Рука Фатимы - Франциска Вульф

– Твое желание для меня закон, Хубилай!

– Ты все еще не примирился с мыслью, что отныне придется жить в Тайту, а? Прав я или нет, брат?

Джинким молчал: Хубилай – брат, но прежде всего хан, не терпящий возражений. Жизнь каждого подданного у него в руках.

– Как это тебе пришло в голову?

– Ты неисправим, – Хубилай засмеялся, – даже родному брату не доверяешь! Зачем говорить – у тебя все написано на лбу. – Он тяжело вздохнул. – Ты сильное предубежден против Тайту.

– Никогда я не вмешивался в твои планы, не ставил тебе палки в колеса! – возразил Джинким, чувствуя, что идет по тонкому льду и не знает, выдержит ли лед и его, и коня…

– Но никогда и не скрывал своих мыслей, – Хубилай, задумавшись, смотрел вдаль, где поблескивали крыши города. – Думаешь, я глупец? Думаешь, дурак, что провозгласил Тайту столицей своего царства?

– Нет, ты не глупец, но ты далек от жизни. – Джинким глубоко вздохнул – неловко говорить все это, но не лгать же брату. – Ты хочешь для людей больше того, что они в состоянии взять. Ни монголы, ни китайцы в глубине души совсем не желают своего объединения. А переезд в Тайту… – Он тряхнул головой. – Здесь мы будем чувствовать себя иноземцами, захватчиками, покусившимися на чужую землю. И еще боюсь, что накличем гнев богов и они оставят нас.

– Мой дорогой брат, – Хубилай положил ему руку на плечо, – благодарю тебя за честность. Знаю – забота о нашем царстве, о нашем роде и обо мне, конечно, делают тебя подозрительным и излишне осторожным. Я не упрекаю тебя. Напротив, нуждаюсь в твоей бдительности и твоих сомнениях, когда дело касается моих планов и моих подданных.

Он помолчал, глядя все туда же – вдаль.

– Мне по душе твоя искренность. Ты единственный человек в моем окружении, в ком я не сомневаюсь, у кого мысли не расходятся со словами. Твое беспокойство, твои возражения заставляют меня еще и еще раз продумать и пересмотреть свои планы. Это так – поверь! Но… – он умолк на миг, – в отношении Тайту ты заблуждаешься. Это наш город! Мы его построили, и здесь мы будем жить и править! А что дома здесь не похожи на юрты наших дедов… – и пожал плечами, – … колесо жизни не остановишь – оно все крутится… крутится. Он тронул брата за руку. – Изменяется все. Даже горы меняют свой облик, а реки – свое русло. Так же меняется и наш народ, и его жизнь, но неизменной остается наша душа. В глубине души мы навсегда останемся охотниками и наездниками. И я верю – боги не забудут нас! Вспомни нашего деда – ведь боги не отвернулись от него, даже когда он покинул наши земли и двинулся в далекий поход в Страну заходящего солнца.

– Наверное, ты прав, – тихо отозвался Джинким. – Будем надеяться на лучшее… Всем сердцем… И все же…

– Джинким, – перебил его Хубилай, – иногда ты вызываешь у меня беспокойство. Ведь ты мужчина в расцвете лет, ты слишком молод, чтобы изнурять себя заботами. Послушай моего совета – возложи свои заботы на умудренных опытом стариков, отживших свой век! Найди наконец женщину! Мужчине нужна жена, которая делит с ним юрту, дарит ему сыновей и дочерей. Только тогда в жизни есть смысл!

Джинким плотно сжал зубы. Конечно, женщина нужна. Но если бы Хубилай знал… Когда-то она у него была – много лет назад. Прекрасная, красивая, умная и сильная… Боги одарили ее улыбкой, способной разгонять в небе грозовые тучи. Он готов был все отдать ей, умереть ради нее!.. Разделить с ней все… кроме юрты. Любили они друг друга, как только могут любить друг друга женщина и мужчина. Но это была запретная любовь, потому что она принадлежала Хубилаю!

Побыть бы сейчас подольше с братом – может быть, и отважился бы признаться ему во всем. Когда-то он мог бы выкупить ее, отдав взамен лошадей, или стал бы биться за нее, как это было во времена предков.

Но теперь они живут не по законам своих пращуров. Хубилай – хан, а у хана не выкупают женщин. Вот и встречались они тайно, и так продолжалось день за днем… Джинким чувствовал себя вором, который обкрадывает брата, принимая любовь этой женщины!

Почти год как одержимый разрывался он между счастьем и угрызениями совести, пока она не умерла при родах своего первенца. Он чуть не обезумел от горя. Нельзя было позволить себе в открытую скорбеть по ней…

Хубилай нашел уже утешение с другими женщинами. Ну а Джинким… не на шутку задумал даже отправиться на тот свет вслед за любимой.

Все годы, прошедшие с той поры, его даже во сне преследовали муки за совершенный грех – грех измены брату. Часто спрашивал он себя: догадывался ли Хубилай? И что было бы, признайся он честно во всем? Быть может, брат простил бы его?..

С тех пор он не прикасался ни к одной женщине. Никаких клятв не давал, и все же это было похоже на обет, на обещание, данное богам, – искупить свою вину в прелюбодеянии и трусости.

Тем беспокойнее на душе теперь – в последнее время все чаще перед глазами всплывает прекрасное лицо, обрамленное золотыми волосами, с глазами цвета неба… Лицо сильной, независимой женщины… Иногда, очнувшись от сна, он ловил себя на мысли: с какой радостью провел бы руками по ее волосам…

А что если Хубилай прав?.. Почему бы ему и в самом деле не найти женщину? Но она, эта женщина, снова принадлежит другому… Нет, он не желает повторять своих ошибок!

– Тайту уже совсем рядом! – Джинким потянул поводья. – Если прибавим шагу, через час будем на месте.

Пришпорив коня, он понесся вниз по склону холма.

Не доехав несколько сот метров до городских ворот, кортеж сделал привал. Беатриче не поняла, почему остановились, – ведь они были почти у цели. Маффео все разъяснил ей:

– Хубилай не может появиться в своей столице, как оборванный пастух, – народ этого не поймет. Ему надо сменить одежду и пересесть в паланкин, как подобает великому хану.

Когда привал кончился, караван снова двинулся в путь. Прошло немного времени – и вот они въезжают в Тайту…

Огромные, выкрашенные в красный цвет ворота гостеприимно распахнулись. На оборонительных стенах развешаны алые вымпелы – радостно развеваются на ветру… Около дюжины человек – на них топорщатся одежды придворных мужей – выбежали к воротам и бросились навстречу императорскому кортежу. Остановились рядом с паланкином Хубилая и упали ниц на пыльную дорогу, отбивая поклоны и касаясь лбами земли…

Когда наконец они поднялись, появились музыканты и танцоры, ряженные в золотых и красных драконов. Под пронзительные звуки флейты и грохот медных тарелок они стали кружиться перед императором в танце. Торжественная процессия двигалась со скоростью черепахи, сантиметр за сантиметром протискиваясь сквозь улицы Тайту…