этом смысле одной взломанной дверью больше или меньше — какая разница, подумала Мария в тот самый момент, когда раздался сигнал ее персонального переговорного устройства.
— Дежурные сказали, ты в квартире у Биргитты Гульберг. — Голос Эка было трудно разобрать на фоне других взволнованных голосов.
— Ее здесь нет, — сказала Мария.
— Я знаю. Ты на работе?
— Да.
— Приезжай в отделение неотложной помощи и помоги мне! Сюда привезли Биргитту Гульберг примерно полчаса назад. Она умерла. Сюда же на другой машине доставили Мону Якобсон. Я не знаю, что с ней. Нам нужно забрать в отделение и допросить всю эту компанию в масках и костюмах, которая была с Биргиттой. А тут еще и родители Биргитты, и твоя хозяйка. Полный дурдом. Приедешь?
— Могу я поговорить с Моной Якобсон? — спросила Мария врача, который последние полчаса занимался мужчиной, перевернувшимся на мотоцикле. Врач был молод и сосредоточен.
— Очень коротко и осторожно, — сказал он и с глубоким вздохом опустился за письменный стол.
Мария осталась стоять.
— Вы можете сказать, что случилось?
Врач за столом зажмурил глаза, чтобы вспомнить, что произошло.
— У Моны Якобсон заражение крови. Ее укусила змея, она пыталась разрезать ногу, чтобы удалить яд, и занесла инфекцию.
— Когда ее укусила змея?
— Три недели назад, сказала она, когда очнулась, а потом снова потеряла сознание. Она конечно же свидетельница несчастного случая в Башне Девы. Когда будете говорить с ней, будьте осторожны. У нее очень высокая температура.
— Хорошо. Сюда поступила Биргитта Гульберг. Нам сообщили, что она умерла. Вы можете сказать что-нибудь о причине смерти?
— Она поступила в отделение неотложной помощи уже мертвая. По словам парня, что работает на «скорой» и попытался сделать ей искусственное дыхание еще в башне, признаков жизни у нее не было уже тогда. Она выпила, и ее вырвало. Вероятнее всего, она задохнулась, в легкие попали рвотные массы.
— Есть ли на теле следы насилия?
— Не могу сказать. По прибытии сюда она, повторяю, была уже мертва. Мне пришлось заниматься другим пациентом, спасать того, кого еще можно спасти. Ужасно, но это так! Извините, я сейчас должен поговорить с родителями Биргитты Гульберг. Если вам тоже понадобится с ними побеседовать, можете воспользоваться этим кабинетом.
— Спасибо. Тяжелое у вас сегодня дежурство!
— Я сегодня тут с восьми утра, а домой уйду завтра в восемь. Сутки на работе — это иной раз тяжеловато. Пациент, который явится завтра в полвосьмого, хочет, чтобы я был с ним так же предупредителен, как в начале смены. Не важно, засунул он себе чеснок в ухо или рубанул по ноге. Если сегодня ночью еще что-нибудь случится, я сделаю себе харакири!