Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис

Вскоре впереди замаячила первая деревня у подножия Гаризима, священной горы их праотцев. У входа в деревню, окруженный финиковыми пальмами, стоял древний колодец Иакова. Сюда приходил патриарх поить водой своих овец. Каменная плита была стерта и источена трением веревок, на которых поколение за поколением люди вытаскивали из колодца воду.

Иисус устал. Ноги его были изранены камнями и кровоточили.

— Я останусь здесь, — промолвил он, — а вы идите в деревню и постучитесь в дома. Там найдется добрая душа, которая даст нам хлеба, а к колодцу выйдет женщина и достанет для нас воды. Веруйте в Господа и в людей.

Все пятеро отправились, но по дороге Иуда передумал.

— Я не пойду в оскверненную деревню и не буду есть оскверненный хлеб. Я останусь здесь под этим фиговым деревом и подожду вас.

Иисус тем временем прилег в тени кустов. Его мучила жажда, но колодец был глубоким — как ему напиться? Он склонил голову на грудь и задумался. Трудный он выбрал путь. Тело его слабело, он уставал, подгибались колени, его плоть и дух молили об отдыхе. Он падал, но Господь посылал легкий прохладный ветерок, и его пророк находил в себе силы встать и идти дальше. Но сколько это будет продолжаться? До самой смерти? Или даже после смерти?

Но пока он думал о Господе, людях, смерти, кусты заколебались и из них вышла молодая женщина с кувшином на голове. Подойдя к колодцу, она поставила кувшин на край, и Иисус увидел, как она достала принесенную веревку, зачерпнула воды и наполнила свой кувшин. Жажда его стала нестерпимой.

— Женщина, — промолвил он, выходя к ней из тени, — дай мне напиться.

При его неожиданном появлении женщина испуганно вздрогнула.

— Не бойся, — добавил Иисус. — Я честный человек. Я хочу пить — дай мне напиться.

— Как же так, — ответила она, — ты — галилеянин, как я вижу по одежде, и просишь напиться у меня, самаритянки?

— Если б ты знала, кто говорит тебе: «Женщина, дай мне напиться», ты бы пала ниц к моим ногам и просила бы, чтоб я дал тебе испить бессмертной воды.

— У тебя нет ни веревки, ни ведра, а колодец глубок, — удивленно промолвила женщина. — Как же ты достанешь воду, чтобы дать мне напиться?

— Пьющий воду из этого колодца возжаждет снова, — ответил Иисус, — но испивший моей влаги насытится во веки веков.

— Добрый человек, — сказала тогда женщина, — дай мне этой влаги, чтобы я никогда больше не хотела пить и не должна была бы каждый день ходить сюда.

— Пойди позови своего мужа, — сказал Иисус.

— У меня нет мужа.

— Правду ты говоришь, ибо у тебя было пять мужей, и тот, который с тобой сейчас, не муж тебе.

— Ты пророк, галилеянин? — удивленно спросила женщина. — Тебе все известно?

Иисус улыбнулся.

— Ты хочешь о чем-нибудь спросить меня? Говори смело.

— Да, я бы хотела, чтобы ты ответил мне на один вопрос. Наши отцы всегда славили Господа на этой горе Гаризим. Теперь вы, пророки, говорите, что поклоняться Господу можно лишь в Иерусалиме. Кто прав? Где Господь? Просвети меня.

Иисус молчал, опустив голову. Эта грешница, мучимая поисками Господа, глубоко взволновала его сердце. И ради нее он изо всех сил пытался найти верные слова, чтобы ответить ей. Но вот он поднял голову, и лицо его просияло.

— Женщина, храни глубоко в сердце то, что я тебе скажу сейчас. Придет день — он уже пришел, — когда люди не будут поклоняться Господу ни на этой горе, ни в Иерусалиме. Господь есть Дух Святой, и ему можно поклоняться лишь в душе.

Женщина смущенно и недоумевающе взглянула на Иисуса.

— Неужели ты, — спросила она тихим прерывистым голосом, — неужели ты Тот, кого мы ждем?

— А кого ты ждешь?

— Ты знаешь. Зачем ты заставляешь меня произносить Его имя? Ты и так знаешь, а мои уста грешны.

Иисус опустил голову. Казалось, он прислушивается к своему сердцу и ждет, что оно ответит. Женщина, стоявшая перед ним, тоже ждала с нетерпением.

Но пока они оба пребывали в этом молчаливом смущении, издали донеслись веселые голоса и показались ученики, торжествующе размахивая краюхой хлеба. Увидев учителя с незнакомой женщиной, они замедлили шаг. Но Иисус был рад их видеть — они избавили его от ответа на опасный вопрос самаритянки, и он кивнул, чтобы они подошли.

— Идите сюда, — крикнул он. — Эту добрую женщину послал нам Господь. Она пришла из деревни, чтобы напоить нас.

Все, кроме Иуды, отошедшего в сторону, подошли к Иисусу. Женщина протянула им кувшин, и мужчины напились. Затем она снова наполнила его и, поставив себе на голову, задумчиво направилась к деревне.

— Рабби, что это за женщина? — спросил Петр. — Вы так разговаривали, словно знаете друг друга сто лет.

— Она одна из моих сестер, — ответил Иисус. — Я попросил у нее воды, потому что хотел пить, и удовлетворил ее жажду.

Петр почесал в затылке.

— Не понимаю.

— Неважно, — ответил Иисус, погладив седую голову товарища. — Не спеши, ты все понемногу поймешь в свое время… А сейчас мы голодны — давайте есть!

Они улеглись под финиковыми пальмами, и Андрей начал рассказывать, как они ходили в деревню.

— Мы стучали во все двери, но над нами только смеялись и гнали от дома к дому. Наконец в самом конце деревни какая-то старушка приоткрыла дверь и выглянула посмотреть, нет ли кого на улице. Вокруг не было ни души. Тогда она тайком пихнула нам хлеб и тут же захлопнула дверь. Мы схватили его и бросились наутек.

— Мы даже не знаем, как ее зовут, — заметил Петр. — А надо было бы попросить Господа, чтобы Он запомнил ее.

— Не печалься, Петр, — рассмеялся Иисус. — Господь знает ее имя.

Иисус взял хлеб, благословил его, воздал хвалу Господу за то, что Он послал им старушку, и преломил хлеб на шесть равных ломтей. Но Иуда посохом оттолкнул свою долю и отвернулся.

— Я не ем самаритянского хлеба — я не ем свинины.

Иисус не стал с ним сморить. Он знал, что у Иуды каменное сердце, и для того, чтобы смягчить его, нужно время — время, желание и доброта.

— А мы будем есть, — повернулся он к остальным. — Самаритянский хлеб обращается в галилейский, когда его едят галилеяне, свинина же становится плотью человеческой, когда ее едят люди. Во имя Господа!

И со смехом пятеро принялись есть. Самаритянский хлеб был так же вкусен, как и любой другой, и они насытились. Закончив трапезу, они прилегли, и вскоре усталость сморила их и повергла в сон. Лишь Иуда остался бодрствовать, в раздражении постукивая посохом по земле. «Лучше голод, чем позор», — думал он, и мысль эта понемногу успокаивала его.

Вскоре по листьям кустов застучали капли дождя, и спящие вскочили.

— Дождь, — промолвил Иаков. — Хорошо, земля напьется.

Но пока они размышляли, где найти укрытие от дождя, с севера налетел ветер и разогнал тучи. Небо прояснилось, и они снова отправились в путь.

Оставшиеся на деревьях смоквы сияли в посвежевшем воздухе. Гранаты стояли, отягощенные плодами. Приятели сорвали несколько штук и съели их на ходу. Крестьяне, поднимая головы, с удивлением смотрели на галилеян. Что привело их в Самарию? Почему они якшаются с самаритянами, едят их хлеб, собирают их фрукты? Лучше бы им побыстрее убраться!

А какой-то старик, не выдержав, вышел из своего сада и закричал:

— Эй, галилеяне, ваш закон предает анафеме тех, кто ступает по этой священной земле. Что вы здесь делаете? Убирайтесь вон!

— Мы идем на поклонение в святой Иерусалим, — ответил Петр, останавливаясь перед стариком и выпячивая грудь.

— Вы должны поклоняться Господу здесь, отступники, на Гаризиме — горе, по которой ступал Господь, — загремел старик. — Вы что, не читали Писания? Господь явился Аврааму здесь, у подножия Гаризима. Он указал ему на горы и долины из конца в конец, от горы Хеврон до земли Мидийской и сказал: «Бери Землю Обетованную, землю, по которой текут молоко и мед. Я дал обет, что вручу ее тебе, и вот Я исполняю его». И они подписали договор. Слышите, галилеяне? Так сказано в Писании. Так что поклоняться Господу надо здесь, на этой святой земле, а не в Иерусалиме, убивающем пророков!

— Земля всюду священна, — спокойно ответил Иисус. — Господь повсюду, старик, и все мы — братья. Самаритяне и галилеяне тоже, старик. И иудеи. Все!

Старик задумался. Он рассматривал Иисуса, поглаживая свою бороду.

— Господь и дьявол тоже? — наконец спросил он очень тихо, чтобы невидимые силы не слышали его.

Иисус вздрогнул. Он никогда в жизни не задумывался, настолько ли велика доброта Господа, что Он сможет простить даже Вельзевула и вернуть его в Царство Свое.

— Не знаю, старик, — ответил он. — Не знаю. Я — человек, и забочусь о делах людских. Остальное — в руках Господа.

Старик не ответил. Все так же поглаживая бороду, он погрузился в размышления, глядя на странных путников, которые, миновав его, скрылись за деревьями.