Расколотые небеса - Андрей Ерпылев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Растрепанная и жалкая, «зазеркальная» Екатерина выпустила Катину руку, чтобы стащить с пальца никак не поддающееся обручальное кольцо.
– Все… Возьмите все… – с остановившимся взглядом повторяла она, как в бреду. – Возьмите все…
А девушка уже пятилась назад, все ускоряя шаги, и рассыпавшиеся империалы прыгали по прикрытым ковровой дорожкой ступеням, весело, будто золотые кузнечики…
Не видя перед собой ничего, Катя мчалась вниз, а вслед ей несся неузнаваемый, похожий на рычание раненой волчицы голос:
– Убирайся в ад!!!
Лишь немного пришла в себя путешественница, когда поняла, что стоит, вцепившись руками в ледяную чугунную ограду.
Перед ней, ловя полированными гранями креста последние лучи заходящего солнца, высилась церковь.
«Это знак…»
Под гулкими сводами было сумрачно и пустынно, святые сурово взирали на пришелицу со стен, тлели огоньки лампад, дурманил разгоряченную голову аромат ладана. Только сейчас, с запоздалым раскаяньем, девушка поняла, что потеряла или забыла у ТОЙ шляпку и суетливо накинула на голову шейный платок.
– Мир тебе, дочь моя…
Батюшка был стар и сед, голос его дрожал, но голубые, по-стариковски выцветшие глаза смотрели цепко.
– Здравствуйте, батюшка… – склонила голову Катя.
– Что ты ищешь в доме Божьем?
Екатерина не считала себя очень верующим человеком – трудно следовать Вере в нашем суетном мире, – но сейчас в образе старенького священника перед ней стоял сам Господь, и слова полились из ее груди рекой. И сегодняшняя обида, и прошлые, и многое-многое еще…
– Это грех, дочь моя, – покачал головой батюшка, когда слова исповеди иссякли. – Ты замыслила дурное: пойти против промысла Божия. А ведь не дано знать нам, грешным и сирым, промысел его, и должны мы покорно принимать все испытания, исходящие из длани его… Но Господь всепрощающ и милосерд. Иди с Богом, дочь моя – я буду молиться за тебя…
Но зерно благодати, посетившее Катю под церковными сводами, испарилось без следа, стоило ей выйти вновь под темнеющее небо.
«Почему желание вернуть любовь должно быть грехом? – снова и снова спрашивала она себя. – Разве любовь – это грех? Разве Господь не есть любовь?..»
Ноги сами несли ее вперед куда-то к неизвестной цели. Родной чужой город проплывал мимо, равнодушный к инородной человеческой песчинке, затерявшейся в его огромном теле. Встречные прохожие не замечали медленно бредущую девушку, обтекали ее, как неодушевленное препятствие, или, глядя вслед, крутили пальцем у виска. Первопрестольная привыкла к юродивым и сумасшедшим. Ее широкой души уже не хватает на всех…
Городовой было двинулся в ее сторону, но, разглядев приличную одежду, вернулся на пост – мало ли какая беда у человека, а вот прояви излишнее рвение, и потом не оберешься греха. Чужая душа – потемки.
Екатерина опомнилась лишь на Никольском мосту.
Река, по теплой зиме не скованная льдом, неспешно несла свои воды под ажурной решетчатой аркой, унося к далеким океанам отражения кремлевских башен и огней второй столицы Империи. Редкие автомобили проносились мимо, озаряя замершую у перил фигурку любопытствующими лучами.
Катя оперлась на чугунный парапет и взглянула в черную и гладкую, маслянисто отсвечивающую бликами фонарей воду.
«Как там сейчас, наверное, холодно, – подумала она, следя за проплывающим внизу мусором и ледяным крошевом. – Холод и… спокойствие… Покой… Полный покой…»
Ладонь без перчатки скользнула по гладкому холодному металлу. Девушка была гибка и спортивна, ей ничего не стоило, опершись ногой о фигурную ограду, подтянуться на руках.
И она это сделала.
Катя возвышалась над темной рекой и не испытывала никакого страха. Наоборот, ее не покидала гордость за себя, такую юную, красивую и сильную.
«Попробовала бы ОНА так! Этой корове нипочем…»
Она взглянула вниз.
«И ведь не страшно совсем… Что если я…»
Она начала чуть-чуть клониться вниз, по-детски обмирая сердцем и ловя момент, когда можно еще удержать равновесие, а когда…
Чья-то рука крепко, до боли, сжала ее плечо и бесцеремонно сдернула обратно на надежную твердь. Сердце пропустило удар: «Он! Кирилл…»
Но высокий мужчина в форменной фуражке был незнаком. Почти незнаком…
* * *«Ну что тебе далась эта девчонка? – корил себя Вячеслав в несчетный раз. – Незнакомая, не красавица, к тому же – „потусторонняя“. С чего ты взял, что она соизволит с тобой заговорить? Даже не заговорить – просто глянуть в твою сторону. Ведь ты тоже, между нами, не красавец. Да и вообще… Вполне сложившийся холостяк, скучный служака, не Дон-Жуан какой-нибудь…»
Автомобиль поручика снова и снова кружил вокруг квартала, содержащего в себе тот самый заветный адрес, и ни разу Слава не позволил себе даже свернуть в нужный переулок, не то что подъехать к дому и постучать в дверь. Но перед глазами вновь и вновь вставало милое лицо, поэтому и бросить все и уехать он тоже не мог.
«Окстись, дубина! – думал он, упрямо выворачивая руль на несчетный круг. – Девушка приехала развлечься, пообщаться с самой собой, так сказать, со стороны. Да и мало ли… А ты тут со своим „пиковым интересом“. До тебя ли ей вообще, ваше благородие?.. И почему ты вдруг решил, что она – свободна? Может быть, госпожа Соколова она – по мужу, и заявись ты в гости – просто не поймет…»
Решимость сменялась унынием, а уныние – надеждой. Спрашивается: чем могла приворожить сердце офицера невысокая хрупкая девушка с простым русским лицом? А вот поди ж ты…
Чары рассеялись, когда на Москву опустился ранний зимний вечер.
«Все, поручик! – одернул себя Кольцов. – Пора и честь знать. Все же ты – не сопливый кадет, готовый волочиться напропалую за первой встречной юбкой. Завтра на службу, и кому ты там будешь нужен – издерганный и нервный? Домой, под душ, ужинать и – в постель. Старую добрую холостяцкую постель, еще ни разу тебе ни с кем иным не изменившую…»
Вячеслав, как всегда, приняв решение, успокоился и, въезжая на Никольский мост, даже принялся мурлыкать под нос что-то про овечек из популярного шлягера, когда…
Свет фар внезапно выхватил фигурку, колеблющуюся в неустойчивом равновесии на парапете, и сердце пронзила молния.
«Успеть! Только успеть!.. Черт! Плаваю ведь, словно топор без топорища! Сколько там до воды?..»
И лишь когда ладонь сомкнулась вокруг тонкой девичьей руки, офицер понял, что Бог – есть.
А когда развернул несостоявшуюся самоубийцу лицом к себе, чтобы обрушить свой гнев на ее пустую голову, понял, что Бог не только есть, но и следит за всеми нами с небес неусыпно…
22
– И все равно, я считаю, что это – неоправданный риск.
Бежецкий аккуратно подровнял стопочку только что прочтенных листов и отодвинул от себя по полированной поверхности стола. В кабинете повисла тишина.
Совещание, собранное князем Харбинским, длилось уже более двух часов, и выработать какое-либо общее мнение пока не представлялось возможным. Подобное являлось вопиющим исключительным случаем в среде людей, обычно понимающих друг друга с полуслова, но и сам повод тоже был беспрецедентен. Речь шла ни много ни мало – о первой в истории встрече двух императоров двух Российских Империй.
И хотя за прошедшие с момента «открытия» межпространственного перехода для сообщения между мирами месяцы незримую границу успело пересечь в обоих направлениях уже несколько десятков тысяч человек, вопрос о личной встрече двух государей оставался подвешенным в воздухе. В прямом и переносном смысле. Но отодвигать его решение становилось все труднее и труднее, поскольку положение становилось двусмысленным: подписание каких-либо договоров, соглашений и прочего без демонстрации дружеского расположения императоров казалось бессмысленным. Существовало несколько весьма щекотливых вопросов, которые могли быть решены лишь в доверительной беседе и при обоюдном согласии монархов.
К примеру, такая отвлеченная категория, как нумерация миров. Казалось бы, какая разница, какая из двух совершенно одинаковых Россий будет именоваться первой, а какая – второй? Потому что привычные противопоставления: «западная – восточная», «северная – южная» или даже «верхняя – нижняя» – в этом случае не подходят в принципе. Ан нет. В том-то вся и суть, что обе они СОВЕРШЕННО одинаковы, а следовательно, на «первость» могут с равным успехом претендовать обе. И решить этот вопрос могут лишь самодержцы и лишь по обоюдному согласию.
Но на чьей территории должна проходить встреча?
– Если бы можно было каким-нибудь образом провести встречу на нейтральной территории… – начал академик Мендельсон, но тут же был одернут Николаевым-Новоархангельским:
– Мы же уже решили, что вариант «Тильзитского плота»[30] не подходит совершенно.
– Но теоретически…
– Даже теоретически. Конечно, технически… чисто технически, повторяю, могла быть создана некая платформа, один край которой находился бы на нашей стороне, а другой на противоположной. Но из-за разницы течения времени по разные стороны «границы»…
