Мертвый угол - Олег Игнатьев

— Зря, — печально сказал Петр. Кожа на шее закровила. — Они с ним кореша.

— Не с ним, — хрипло поправил Редкозубый. — С «Медиком».

— Тогда еще один вопрос: сколько вас там? — Климов кивнул на дверь. — И позывной. — Добавил Петр.

— Цупфер, — сразу же ответил Редкозубый. — Позывной: цупфер.

— Что это за дрянь? — скривился Петр.

— Замок с секретом, — сказал Климов и посмотрел на парня. — Дальше, дальше.

— Ответ: балерина.

— А вы Большой театр, да? — со злобой в тоне съязвил Петр и встал с колена. — Поднимайся. Поведешь к энергоблоку.

— К щитовой? — не веря в то, что остается жив, услужливо поинтересовался Редкозубый, но Климов уточнил:

— К рубильнику.

— Это под землю.

— Вот туда и поведешь, — обнял его за шею Петр. — Как честный вор и настоящий войсковой товарищ. Но, — он снова провел лезвием по его горлу, вякнешь — ляжешь. У меня — без кипиша. Это, во-первых. А во-вторых, ты не ответил: сколько вас?

— Четыре человека.

— Там или с тобой? — заходя сзади, спросил Климов и услышал, что внутри здания находится его напарник, «Бройлер», а в энергоблоке — люди «Медика» — их двое.

— Позывные у них те же? — спросил Петр.

— Те же, — кивнул парень.

— Тогда, двинули. Замолвишь за нас с корешом словечко. Скажешь, что усилили охрану.

— А вы?.. — что-то хотел спросить Редкозубый, но Климов оборвал его на полуслове: — Личная охрана президента, понял?

Больше вопросов не было.

Зато возникли осложнения.

Когда прошли по коридору и свернули влево, увидев на своем пути огромного «спецназовца», одетого в броню, как легкий танк, Петр чуть-чуть опередил события и крикнул:

— Балерина! — Назвал ответ, вместо пароля. В общем, допустил словесный ляп. Увидел «Бройлера» и вспомнил «балерину».

«Спецназовец» присел. Дал очередь из автомата, скрылся в комнате. Петра спас Редкозубый, его бронежилет и его каска. Петр инстинктивно — осознав свою оплошку — толкнул вперед охранника, и «Бройлер» не решился расстрелять дружка в упор. Пришлось этим заняться Климову, хотя сначала он стрелял по «Бройлеру» и даже зацепил того, судя по стону. Не давая ему выглянуть из комнаты, Климов выпустил одну за одной несколько очередей, дождался, когда Петр метнет гранату, бросится к стене, зажав уши руками, и рванул вперед, сквозь клубы дыма, извести и пыли. Сзади послышалась очередь: это Петр добил «Бройлера».

Климов подбежал к железной лестнице, ведущей вниз, швырнул туда гранату, подождал, когда рванет, и через несколько мгновения оказался под землей. Не зная, где тут что находится, немного поплутал, расколошматил человека «Медика», услышал громкое «алейким», закричал «салам», увидел вход в энергоблок и понял, что он близок к цели. Подбежавший Петр высадил дверь, окованную жестью, покатился кубарем, стреляя в перекате, и сцепился с последним верзилой. Схватка была яростной, жестокой и короткой. Видя, что верзила оказался сверху, Климов размозжил ему висок ударом автомата.

— Гранаты собери! — зачем-то шепотом сказал Петру и включил рацию, валявшуюся рядом.

— Бивень, Бивень, я «Медик». Что там у вас?

— Собак стреляем.

— Прекращай.

— Уже закончили, — ответил Петр, наклонившись к рации.

— Держитесь начеку. Могильщик отвязался.

— Вот мы и шмаляем… для острастки.

— Ладно, гляди в оба. Даже «Бройлера» к себе не подпускай. Мочи любого.

— Ясно, — сказал Климов, нарочно приглушая голос, чтоб его не опознали. — Как там, наверху?

— Кобенится контора. Абвер сдался.

— Суки кумовские, — выругался Климов и услышал:

— До связи.

— До связи, — отключил рацию Климов и показал Петру на выход. — Поднимись наверх. Вдруг, что чего… Прикроешь.

Петр сложил кучкой собранные гранаты, подхватил два запасных рожка, сказал: «Ни пуха!» и побежал к лестнице.

Центральный кабель находился за массивной стальной дверью.

В горячке боя Климов не заметил сейфовый замок и вынужден теперь был простучать вокруг коробки стены, отыскать перегородку, выложенную из кирпича, и продолбить ее пожарным топором, снятым со щита. Вместо рычага использовал багор.

Забравшись внутрь, отыскал центральный кабель, ярко выкрашенный киноварью и свинцовым суриком, которым красят днища кораблей, подсунул под него связку гранат. Вытащил моток заранее добытого шпагата, привязал к кольцу гранаты и, выбравшись из главного отсека, спрятался за железобетонную опору здания. Привязал шпагат к ноге, покрепче зажал уши и, сосредоточившись на взрыве, мысленно ударил по мячу: дернул шпагат.

Рвануло так, что задрожали стены.

И сразу погас свет.

Выбираясь наверх, Климов в потемках громко крикнул «салам», услышал радостное звучное «алейким», включил рацию.

— «Медик», я «Бивень»… Я «Бивень»…

— Я «Медик»…

— Свет отключился.

— Посмотрим рубильник.

— Стою возле него. Здесь все в порядке.

— Ч-черт! Все не путем! Ни света, ни воды.

— Проклятый городишко.

— Мертвый угол, — сказал «Медик» и пообещал добыть инженера и электриков подстанции. — Через час ждите.

— Позывные те же?

— Нет. Спасибо, что напомнил. Для тебя особый.

— Слушаю.

— Пароль: контора. Ответ: абвер. Повтори.

Климов повторил и отключил рацию.

Все получилось. Света в городе не будет, минимум, дня три. Если не больше. Кабель соплями не склеишь и на дороге его не найдешь.

Мрак ненастной ночи был кромешным.

Климов и Петр обнялись.

— До завтра.

— До сегодня, — сказал Климов и для верности поднес часы к глазам, вгляделся в циферблат. Он был с подсветкой. — Ноль-ноль семнадцать. Первый час.

— Ни пуха!

— Разминулись.

Петр шагнул вбок и растворился в темноте, как призрак.

Глава двадцать седьмая

«Он был великолепен, — подумал Климов о Петре, полном могучего здоровья и феноменальной силы. — Если он и дальше будет столь же четок, яростен и беспощаден, люди будут спасены. По крайней мере, первый пункт намеченного плана будет выполнен».

Он еще раз глянул в ту сторону, куда двинулся Петр, оглянулся на подстанцию — она была мертва, и быстро зашагал по гравийной дороге к шахтоуправлению. После того, как были намечены новые пути по предотвращению теракта и ликвидации главарей банды, Климова охватило странное чувство — и не бесшабашной удали, и не полной вседозволенности, а какое-то безудержно-рискованное чувство внутренней свободы. Так еще бывает, когда соскакиваешь на ходу с площадки мчащегося поезда. Главное, упасть спиной на ветер и не ловить землю ногами. Конечно, он знал, что в окружении «Медика» и неизвестного Зиновия, находятся те, кого ни в коем случае не назовешь шпаной или прохвостами. Это были убийцы, диверсанты, спецназовцы. Особенно много было последних. Сколько их переметнулось за последнее время к уголовникам и «паханам», не счесть! Судя по всему, Климов столкнулся с хорошо управляемой группой, почти что воинским подразделением. И если что не получалось сделать так, как сразу намечалось, оставалось утешаться старой присказкой, которую частенько вспоминала баба Фрося: «Все идет так, как надо, даже если все идет не так, как хочется».

Заметив вдали свет автомобильных фар, Климов резко свернул в сторону, решил дать крюк и выйти к шахтоуправлению от рудника, вернее, от «дробильни». Там его уже искать не будут.

Глаза его уже привыкли к темноте, и он уже стал различать дорогу, по которой шел. Чтоб не попасть в поле обзора едущих в машине, вынужден был спрятаться за бухту ржавой проволоки.

Он понимал, по давнему своему опыту знал, что сейчас террористы смертельно ненавидят друг друга, понимают, что их цели разные, как разной будет и расплата за содеянное, и от этого еще больше хорохорятся, звереют и упорствуют, доказывал свою преданность, единомыслие и решимость действовать по принятому плану. Кого первым заметут, тот покроет остальных: возьмет вину за фейерверк, устроенный в честь смерти, на себя. Иначе — амба. Век свободы не видать. Родимой воли. Уязвленную гордыню лечит ложь. Страх перед своим будущим облекается в форму лютой ненависти к тем, кто живет по совести, богобоязненно, кому не надо думать, как обмануть судьбу, объехать на кривой возмездие, кого не мучает исход разоблачения, суд, приговор, расстрельная статья.