Ориентирование - К. М. Станич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я наклоняюсь, кладу локти на стол, зажимаю соломинку во рту и смотрю на Зака свежим взглядом.
Мы только что познакомились во время экскурсии по кампусу. Ветер треплет его волосы, когда он невольно возбуждает меня чтением прозы. Знает ли он, как сильно мне это нравится? Понимает ли он, какой контраст создаёт, читая такую прекрасную прозу в своей командной куртке, джинсах и кроссовках и с лицом, созданным для телевидения?
— О чём ты думаешь? — Зак захлопывает книгу, держа её одной рукой, и смотрит, как я наблюдаю за ним. Он почти улыбается, но не совсем, и это прекрасно, потому что это самое искреннее выражение, которое я видела на его лице за последнее время. Я не уверена, что он позволил себе горевать по моему отцу, как будто, возможно, он считает, что этого не заслуживает.
— Ни о чем важном, — я снова сажусь, и Зак приподнимает тёмную бровь.
— «Каждое слово… она лжёт», — Зак цитирует книгу, а затем кладёт её на деревянную поверхность стола. Сам стол представляет собой огромную деревянную плиту, ровный срез ствола дерева, видны кольца и всё такое. Он был густо покрыт лаком, поэтому выглядит блестящим и гладким, но выступающий край придаёт ему шероховатый вид. Я попробовала сосчитать кольца на дереве, но сдалась после двадцати. Ему было по меньшей мере шестьдесят лет. Как минимум.
— Ты думаешь, я лгу? — спрашиваю я, когда Зак расслабляется на своём месте, защищённый тенью зонта над нашими головами. Не то чтобы я была уверена, что он вообще хотел бы спрятаться от солнца. Сегодня в тени практически холодно.
— Не намеренно, — его пристальный взгляд осматривает площадь, и я замечаю едва заметный синяк на краю его щеки, как будто, возможно, что-то случилось во время тренировки. Тогда я задаюсь вопросом, не единственная ли я здесь, кто лжёт — намеренно или нет. — В этом смысл стихотворения, верно? Говорящий видит наблюдателя как женщину со слишком большой скромностью — то есть тебя — и он видит, что она так отчаянно пытается поддержать это чувство гордости, что лжёт даже самой себе. Даже не подозревая об этом. Всё её существование — ложь.
— Довольно впечатляюще, — говорю я, пряча улыбку, отодвигая кофе в сторону. — Я не так его истолковала. Ложь не в ней самой, а в том, как люди воспринимают её. Даже поэт, знающий, какой чушью является вся эта сцена, не может не увлечься идеей того, что эта девушка такая чистая и совершенная.
Зак задумывается над этим на мгновение, прежде чем усмехнуться мне, выпрямляясь и разглядывая меня так, как он мог бы сканировать потенциальную пару.
— Посмотри на себя, настоящая студентка колледжа, готовая к ожесточённым спорам из-за стихотворения с мёртвым автором. Если бы только мы могли спросить мнение упомянутого автора, — Зак отворачивается и делает вид, что непринуждённо сидит на месте, скрестив руки на груди и обводя взглядом соседние столики.
Я узнаю этот взгляд: Зак Брукс нарывается на неприятности.
— Никто так и не потрудился объяснить мне, что именно произойдёт с Клубом Бесконечности после нашего выпуска. Легко сказать, жили долго и счастливо, не так ли? Жить с этим намного сложнее.
Зак оглядывается на меня, как будто не уверен, как на это реагировать. Он полностью поворачивается ко мне лицом, а затем снимает куртку. С лёгким испугом я замечаю, что на её воротничке пятно от губной помады.
Мои руки взлетают ко рту, и он замирает как вкопанный, опуская взгляд, чтобы посмотреть, на что это я смотрю.
— Я не… Она не попала на куртку, пока я её носил, — Зак смотрит на белую часть воротника и стирает розовую помаду большим пальцем. Если бы я была любой другой девушкой, в любой другой ситуации, я бы вежливо встала, попрощалась с ним и убежала от этих отношений так быстро, как только могли унести меня ноги.
В данном конкретном случае, после всего, через что мы прошли…
— Эй, Зак, — говорю я, наклоняясь вперёд и снова кладя локти на стол. — Если бы ты решил, что тебе больше нравится другая девушка или что ты хотел бы поцеловать кого-нибудь другого, я думаю, ты бы сказал мне, — он перестаёт теребить воротник куртки и поднимает на меня взгляд.
— Я… у меня не будет другой девушки, — теперь он звучит раздражённо, бросая куртку на землю, как богатый избалованный парень, которым он и является, но изо всех сил старается притвориться, что это не так. Но эти командные куртки? Они стоят около пятисот баксов. — Никогда, — он стискивает зубы и выглядит таким настоящим альфа-самцом со сжатыми челюстями и тёмными глазами, устремлёнными на других студентов. — Блядь.
— Если бы они были… — я начинаю, но взгляд, который он бросает на меня, убийственный.
— В раздевалках есть камеры; я выясню, кто это сделал, — он придвигает свой стул поближе к моему, прямо по куртке, и я не могу не съёжиться.
— Конечно, мы могли бы вывести пятно…
Зак прерывает меня, протягивая руку и обхватывая мою голову ладонью, притягивая меня к своим губам, оставляя висеть в какой-то доле дюйма от себя.
— Я ничего не знаю об этой помаде, Марни.
Чувствуется малейшее колебание, прежде чем я отвечаю. Зак остаётся неподвижным, его лицо близко к моему, его кожа загорела от долгого пребывания на солнце за последние несколько месяцев. Он так потрясающе пахнет, как тропический отпуск, в котором я отчаянно нуждалась, но не знала, что хочу этого. Как цитрусовые. Как мускус. Как мужчина.
— Я знаю.
Он запускает пальцы в мои волосы и сокращает последнюю долю дюйма между своим ртом и моим, беря меня там на глазах у всех. Трюк с губной помадой хорош; он сработал бы на большинстве девушек. Но мы знаем, что это не так. Наша грязная история подготовила нас к этому событию с ироничной красотой.
— Я не думал, что мы попадём в ещё одну ситуацию с издевательствами, — бормочет Зак, его губы всё ещё прижаты к моим. — Но никто не знает хулигана
