Несущий свободу - Игорь Поль

Они много читали. Пусть иногда и по обязанности – плевать! – у каждого человека есть собственные способности и склонности. Тебе лучше дается бег с препятствиями, а твоему товарищу легче вникать в хитросплетения исторических событий. А вместе мы сокрушим горы.

Зачем Райнхард вступил в скауты? Странный вопрос. В Ольденбурге не принято задавать вопросы. Нация сейчас не в том положении, чтобы сомневаться. Будь со всеми – или убирайся. Жизнь шла по накатанной колее. Он знал, что наступит время, и к нему подойдет парнишка в черном треугольном галстуке и с двумя ромбиками на пилотке – командир группы. И на вопрос, готов ли Райнхард стать одним из них, он ответит утвердительно. Он ждал этого момента с тех пор, как начал ходить на собрания младшей группы Юнгфолька. Конечно, он ответил утвердительно. И ни разу не пожалел. Лучшие игры – только у скаутов.

В своем первом патруле Райнхард отчаянно краснел: все девчонки смотрели только на него. Стальной нож на поясе – первое в жизни личное оружие. Широкое короткое лезвие. Мальтийский крест на рукояти. Он до сих пор хранит его. Придет время, и он передаст его своему сыну.

Бармены тепло улыбались им и предлагали молочные коктейли, на что старший патруля солидно отвечал: «Спасибо, но мы на службе». У них в руках была самая настоящая власть. Они следили, чтобы никто из сверстников не пил спиртного, не нюхал дурь, не целовался с девчонками на виду у всех и не сквернословил. Нарушителей задерживали и отводили к районному дежурному. Дальше их передавали в полицию. Говорили, родители таких ухарей после заплатят солидные штрафы. Это было здорово – в одиннадцать лет чувствовать себя вершителем чьей-то судьбы. Они чувствовали настоящую ответственность за порученное дело.

А еще: поездки по стране, экскурсии в музеи, картинные галереи, на военные базы. А однажды Райнхард попал на настоящую подводную лодку. От обилия красок и впечатлений голова шла кругом. Но самое интересное – походы. Сначала приходится кормить лесных комаров, от укусов которых на коже вздуваются красные волдыри, хлюпать ботинками по воде, тащить куда-то тяжелый рюкзак под жарким солнцем. И при этом иметь бодрый вид и вместе со всеми петь песни. Ты вынужденно улыбаешься, и стараешься перекричать соседа, и изображаешь, как тебе безумно здорово, так, что командир группы на привале покровительственно хлопает тебя по плечу (как делают взрослые в фильмах), и говорит ломающимся голосом: «Отлично держишься, скаутман».

Но зато вечером, если нет дождя, все сидят у костра, над которым варится гороховая похлебка с мясом, едкий дым отгоняет кровососов, и инструктор под треск горящего дерева рассказывает интересные истории про дни минувшие: про то, как возникло государство, про враждебное окружение, про войну, про детство гроссгерцога; голос его тих и проникновенен, а истории ни разу не повторяются, да и вообще неважно, о чем он говорит – все слушают, затаив дыхание, такой уж он классный рассказчик, этот молодой активист партии «Свободный Хаймат», изучающий психологию или педагогику в университете. Высоко над головой сияет звездная россыпь, вокруг сидят товарищи – Райнхард ощущает тепло их тел, и все они кажутся ему братьями. За это чувство принадлежности к великому он готов примириться и со стертыми ногами, и с необходимостью орать песни, смысл которых ему не всегда ясен.

А по утрам в лесу стоял точно такой же туман, как сейчас. И было так же тихо, лишь заполошно перекрикивались невидимые птицы.

Голос полицейского безжалостно прервал его грезы:

– Ваши документы, сеньор.

51

– Чуть что не так – и вы умрете, – глухо сказал он. И добавил, словно старался придать веса своим словам: – Мне терять нечего.

О чем он говорит? Страх и без того парализовал ее, погасил все желания. Ненадолго Ханна превратилась в автомат, она даже не могла заставить себя повернуть голову и взглянуть на своего похитителя. Боялась снять руку с руля, чтобы запахнуть бронежилет на груди.

– Не дергайтесь при виде полиции. Не пытайтесь спровоцировать аварию – это не поможет. Руки держите на руле. – Слова падали, как камни.

Длинная улица тянулась меж низкими бетонными домами. Грузовик в камуфляжной раскраске прошумел навстречу и скрылся за поворотом.

Ханна осторожно спросила:

– Мы уже далеко от блокпоста. Может, отпустите меня?

– За дурака меня считаете? – ответил он зло. – Думаете, если я цветной, так обязательно недоумок? Следите за дорогой.

Ханна сказала:

– Так мы не попадем на окраину. Эта улица ведет к центру.

– С чего вы взяли, что мне надо на окраину?

– Вас, наверное, ищут. На окраине проще спрятаться.

– Я знаю, что делаю.

Способность мыслить постепенно возвращалась к ней:

– Мне бы тоже хотелось это знать.

Дома все тянулись и тянулись в туманных лентах. Было очень рано. Женщина вышла из дверей табачной лавки, заклеенной яркими рекламными плакатами, и начала поднимать стальные жалюзи. В окне верхнего этажа мужчина в майке запрокинул голову, приложившись к бутылке с пивом. Ханне захотелось подать ему какой-нибудь знак, такой, чтобы он догадался позвонить в полицию, но этот человек рядом словно лишил ее воли: она ясно представила, как его палец давит на спуск и ее тело взрывается ужасной болью; представила, как она кричит в смертной тоске. Она попыталась убедить себя: он блефует, вряд ли он готов стрелять в нее.

Она спросила неожиданно для себя:

– За что вас ищут? За убийство? – В ее шепоте против желания звучал страх.

Он сразу ответил:

– Нет. Меня ищут не из-за убийства.

Ханна украдкой покосилась на него. Руку с револьвером он держал на коленях, спрятав под картой дорог. Лицо его было искажено, будто от боли, он вглядывался в туман.

– Тогда вы не сможете стрелять в меня.

– Если придется – я сделаю это, не сомневайтесь.

Ханна снова спросила:

– Куда мы едем?

Он молчал; она до пятен в глазах вглядывалась в окна, пытаясь найти хоть какую-то возможность.

– Вы знаете город? – Ей казалось, пока он отвечает, остается надежда. Непросто убить человека, если ты говорил с ним, если почувствовал в нем живую душу.

Он повернулся и взглянул ей в глаза. Отступивший было страх вновь обдал грудь холодом.

– Следите за дорогой.

Полицейская машина вынырнула из тумана и медленно поплыла навстречу. Ханна поняла – другого шанса не будет, но тут стальные пальцы стиснули ее колено, карта зашелестела, обнажая короткий вороненый ствол.

– Сидите смирно, – процедил ее спутник сквозь стиснутые зубы.

Машина осталась позади, полицейский за рулем даже не повернул головы, момент был упущен.

– Мне больно!

Он убрал руку и снова уставился в окно. Ханна осторожно помассировала ногу.

– Будет синяк, – пожаловалась она. – Что я скажу Джону?

– Ваш друг?

– Жених, – ответила она с вызовом. – Он офицер полиции.

– Вот так совпадение. Впрочем, я сразу догадался, что вы связаны с копами.

– Будете плести про способности к дедукции?

– Нет необходимости. У меня хорошая зрительная память. Вы сидели в машине с полицейским и напевали. Это было в Пуданге, три дня назад.

Она сразу вспомнила тот вечер, музыку; вспомнила, как была счастлива.

– Так это были вы? Но как же борода, усы? И шрам – у вас ведь был такой огромный шрам!

Он усмехнулся и не ответил.

– Невероятно. Вот уж, действительно, совпадение.

– Как его зовут?

– Джон Лонгсдейл.

Он резко повернулся:

– Как вы сказали? Лонгсдейл? Из военной полиции? Лейтенант?

Она кивнула, испугавшись его лица. И кто ее тянул за язык?

Неожиданно он рассмеялся:

– Жизнь странная штука, верно? Вчера ваш лейтенант пускал слюни, представляя, как меня изрешетят при попытке к бегству, а сегодня я наставил револьвер на его невесту.

Но в смехе его сквозила злость и растерянность.

– Значит, все-таки убийство, – сказала она тихо.

Машину тряхнуло: они проезжали район недавнего боя, дома смотрели на них мертвыми окнами. Поджав хвост, протрусила собака; шерсть ее свалялась и торчала клочьями. Рухнувшая стена перегородила проезд – они развернулись и выехали на соседнюю улицу.

Он заговорил, и она вздрогнула – такой неожиданной показалась мягкость в его голосе:

– Послушайте, Ханна. Мне очень трудно вас контролировать: у меня непорядок с ребрами, и я три дня не смыкал глаз.

– Контролировать? Вы что же – гипнотизер? Как вы это делаете?

Он остановил ее, нетерпеливо шевельнув рукой.

– Давайте договоримся, Ханна. Вы сделаете все, что я от вас хочу. Поможете мне и будете свободны.

– Что я должна делать?

– Не волнуйтесь, ничего запретного или неприятного для вас. Просто поработаете моим шофером. Мне нужно кое-кого разыскать.

– Вы умеете водить машину сами. Отпустите меня, Альберто. Пожалуйста. Я журналист, я умею держать слово – я никому о вас не скажу. – Голос ее дрогнул.

Он покачал головой.