Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис

— Господь добр, — возразил Иоанн.

— Значит, нет надежды? — заикаясь, пробормотал старик. — Притча окончена?

Фома, встав, подошел к дверям.

— Нет, любезный, она не окончена, — ухмыльнулся он. — Есть продолжение.

— Говори, дитя мое, и да будет с тобой мое благословение.

— А звали богача Анания! — выкрикнул Фома — и был таков. Собравшиеся расхохотались.

Кровь ударила в голову старейшины, взгляд его помутнел.

— Иоанн, — промолвил Иисус, гладя курчавую голову любимого товарища, — у всех есть уши, и все слышали, у всех есть головы, и все вынесли свой приговор. «Господь справедлив», — говорят они и не хотят думать дальше. Но у тебя, кроме этого, есть еще и сердце, и ты говоришь: «Да, Господь справедлив, но этого мало. Он добр. Притча не может остаться такой, у нее должен быть другой конец».

— Прости меня, рабби, — ответил юноша, — но я сказал то, что чувствовал. «Человек прощает, — сказал я себе. — Разве может такое быть, чтобы Господь не простил? Нет, не может. Эта притча — кощунство, она не может оставаться такой. У нее должен быть другой конец».

— У нее и есть другой конец, возлюбленный Иоанн, — улыбнулся Иисус. — Слушай, Анания, и ликуй, слушайте и вы, во дворе, и вы, что смеетесь на улице. Господь не только справедлив, но и добр. Он не просто добр. Он наш Отец. Услышав слова Авраама, Лазарь вздохнул и мысленно обратился к Господу: «Господи, как можно быть счастливым в раю, когда знаешь, что в аду горит человек и будет гореть там вечно. Успокой его, Господи, чтобы и я мог быть спокоен. Освободи его, Господи, чтобы и я стал свободен. Иначе и я буду чувствовать, что горю». Господь услышал его мысли и возрадовался. «Возлюбленный Лазарь, — ответил Он, — спустись и возьми страждущего за руку. Мои источники неиссякаемы. Пусть напьется и возрадуется, и ты возрадуешься вместе с ним». — «Во веки веков?» — спросил Лазарь. «Да, во веки веков», — ответил Господь.

И не говоря более ни слова, Иисус встал. Ночь окутала землю. Люди начали расходиться, возвращаясь в свои лачуги, шепчась по дороге. Сердца их были переполнены услышанным. «Разве может слово насытить?» — спрашивали они и отвечали себе: «Да, может, когда это доброе слово!»

Иисус протянул руку старому хозяину, но Анания упал ему в ноги.

— Рабби, — пробормотал он, — прости меня! — и разрыдался.

Той же ночью Иуда пошел искать сына Марии под оливами, где они остановились на ночлег. Он никак не мог успокоиться. Ему необходимо было увидеться и поговорить с Иисусом, чтобы наконец все прояснилось. Когда в доме старейшины Анании он радовался наказанию богача в аду, хлопал в ладоши и кричал: «Так ему и надо!» — Иисус поглядывал на него, словно посмеиваясь, и этот взгляд до сих пор мучил его. Ему необходимо было выяснить все. Иуда не переносил недомолвок и насмешливых взглядов.

— Добро пожаловать. Я ждал тебя, — приветствовал его Иисус.

— Сын Марии, я не похож на двух других твоих спутников, — с места в карьер начал Иуда. — Я не обладаю ни непорочностью и добротой, как возлюбленный тобой Иоанн, ни непостоянством Андрея, который меняется в зависимости от того, откуда дует ветер. Я дикий и неукротимый зверь. Я родился не в супружестве, мать бросила меня в жестокий мир, и я был вскормлен молоком волчицы. Я стал грубым, жестоким и честным. Уж если кого полюблю, то готов стать грязью в его ногах, но если возненавижу — убью. — Он говорил, и голос его становился все более хриплым. Глаза, казалось, вспыхивали искрами в темноте.

Иисус опустил руку на его мятежную голову, чтобы успокоить его, но рыжебородый стряхнул прочь эту десницу мира.

— Я могу убить даже того, кого люблю, если увижу, что он сошел с верного пути, — медленно продолжил он, взвешивая каждое слово.

— А что такое верный путь, Иуда, брат мой?

— Освобождение Израиля.

Иисус закрыл глаза и не ответил. Взгляд Иуды опалял его, как и его слова. Что есть Израиль? И почему только Израиль? Разве мы не все братья?

Рыжебородый ждал ответа, но сын Марии молчал. Иуда схватил его за руку и встряхнул, словно желая разбудить.

— Ты понял? Ты слышал, что я сказал?

— Да, я понял, — открыл глаза Иисус.

— Я говорил с тобой без обиняков, потому что хочу, чтобы ты знал, каков я и чего желаю. Так что отвечай. Хочешь ты, чтобы я шел с тобой или нет? Я хочу знать.

— Хочу, Иуда, брат мой.

— И ты позволишь мне свободно говорить, возражать тебе? Потому что — говорю тебе еще раз, чтобы ты не сомневался, — кто угодно может слушать тебя с раскрытым ртом, только не я. Я не раб. Я свободный человек. Так обстоит дело, а уж ты решай как знаешь.

— Но я тоже хочу свободы, Иуда.

Рыжебородый вскочил и, схватив Иисуса за плечо, воскликнул:

— Ты хочешь освободить Израиль от римлян?

— Я хочу освободить душу от греха.

Иуда лихорадочно отдернул руку и ударил кулаком по стволу оливы:

— Тут-то и расходятся наши пути, — прорычал он, с ненавистью глядя на Иисуса. — Сначала нужно освободить тело от римлян, а потом душу от греха. Таков путь. Пойдешь ли ты им? Дом строится не с крыши, а возводится с фундамента.

— Но фундамент — это душа, Иуда.

— Фундамент — это плоть, с нее ты и должен начать. Смотри, сын Марии. Я уже говорил и еще раз скажу: берегись, иди тем путем, который я указываю тебе. Зачем, ты думаешь, я иду с тобой? Знай: чтобы указывать тебе этот путь.

Проснулся Андрей, спавший под соседней оливой. Прислушавшись, он узнал голос учителя и еще чей-то, грубый и резкий. «Неужели кто-то осмеливается беспокоить Иисуса по ночам?» — вздрогнул он. Андрей знал, что учителя любят многие и многие бедняки, но знал он и то, что немало богатых старейшин ненавидят его и жаждут его погибели. Неужели они подослали какого-то негодяя? И на четвереньках он стал подкрадываться на звук голосов. Но рыжебородый услышал шорох и поднялся.

— Кто там? — крикнул он.

Андрей узнал его голос.

— Иуда, это я, Андрей.

— Иди спать, сын Ионы, тебя это не касается.

— Иди спать, Андрей, дитя мое, — повторил Иисус.

Иуда перешел на шепот, и теперь Иисус чувствовал на своем лице его тяжелое дыхание.

— Ты помнишь, как в пустыне я сказал тебе о решении братства убить тебя? Но в последнее мгновение я передумал, вложил нож в ножны и бежал на рассвете, как вор.

— А почему ты передумал, Иуда, брат мой? Я был готов к смерти.

— Я решил подождать.

— Чего подождать?

Иуда замолчал и вдруг выкрикнул:

— Посмотреть, не Тот ли ты, кого ждет Израиль?

Дрожь прошла по телу Иисуса, и он откинулся к дереву.

— Я не хочу впутываться в такие дела и убивать Спасителя, нет, мне этого не надо! — снова закричал Иуда, весь взмокнув от внезапно выступившего пота. — Тебя понятно? — завизжал он, словно кто-то душил его. — Понятно? Я не хочу этого! — Он глубоко вздохнул. «Может, он сам еще этого не знает, — сказал я себе. — Терпение, пусть поживет немного, пусть поживет, а мы поглядим, что он будет делать и говорить. А если он не Тот, кого мы ждем, всегда можно будет с ним разделаться…» Вот, что я сказал себе, вот почему я не убил тебя, — Иуда сопел, ковыряя землю большим пальцем ноги, и вдруг, схватив Иисуса за руку, заговорил хриплым, полным отчаяния голосом: — Я не знаю, как тебя называть — сын Марии? Сын плотника? Сын Давида? Ты же видишь, что до сих пор не знаю, кто ты такой, но и ты сам не знаешь. Мы оба должны найти ответ, найти успокоение! Эта неопределенность не может больше продолжаться. И нечего смотреть на остальных — они идут за тобой как блеющие овцы, а женщины, те просто обожают тебя и заливаются слезами, едва тебя увидев. Да нечего от них ждать, женщины и есть женщины, у них нет мозгов, от них все равно никакого годка. Только нам двоим предстоит решить, кто ты такой и что за пламень сжигает тебя — дьявол или Бог Израиля. И мы должны это сделать! Должны!

— Что мы можем сделать, Иуда, брат мой? — дрожа, спросил Иисус. — Как нам найти ответ? Помоги мне.

— Есть способ.

— Какой?

— Мы пойдем к Иоанну Крестителю. Он скажет нам. Он ведь провозглашает: «Он грядет! Он грядет!» Так пусть он посмотрит на тебя и скажет, Тот ли ты, кто грядет. Пошли, и ты успокоишься, и я выясню, что мне делать.

Иисус глубоко задумался. Сколько раз его уже охватывала тревога, сколько раз он падал ниц на землю, сотрясаемый конвульсиями, с пеной у рта! Люди тогда смотрели на него как на умалишенного, одержимого дьяволом, и испуганно спешили обойти его стороной. Но он в это время пребывал на седьмом небе, душа его, вырвавшись из клетки, возносилась и, стучась во врата Господни, вопрошала: «Кто я? Зачем я рождена? Что мне делать, чтобы спасти мир? И где кратчайший путь — может, это моя собственная смерть?» Иисус поднял голову — Иуда навис над ним всем телом.

Иуда, брат мой, ляг со мной рядом. Господь сойдет на нас во сне и унесет обоих. А завтра, даст Господь, с утра отправимся к пророку Иоанну, и да свершится, что угодно Господу. Я готов.