Иные (СИ) - Точильникова Наталья Львовна

У Андрея болели глаза. Была уже глубокая ночь.

«7, 14 и 21 сентября 2833 года проведена глубокая психокоррекция с целью нормализации реакции на убийство. Дополнительное программирование управляющего имплантата прошло успешно. Дери дал согласие на психокоррекцию и проявил покорность. Осложнения после психокоррекции, характерные для представителей подвида homo passionaris, в данном случае маловероятны».

И, наконец…

«15 июня 2839 года произведена передача дери Георгию Левину, Иному. Перепрограммирование управляющего имплантата прошло успешно».

Андрей откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. В лесу возле лагеря зашумела листва. Близился рассвет.

— Ну что, прочитал?

Андрей резко повернулся. У входа в палатку сидел Георг и устало смотрел на него.

— Как ты здесь оказался?

— Ты был так увлечен изучением технической документации на себя, что войти незамеченным не составляло никакого труда. Тут целый полк мог войти и взять тебя голыми руками.

— Я спрашиваю не как ты вошел в палатку, а как ты освободился.

— Меня освободили мои дери. Ты же сам сказал, что дери должны решать судьбу своего господина.

— И ты подтолкнул их к этой мысли, да?

— Почти нет. Чувство любви к господину, как ты заметил, не имплантировано, но оно формируется в процессе послушания. Вся работа имплантата на это ориентирована. Как же мои дери могли допустить, чтобы их любимый господин, которому так приятно подчиняться, сидел связанным под охраной?

— А охрана? Как они это допустили?

— Охрана — тоже чьи-то дери.

— Кто еще на свободе?

— Себастьян и Сильвестр. Остальные пока решили остаться. Ситуация недостаточно стабилизировалась.

— Решили остаться!

— Именно так. Пойми, Андрей, система не обращается. Мы создали очень стабильную иерархию. Она исключительно стабильна, поскольку естественна. Ты сегодня целую ночь читал свою карточку. Я могу это сделать за пять минут. И ты хочешь, чтобы я тебе подчинялся? До эпохи имплантатов планета Истар еще могла бы вас освободить. Тогда наша власть слишком сильно зависела от нашей способности убивать. Теперь, к счастью, нет. Технология надежнее страха.

— К вашему счастью!

— И к вашему тоже. Вы занимаете ваше место в обществе не потому, что мы вас презираем, унижаем или эксплуатируем. Вы просто не можете занимать другого.

— Ладно, допустим. Вы много умнее и могущественнее нас. Вы должны быть у власти. Но зачем надо было лишать нас свободы воли?

— Вы не лишены свободы воли. Просто она несколько ограничена, и введены дополнительные стимулы. Мы не могли оставить вас в первобытном состоянии. Человек естественный слишком глуп и эгоистичен. Это источник вечной дисгармонии и нестабильности. Пойми, мы сделали вас лучше…

— Биороботами с программой на имплантате!

— Успокойся, Андрей. Ты попробовал власти и отравился ею, как любой низший. Тебе нужна психокоррекция.

И Андрей почувствовал начало сканирования.

— Нет! — он поднял ГЛД и направил его на Георга. — Уйди из моей головы!

— Ну, стреляй! — Георг раскинул руки и запрокинул голову. — Вот он я!

Запрет на убийство господина. Плюс.

Андрей не мог себя заставить нажать на спусковой крючок. Он сжал зубы и попытался забыть, что целится в господина. Бесполезно.

— То-то же, — спокойно заметил Георг. — Кстати, ты мне грубишь последние двадцать минут. Говоришь вслух, на «ты», без «ваби»! Так обращаются к своему господину? Тебе не стыдно?

Самое ужасное, что стыдно было. Тоже имплантированная реакция? Он уже был готов пробормотать извинения. Ну, нет!

— Хватит! — вслух сказал он, встал, отложил гамма-лазер и направился к выходу.

Георг увязался за ним.

— Что за очередную глупость ты задумал?

Андрей не ответил. Он поднимался вверх, туда, где на вершине холма, был разложен костер. Сервент сел на серебристое бревно и вынул карманный нож. Георг опустился рядом. Посмотрел на нож.

— Ты с ума сошел! — выдохнул он.

— Понял, да? — усмехнулся Андрей.

— Это тебе не поможет.

Андрей вытянул вперед левую руку и сжал кулак. Потом взял нож…

Он открыл глаза. Над ним желтела крыша палатки. Рядом сидел Георг.

— Ну, наконец-то! — сказал Иной.

— Я был без сознания?

«Да. Десять дней», — Георг перешел на ментальное общение.

— Десять дней!

«Не вслух, Андрей! Я уже делал тебе замечание. Изволь разговаривать со мной, как с господином».

— Я вырезал свой имплантат. Или мне это только приснилось? Почему я понимаю твои мысли?

Георг вздохнул.

«Я тебе десять раз сказал, что от этого ничего не изменится!»

— А остальные реакции?

«В порядке. Перейди на мысленное общение и почувствуешь удовольствие от послушания».

«Но почему?»

«Почувствовал?»

«Да…»

«Потому что ты не удалил себе имплантат».

«Как?»

«Сейчас Эмиль принесет тебе еду. Поговори с ним. Ему сделали операцию в двенадцать лет. Он все прекрасно помнит».

«Ладно. А как остальные? Что сейчас происходит в лагере?»

«Иные на свободе, естественно. Бывшим сторонникам Романа сделали психокоррекцию и передали господам. Мне пришлось взять себе всех сервентов. Еще четверо homo passionaris на мою голову! Мне и одного много».

«Романа тоже? Почему четверо?»

«Ты правильно посчитал. Мы не сочли возможным сохранить жизнь Роману Завадскому».

«Когда?»

«Десять дней назад».

«Ты хочешь сказать…»

«Да. Когда ты читал карточки, он был уже мертв».

«Где его похоронили?»

«Здесь опасно хоронить, Андрей. Мы просто уничтожили тело».

«Даже так».

«Да, еще погиб Даня Сильвестров. Попытался последовать твоему примеру и вырезать себе имплантат. Мы не смогли его спасти».

«Я тоже был на грани, да?»

«В тебя влили добрую половину нашего лекарственного запаса, хотя ты этого и не заслуживаешь».

«Ну, и сэкономили бы».

«Ты все-таки очень нам помог».

Андрей прикрыл глаза. Да, он им очень помог! Раб, вернувший себе рабство. Да и другим тоже!

«Андрей, не воспринимай это так. То, что ты сделал действительно очень хорошо. Была восстановлена гармония. Причем с минимальными жертвами. Если бы остался существовать лагерь Романа, смертей было бы гораздо больше. И не только среди Иных. Просто, у тебя сейчас болезненное восприятие. Будешь получше себя чувствовать — сделаем психокоррекцию, и к тебе вернется радость жизни и хорошее настроение. Ладно, выздоравливай!»

Ваби на прощанье слегка коснулся его плеча и вышел из палатки.

Вошел Эмиль и поставил перед ним тарелку с мясом.

— Местный зверь! — торжественно объявил мальчишка. — Господин говорил, что здесь должны быть крупные животные, чтобы было, на что охотиться лиловой твари. Вот, подстрелили. На косулю похоже.

— Хоть есть-то можно?

— Можно-можно. Еще как!

Андрей принялся за еду. Действительно, неплохо, даже вкусно. Эмиль сел напротив него, по-турецки скрестив ноги.

— Ваби просил меня рассказать, как я стал дери, а я как-то не знаю, с чего начать.

— Стал дери? Разве ты дери не по рождению?

— Нет. Я из отщепенцев. Я дери только последние шесть лет.

— Восстание отщепенцев шесть лет назад! Помню. На меня тогда напали. Тебя захватили в плен вместе со всеми?

— Нет. Я тот… Понимаешь… С меня все и началось.

— А ты тот мальчишка, который пришел в полицию просить себе хозяина, — холодно проговорил Андрей. — И на основании сканирования которого нашли всех остальных.

— Я сделал это с отчаянья. Понимаешь, в тот день мой отец убил мою мать.

— Как?

— По-пьяни. Он и раньше избивал ее. И меня тоже.

Андрей удивленно посмотрел на него.

— Избивал???

— Я понимаю, что ты не веришь. Ты же дери по рождению. Ты, наверное, никогда с этим не сталкивался.

— Еще бы! А за что он вас бил?

— А за все. Особенно, если я приносил мало денег.

— Ты уже работал? В двенадцать лет?

— Нет. Я воровал, отец — тоже, мама… не знаю. Весь поселок отщепенцев кормился за счет города. Совершали вылазки по два, по три человека.