Анархия – мать порядка - Александр Шубин

Анархисты подполья хотели вернуть страну к идеалам Октябрьской революции, но не знали, куда бить. Ложной была сама посылка – с помощью взрывов нельзя сделать страну свободней. Можно дезорганизовать противника, и если бы на Москву наступал Махно, взрывы можно было бы рассматривать как чисто военную операцию – тогда были бы понятны и цели – военные объекты. «Анархисты подполья» обвиняли большевиков в том, что они собираются сдать Москву Деникину в то время, как анархистские партизаны идут к ней с Украины и из Сибири. Подпольщикам казалось, что падение большевиков в Москве только улучшит перспективы революции, но реальная ситуация была иной. Махно и большевики могли разбить Деникина только вместе. Дезорганизация коммунистического руководства в момент натиска Деникина давал белым шансы на победу. Захватив Москву, белые получали господствующую стратегическую позицию в гражданской войне.

Анархисты подполья стремились «снова воскресить революционный порыв. Нужно разогнать Совнарком, уничтожить чрезвычайки. Нужно «вернуть то, что было в Октябре»[379]. Это было бы понятно в 1921 г., когда белая угроза миновала. Но «бунт и восстание» в 1919 г. могли дезорганизовать тыл красных также, как Махно дезорганизовал тыл белых. Деникин, которому «анархисты подполья» совсем не сочувствовали, объективно мог выиграть от мести Махно большевикам, которую были готовы осуществить «Анархисты подполья». Но невольно они стали инструментом мести еще одного человека…

Пока цель так и не выбрали. Ждали какого-то хорошего повода для акции. Основные запасы динамита хранились на даче в Красково, но кое-что было заначено и по квартирам. Пропаганда оставалась основным направлением работы. Выпустили листовку о махновцах, другие листовки и газету «Анархия».

25 сентября к Соболеву зашел Черепанов, который предложил «цель». Он говорил, что в Московском горкоме коммунистов сегодня состоится заседание, где коммунистическая верхушка будет обсуждать меры сдачи Москвы Деникину и одновременно – террора против левой оппозиции. На самом деле Черепанов был не в курсе, что там будет за совещание, но он хорошо знал здание горкома в Леонтьевском переулке – до разгрома левых эсеров там располагался их горком. Проходя мимо здания, где все было знакомо, он только распалял свое чувство мести к партии, которая предала революцию, установила свою диктатуру вместо диктатуры трудящихся классов и, что немаловажно, отобрала это здание. Так не достанься же оно никому.

Черепанов поделился идеей взрыва горкома с Соболевым, и ему она понравилась. Со своими ребятами он снарядил полуторапудовую динамитно-пироксилиновую бомбу. При этом они даже не посоветовались с остальной частью группы. Соболев, Попов, Гречаников, Глагзон, левый эсер Н. Николаев и Черепанов отправились к зданию горкома. Черепанов показал, где можно хорошо перелезть через ограду, чтобы подойти к окну зала заседаний. После этого он, сделав дело, удалился. Соболев с помощью остальных приблизился к окну, запалил фитиль, и бросил ящик с бомбой в окно.

Между тем 25 сентября в МГК не было никакого важного заседания. В это время в здании происходило совещание по вопросам пропаганды. Из важных персон присутствовали Н. Бухарин, Л. Преображенский, А. Мясников, М. Ольминский и Е. Ярославский. Они инструктировали низовой пропагандистский актив и лекторов по вопросам текущего момента и организации пропаганды, мобилизации сочувствующих на борьбу с Деникиным. Рутинные вопросы этого времени. После основных докладов часть присутствующих стала выходить из зала. Как раз в момент этой сумятицы в окно с шипением влетел ящик. Секретарь МГК РКП(б) Владимир Загорский бросился к бомбе, чтобы что-то предпринять. В этот момент раздался взрыв. Обрушило заднюю стену и крышу. Погибло 12 человек, включая В. Загорского, было ранено 55 большевиков, включая Бухарина, Ольминского, Ярославского и Мясникова (все ранены легко). Большинство погибших и раненых были низовыми работниками, что вызвало разочарование террористов – такого результата они не ждали.

Позднее, уже после ареста, Черепанов говорил Дзержинскому: «Конечно, только нужно сожалеть о том, что жертвами взрыва были не видные партийные работники и никто из более крупных не пострадал. Этот акт, по нашему мнению, должен был революционизировать массы и указать путь, по которому должны идти настоящие революционеры: путь террора и ударов по голове насильников.

На замечание, что при взрыве пострадало много незначительных работников, укажу, что ваша чрезвычайка в этом отношении не лучше»[380]. Это было самоутешение. Вряд ли «анархисты подполья» хотели начать свою войну в Москве с удара по лекторам и районным организаторам. Но что сделано, то сделано, и Ковалевич берется за перо, чтобы обосновать терракт и обещать большевикам новые неприятности: «Первый акт совершен, за ним последуют сотни других актов, если палачи революции своевременно сами не разбегутся»[381]. В листовках «анархистов подполья» утверждалось, что в горкоме собралась «верхушка» коммунистов, которая планировала новые репрессии против рабочих.

Взрыв способствовал поднятию авторитета большевиков. Были устроены торжественные похороны жертв взрыва. ЧК произвела массовые расстрелы «заложников буржуазии». Считалось, что взрыв – дело рук белых, рвавшихся к Москве. Но тут появились листовки «анархистов подполья», в которых говорилось, что 25 сентября большевики в горкоме обсуждали меры «борьбы с бунтующим народом» и за это поплатились. Нужно «стереть с лица земли строй комиссародержавия» и установить «вольную федерацию трудящихся и угнетенных масс». Листовка, подписанная Всероссийским повстанческим комитетом революционных партизан, прямо говорила, что взрыв горкома – это месть за расстрел махновских командиров. Почувствовав силу после взрыва горкома, анархисты угрожают: «посмотрим, кто кого распорет».

Это было жутко – новый враг, невидимый и непримиримый. Махновское нашествие на Москву. Сколько их, этих метальщиков динамита, что они еще взорвут? Целый месяц их не удавалось обнаружить. Новых актов не следовало – видимо, разочарованные первым опытом, «революционные партизаны» дебатировали, каким должен быть новый удар. Время от времени появлялись листовки с новыми обвинениями против коммунистов и угрозами. 23 октября, в канун второй годовщины Октября, «анархисты подполья» выпустили газету «Анархия», в которой говорилось: «Взрыв в Леонтьевском переулке – это очевидное начало новой фазы борьбы революционных элементов с красными политическим авантюристами»[382]. Полемизируя с большевиками и их союзниками в среде анархистов, Ковалевич показывает неплохое знание анархистской теории, почти цитируя полемику Бакунина против Маркса: рабочий класс не находится у власти, в органах власти – лишь отдельные рабочие, но и «они теперь лишь бывшие рабочие, оторванные от своего класса. Угнетенные по существу не могут быть у власти, если же власть называет себя «пролетарской», то это даже худший обман… Я верю, что у вас лично, субъективно могут быть хорошие намерения, но объективно, по существу, вы представители класса чиновничьей бюрократии…»[383]

Как и махновцы, воюя с коммунистами, анархисты подполья обращаются к их совести, субъективной честности. Вы же служите деспотическому эксплуататорскому классу!

Критикуя режим, Ковалевич не мог объяснить: каким образом динамитная борьба может покончить с «новым рабовладельческим строем», установленным коммунистами, и заменить его «вольной конфедерацией»?

ЧК взялось за дело серьезно. Обложили все известные квартиры леваков – анархистов, максималистов, левых эсеров.

3 ноября на одной из квартир был арестован Тямин. Сначала он отнекивался, но потом, спасая жизнь, «запел», рассказал о даче в Красково, где базировались подпольщики. ЧК окружило дачу, где находились Глагзон, изготовитель бомб В. Азов и еще четыре анархиста. Подпольщики отстреливались, но прорваться не могли. Внезапно дача взлетела на воздух. Кто принял самоубийственное решение, навсегда останется тайной. С дачи спасся только Попов, который вышел «по нужде» и заметил чекистов.

Засады приносили богатый урожай. На проваленных явках были застигнуты Ковалевич и Соболев, они отстреливались, кидали гранаты, но были убиты. Затем были арестованы Попов, Цинципер, Гречаников, Николаев, печатник Павел Исаев, издававший газету, боевики Домбровский, Хлебныйский, подпольщик Восходов. Все они были расстреляны. Уже в 1920 г. был арестован Черепанов. Его отправили в тюрьму. Часть группы не была арестована и скрылась из Москвы, но за исключением Черепанова это были второстепенные активисты.

Так или иначе, Махно отомстил за свой штаб. Но ценой этой мести стали новая компрометация городского анархизма и невозможность создания дееспособного подполья анархистов в столице. Взрыв горкома партии привел к тому, что подполье было выкорчевано. В дальнейшем Махно имел дело с союзниками только на Украине.