Гимназистка. Нечаянное турне (СИ) - Вонсович Бронислава Антоновна

— Я не знаю, ни где мне завтра придётся ночевать, ни что придётся есть, — начала я.

— Да неважно это всё, Елизавета Дмитриевна. Умираю я там, в соболевском доме. Не возьмёте — истаю, может, не за год, а за десять, но истаю. — Он столь жалостливо посмотрел, что у меня аж в груди защемило. — А так в случае чего и вины на вас не будет — мой выбор, моё решение. На том клянусь.

Брать его с собой было неправильно, но и отказывать, обрекая на медленную смерть, — тоже. Господи, как можно что-то выбирать, когда от результата зависит чужая жизнь? Мефодий Всеславович сейчас уже ничего не просил, но его взгляд говорил больше любых слов. Столько там было затаённой надежды и сколько страха, что откажу.

— Хорошо, — решилась я. — Что я должна для этого сделать?

Ритуал мы провели быстро и успели всё закончить до прихода Песцова с посыльным из магазина. Посыльный, блаженно улыбаясь, тащил целый ворох платьев, каждое из которых при первом же взгляде вызывало желание вцепиться и не отдавать, даже если не подойдёт. Может, я и не запомнюсь на концерте, как выдающаяся певица, но платье у меня точно будет красивое.

Глава 23

Со сцены я уходила под грохот аплодисментов и леденящие душу вопли «Браво» и «Бис». Леденящие душу — потому что раньше никогда не стояла под прицелом стольких глаз. Поскольку я изображала артистку, не впервые раскрывающую свой талант перед публикой, нужно было показывать спокойствие и уверенность и ни в коем случае не выходить из образа. Я улыбалась, двигалась то подходя к краю, то отходя от него, в то время как всё перед глазами сливалось в неразборчивые цветные пятна, а шум в ушах становился просто невыносимым. Оставалось только удивляться, что я ни разу не свалилась в оркестровую яму. Спасал только исправленный Велесовой силой артефакт, он придавал некую опору, но и то уже в конце первого отделения преподнёс неприятный сюрприз, о котором нужно было срочно рассказать Песцову. А ведь впереди ещё второе отделение!

Как оказалось, боялась я не того. Лишь только я зашла за кулисы, встревоженный Песцов отобрал букеты, коих у меня в руках оказалась целая охапка, и сунул их кому-то из рабочих сцены, необычайно ошарашенному данным фактом. Надо признать, что толпа за кулисами собралась немалая и выглядели эти зрители не менее восхищёнными, чем те, что в зале. Это было бы необычайно приятно, будь исполнение действительно моё. А так я испытала лишь ужасную неловкость, когда и тут раздались аплодисменты и восторженные возгласы. Песцов тоже отметил их кривоватой улыбкой, подхватил меня под руку и потащил в гримёрку.

— Мисс Мэннинг, нам нужно срочно поговорить, — шёпотом, но по-английски, чтобы уж совсем нас не демаскировать, сказал Песцов. — Дело серьёзное, касается Соболева.

Почему-то я сразу решила, что князь заявился с претензией за кражу домового. Вряд ли исчезновение хранителя прошло незамеченным в соболевском особняке. Но я уже приняла на себя определённые обязательства, поэтому сразу решила, что не отдам замученного Мефодия Всеславовича. Это же надо было довести домового до такого состояния! Князь Соболев — настоящий варвар. И вообще, пусть попробует доказать, что его потеря у меня. Не думаю, что местонахождение можно точно определить.

— Я буду всё отрицать, — прошептала я в ответ. — Я ничего не делала.

— Да речь не о чемодане, — отмахнулся Песцов. — Всё гораздо серьёзнее. — И громко, по-русски: — Мисс Мэннинг требуется отдых для восстановления сил. Попрошу нас не беспокоить.

Канарейкину, застывшую памятником себе перед дверью в гримёрку, Песцов довольно невежливо отодвинул, давая понять, что ей нет места в нашей компании. Дверь зловеще проскрипела, а замок не менее зловеще проскрежетал, отрезая нас от остального мира, после чего Песцов знаком показал, чтобы я поставила полог.

Я огляделась, но ничего опасного не заметила. В комнате, кроме нас двоих, больше никого не было. Мефодий Всеславович схоронился так, что его не было ни видно, ни слышно, хотя сам он был здесь: после ритуала я это чувствовала.

А вот приятное, напротив, сразу бросилось в глаза. Чайный уголок, на удивление, оказался готов к приёму не только певицы, но и её гостей. Большой медный чайник исходил паром, а посреди стола под яркой тряпичной куклой наверняка прятался маленький заварочный чайничек. Вазочки с вареньем и пирожки помогли бы сделать полезной беседу даже с Канарейкиной. Песцов же удостоил столь заманчивый вид лишь беглым взглядом, нетерпеливо ожидая, когда может говорить без опасности быть подслушанным.

— Так что случилось? — спросила я сразу, как поставила защиту.

— Волков случился, Елизавета Дмитриевна, — огорошил меня Песцов. — Возник как чёртик из шкатулки и сразу ко мне с претензиями. Мол, мы с вами, мисс Мэннинг, — он на этих словах насмешливо хмыкнул, — прямая угроза его репутации, а угрозы он терпеть не намерен.

— Чего он хочет? — прервала я собеседника. — Если бы собирался убить, разговоры бы вести не стал.

— Он хочет, чтобы мы никаких бумаг, нужных Соболеву, не подписывали, а вы, мисс Мэннинг, как можно скорее покинули страну. Разумеется, я отказался. — Песцов возмущённо вскинул голову. — Подумать только, он думал меня напугать!

Не знаю, что там думал Волков и кого хотел напугать, но меня напугать ему точно удалось.

— А потом, Дмитрий Валерьевич? Вряд ли Волков после вашего отказа ушёл в расстроенных чувствах, посыпая голову пеплом и обещая исправиться.

— Разумеется, нет. Он потребовал разговора с вами, поскольку, по его мнению, ваше решение может отличаться от моего. Мол, я слишком радею за успех ваших гастролей, а вы можете предпочесть презренные деньги. За кулисы его не пустили, но он только и ждёт, когда вы выйдете.

От испуга я заметалась по гримёрке, заламывая руки. Боже мой, этот точно дождётся, а потом точно поймёт, что я не мисс Мэннинг. А если ещё присмотрится и обнаружит на мне собственную защиту, то дела мои станут совсем печальными. Этого допустить было никак нельзя.

— Дмитрий Валерьевич, соглашайтесь на деньги.

— Вы с ума сошли, Елизавета Дмитриевна? — вытаращился на меня Песцов. — Как-никак он планировал нас убить и устроить из нашей смерти целое представление, чтобы сменить здесь губернатора. Наши жизни стоят дороже любых денег. Поэтому я подпишу всё, что запросит Соболев. Разумеется, в пределах разумного. Нет уж, Волков должен ответить перед Советом. Почему вы хотите, чтобы он избежал наказания? Яркий мундир глаза застит? Блеск эполетов разума лишает?

Он столь выразительно на меня уставился, словно заподозрил во влюблённости в штабс-капитана. Пришлось ему напомнить:

— Дмитрий Валерьевич, если он встретится со мной, у нас обоих будут неприятности, и неизвестно, у кого больше. А уж что хуже — подписать бумаги Соболева или отказаться их подписывать — я вам даже не скажу. Я же не мисс Мэннинг, что непременно выяснится по почерку, даже если мне удастся улизнуть. Вашей деловой репутации тогда точно конец: вам не простят подсовывание общественности фальшивки. Во всяком случае, если это станет достоянием широкой общественности.

Последнее я добавила, вспомнив снисходительность Соболева, которая, впрочем, вполне может смениться пристрастностью, если мы откажемся выполнять то, что он от нас потребует.

Песцов застонал и запустил руки в волосы, показывая высочайшую степень отчаяния, покачался немного, не дождался от меня утешений и трагически выдохнул:

— Говорил я отцу, что связываться с Рысьиными — плохая идея. Сплошные неприятности от вас, Елизавета Дмитриевна.

— Я с вами не связывалась, — отрезала я. — Вы сами сделали всё возможное, чтобы со мной связаться, так что теперь не жалуйтесь непонятно на что. Я не предлагаю забирать деньги, но Волкову нужно хотя бы дать понять, что мы согласны, чтобы он успокоился, а самим драпать отсюда со всех лап.

— А потом?

— Потом мы проведём ещё один концерт, и мисс Мэннинг исчезнет, в чём вы сможете обвинить Волкова, который наверняка рванёт за нами.