Мятеж - Нора Робертс

— Да. — Лицо Мэлколма просветлело. — Я позабочусь, чтобы у них были пища и кров. Особенно у Мэгги.

— Почему?

— Вы же знаете, что она ждет ребенка.

Бригем уставился на него, потом засмеялся и покачал головой:

— Нет, я не знал. А ты откуда знаешь?

— Я слышал, как миссис Драммонд говорила об этом. Она сказала, что Мэгги еще в этом не уверена, зато сама миссис Драммонд уверена, что следующей весной в доме появится новый младенец.

— Держишь ухо востро, не так ли, парень?

— Да. — Теперь усмехнулся Мэлколм. — Гвен и Мэгги постоянно говорят о том, что вы женитесь на Сирине. Вы действительно женитесь на ней, Бриг?

— Женюсь. — Он взъерошил волосы мальчика. — Но она еще об этом не знает.

— Значит, вы будете Мак-Грегором?

— В определенной степени. А Сирина будет Лэнгстон.

— А ей это понравится?

Глаза Бригема стали серьезными.

— Она к этому привыкнет. Ну, если хочешь прокатиться верхом, поехали.

Ободренный, как всегда, разговором о лошадях, Мэлколм вскочил на ноги.

— А вы знаете, что Паркинс ухаживает за миссис Драммонд?

— Господи! — Бригем отпустил поводья своей лошади и повернулся к мальчику. — Кто-то должен заткнуть тебе уши. — Мэлколм засмеялся, и Бригем положил ему руку на плечо. — Это правда?

— Вчера он купил ей цветы.

— Ну и ну!

Из окна гостиной, которую она убирала, Сирина наблюдала за их отъездом. Как чудесно выглядит Бригем, какой он высокий и красивый! Она высунулась из окна, чтобы следить за ним, пока он не скроется из вида.

Бригем не станет долго ждать. Таковы были его слова, когда они последний раз провели час вдвоем у озера. Он хочет жениться на ней, сделать ее леди Эшберн из Эшберн-Мэнор. Леди Эшберн из лондонского высшего общества. Эта идея приводила ее в ужас.

Сирина посмотрела на свое светло-голубое домотканое платье и прикрывавший его пыльный фартук. Ее ноги были босыми — это вызвало бы печальный вздох Фионы. Леди Эшберн никогда не должна бегать босиком по пустошам или лесу. Возможно, она вообще никогда не должна бегать.

А ее руки! Сирина окинула их критическим взглядом. Они были достаточно гладкими, так как мама настаивала, чтобы она каждый вечер втирала в них лосьон. Но они были руками леди не больше, чем ее сердце было сердцем леди.

Конечно, Сирина любила Бригема. Теперь она понимала, что сердце способно говорить громче, чем голова. Англичанин он или нет, она принадлежит ему. Она даже понимает, что скорее покинет свою любимую Шотландию ради его Англии, чем сможет жить без него. И все же…

Как она может выйти замуж за мужчину, который заслуживает самую утонченную леди? Даже мама только всплескивала руками при ее попытках научиться играть на спинете. Она не умела делать тонкую работу иглой — только самые примитивные стежки. Конечно, Сирина могла содержать дом, но она знала от Колла, что лондонский и сельский дома Бригема не имели ничего общего с тем, к чему она привыкла. Сирина превратила бы их в бедлам, но даже с этим она могла бы смириться. Хуже всего было сознание того, что она сталкивалась со светским обществом всего лишь в течение нескольких месяцев, проведенных в монастырской школе.

Ей было решительно не о чем говорить с женщинами, которые проводили дни, ища в магазинах ленту нужного оттенка и нанося светские визиты. Несколько недель такой жизни — и она сойдет с ума, а Бригем возненавидит ее.

«Мы не можем изменить себя», — думала Сирина. Бригем мог оставаться в Хайлэндсе и жить ее жизнью не больше, чем она могла отправиться с ним в Англию и жить его жизнью.

И тем не менее… Сирина начинала понимать, что жизнь без него вообще не была бы жизнью.

— Сирина.

Повернувшись, она увидела мать, стоящую в дверях.

— Я почти закончила. — Сирина снова взялась за тряпку. — Просто я немного замечталась.

Фиона закрыла за собой дверь:

— Сядь, Сирина.

Таким тихим, но озабоченным голосом Фиона говорила редко. Обычно это означало, что она обеспокоена или расстроена. Направляясь к стулу, Сирина думала о том, чем она могла огорчить маму. Конечно, она носила бриджи во время поездок верхом, но Фиона обычно смотрела на это сквозь пальцы. Она порвала юбку нового серого платья, но Гвен зашила ее так, что дефект стал почти незаметным.

Сирина села, не выпуская из пальцев тряпку.

— Я что-то сделала не так?

— Ты обеспокоена, — начала Фиона. — Я думала, это из-за того, что Бригем уехал и ты по нему скучаешь. Но он уже несколько недель как вернулся, а ты все такая же.

Пальцы Сирины нервно теребили тряпку.

— Я не обеспокоена. Просто я думаю о том, что произойдет после прибытия принца.

Это правда, думала Фиона, но не вся правда.

— У тебя было время поговорить со мной, Сирина.

— Я не знаю, что сказать.

Фиона мягко положила ладонь на ее руку:

— Что творится в твоем сердце?

— Я люблю его. — Сирина соскользнула на пол и положила голову на колени матери. — Мама, я люблю его, и это причиняет ужасную боль.

— Знаю, дорогая. — Фиона гладила волосы дочери, ощущая боль в собственном сердце, которую понимает только мать. — Любовь к мужчине приносит великое горе и великую радость.

— Почему? — В голосе и глазах Сирины была страсть, когда она подняла голову. — Почему она должна приносить горе?

Фиона вздохнула, жалея, что на это нет простого ответа:

— Потому что, когда сердце раскрывается, оно чувствует все.

— Я не хотела любить его, — пробормотала Сирина. — Но теперь я не могу ничего с собой поделать.

— А он тебя любит?

— Да. — Она закрыла глаза, утешаемая знакомым запахом лаванды в складках материнской юбки. — Правда, я не думаю, что он тоже этого хотел.

— Ты знаешь, что он просил у отца твоей руки?

— Да.

— И что твой отец, после долгих размышлений, дал согласие?

Этого Сирина не знала. Она снова подняла голову, лицо ее заметно побледнело.

— Но я не могу выйти за него! Неужели ты не понимаешь? Не могу!

Фиона нахмурилась. Каков был источник страха, так явно написанного на ее лице?

— Нет, Рина, я не понимаю. Ты хорошо знаешь, что твой отец никогда бы не стал принуждать тебя выйти замуж за человека, которого ты не любишь. Но разве ты только что не сказала мне, что любишь Бригема и он любит тебя?

— Я люблю его слишком сильно, чтобы выходить за него и чтобы не делать этого. О, мама, я столько должна дать ему, что это пугает меня!

Фиона улыбнулась:

— Бедная моя овечка. Ты не первая и не последняя, которая испытывает эти страхи. Я понимаю, когда ты говоришь, что любишь его слишком сильно, чтобы не выходить за него замуж. Но как ты можешь любить его слишком сильно, чтобы выходить за него?