Мертвый угол - Олег Игнатьев

Следя за своими размышлениями, он снова и снова приходил к убеждению, что к власти рвутся люди мелкие, завистливые, льстивые, в то время как решать за всех и правильно решать — удел не многих. Истинная власть обременительна. Но, к сожалению, многие примеривают власть к своей персоне, как одежку, и, не разведя рук, кричат: «Как раз!» Не дай-то Бог отнимут, отберут, оставят без обновки.

Климову внезапно стало душно: а может быть, и он такой же, как они, кто наверху, кто в руководстве, кто у власти? Или пытается быть не таким, да власть заставит?

Может быть, и он подталкивает «Медика» к теракту? Приближает страшную развязку? Льет воду на мельницу, как говорили в старину.

Климов приоткрыл один глаз, увидел бодрствующего Петра и успокоился.

«Провокация, — подумал он о своих страхах. — Уловки подлого инстинкта самосохранения. Другими словами, если заботы дня утомили тебя, если твоя сосредоточившаяся на чем-то мысль рассеяна, оглушена сверхнапряжением или никчемной суетой, а опыт жизни требует подстраховаться, нет ничего банальнее, чем усыпить свой разум, свою волю. Попасть под явное влияние чужих идей и мироощущений. И злачные места работать начинают к ночи, — обрадовался он пришедшему на ум подтверждению своей оценки пустых страхов. — Провокация».

Это слово стало для него импульсом к действию.

— Подъем, — сказал он вслух и резко встал. Петр поднялся тоже.

Климов приложил палец к губам. Они прислушались. Дождь с новой силой барабанил по карнизу, ветер вкривь и вкось раскачивал деревья, те царапали друг друга, распинающе выпятив ветви, и цеплялись за сырость и мрак. Вечерняя улица и фонари, с их сотрясаемой тяжелым ветром светотенью, заражали воздух старческим бессилием. Неисполнимо трудным делом показался Климову продуманный и обговоренный в деталях новый план. Но он был не один. Их было двое.

Глава двадцать шестая

«Все верно, — оказавшись снова под дождем, подумал Климов. — Власть — сама по себе, народ — сам по себе, а между ними — бандиты. Вот наша жизнь и расстановка сил. Сплошная провокация. Незаживающая рана».

Петр по-кошачьи ловко спрыгнул рядом. Автомат — наизготовку. Весь — внимание.

— Пошли.

— Сейчас, — попридержал его за локоть Климов, снова вслушался в шум ветра и дождя и указал в сторону леса. — Идем в обход.

Через час они были у места.

Распределительная подстанция городской электрической сети представляла собой небольшую площадку, вытянутую к руднику, огороженную колючей проволокой и залитую светом четырех прожекторов. Центр площадки занимала серая приземистая двухэтажка, напоминавшая котельную или детсад. Вокруг — глубокий ров, заполненный водой, двенадцать мощных трансформаторов и частокол громоотводов.

«Осторожно — убьет!» — гласили желто-черные таблички, висевшие на проволоке внешней загородки.

«Это мы и сами знаем, — спрятавшись за обезлиствевшим кустом шиповника, подумал Климов. — Вы нам подскажите, где тут вход?»

— Со стороны рудника, — словно угадывая его мысли, сказал Петр. — Там главный вход.

— Значит, мы вышли правильно, нам главный и не нужен.

— Тогда, вперед, — решился Петр. — Встречаемся у щитовой или у бункера энергоблока.

— Рвем центральный кабель и уходим.

— Да.

— Кто первый рвет, тот первый и уходит.

Климов помолчал, потом добавил.

— Ты — к руднику, я — к шахтоуправлению. Встречаемся у восьмой штольни или у газгольдеров. Главное — найти взрыватель. Вынести его и уничтожить. Не дать людям вырваться наверх. Иначе «Альфа» и «спецназ» их всех похерит. Объяснить жителям, что их спасение — в бомбоубежище.

— Само собой, — прогудел Петр. — По кумполу и дзындзырэлла!

— Ты там полегче, берегись, — предупредил Климов. — И еще: как будем в темноте перекликаться? Чтоб не запороть друг друга невзначай.

— А как в Афгане, — сказал Петр.

— Ты кричишь «салам»?..

— Нет, — поправил и подтянул ремешок каски Петр. — Ты зовешь «Салам»? А я ору: «Алейким»!

— Надо же, забыл, — Климов тоже подтянул на себе все ремешки, сдвинул ближе к животу нож диверсанта, подвигал лопатками под бронежилетом.

Ногам в солдатских кованых ботинках было тесновато.

Ладно.

Не до жиру.

— Начинаем.

Петр хотел сразу расстрелять прожектора, но Климов с ним, не согласился. Могут поднять тревогу. Забаррикадировать и заминировать все входы-выходы. Тогда к энергоблоку им не подобраться.

— Только тихо. В этом вся и соль.

— Усек. Сработаем, — Петр двинулся вперед.

Климов пополз левее. Подобравшись к колючей проволоке, он бросил на нее обрезок арматуры, торчавший из земли. Если изгородь под током — заискрит. Арматурина скользнула по «колючке», шлепнулась в траву. Все глухо.

Никакого напряжения, электротока, прочей дребедени.

«Только бы собак, сторожевых псов у них не оказалось, — подполз под проволоку Климов. — Сорвут все планы».

Полоса ярко освещенной земли, шириной в пятнадцать метров, показалась раскаленной сковородой, несмотря на мокрый дождь со снегом. Пока добрался до ближайшего трансформатора, испарина пробила. Потрескивание электрических разрядов, гул проводов высокого напряжения, противный ровный зуд, словно попал в гигантское осиное гнездо, и ожидание тревоги, шума, выстрелов, переполоха — натянули нервы до предела, вымотали душу…

Укрывшись за первым трансформатором, Климов отметал, что Петр тоже ушел в тень, пересек полосу. Готовится к броску.

Секунда… две…

Метнулись разом, спрятались, присели. Огляделись.

Скрытность подхода всегда тяжела. Куда легче — от кишлака к кишлаку, от сакли к сакле, от дувала к дувалу, через стену — на крышу, с крыши — кубарем — пригнувшись — в жмурки с духами — на землю и — подвинься, друг, на полприбора! — получи гранату или нож… а здесь сложнее. Террористы, охранявшие подстанцию, без позывного не подпустят, с поста не сменятся и легкую наживку не заглотят.

Обойдя двухэтажку подстанции, Климов и Петр убедились, что наружная охрана спряталась под крышу. Видимо, промокла и озябла под дождем. Это им было на руку.

Петр стал у входа, спрятался за широко отворенную дверь, а Климов бросил камешек в окно. Один, другой… немного выждал, бросил снова. На звяканье стекла вышел охранник. Высунулся с автоматом. Увидел Климова, стоявшего к нему спиной и делавшего вид, что пятится назад, один и без оружия.

— Руки! — с перепугу гаркнул он и повернулся, чтоб позвать напарника. Но больше не издал ни звука.

— Тихо, — сказал Петр и уложил его под стенку.

Редкозубый парень с узким подбородком судорожно икнул. Глаза стали чумными. Климов отобрал у него автомат, забрал рожок, сунул за пазуху. Повертел в руках десантный «Калашников», выбросил в кусты. Снял с пояса гранаты, вынул финку, посмотрел на лезвие — в зазубринах — отшвырнул прочь. Гранаты прицепил себе на пояс. Другого оружия у парня не было.

— Кто вы? — как можно тише спросил он у Климова, боясь даже взглянуть на придушившего его Петра. Тем более, что ощущал на шее бритвенную сталь ножа.

— Люди Зиновия, — ответил Климов. — «Чистого» знаешь?

— Да.

— Тогда ты знаешь и Зиновия.

Глаза у парня оставались круглыми.

— Зиновия не знаю.

— Зря, — печально сказал Петр. Кожа на шее закровила. — Они с ним кореша.

— Не с ним, — хрипло поправил Редкозубый. — С «Медиком».

— Тогда еще один вопрос: сколько вас там? — Климов кивнул на дверь. — И позывной. — Добавил Петр.

— Цупфер, — сразу же ответил Редкозубый. — Позывной: цупфер.

— Что это за дрянь? — скривился Петр.

— Замок с секретом, — сказал Климов и посмотрел на парня. — Дальше, дальше.

— Ответ: балерина.

— А вы Большой театр, да? — со злобой в тоне съязвил Петр и встал с колена. — Поднимайся. Поведешь к энергоблоку.

— К щитовой? — не веря в то, что остается жив, услужливо поинтересовался Редкозубый, но Климов уточнил: