Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны - Роберт Гринвуд

Эрнест писал слова, но смысл этих слов почти не доходил до него. Он был в таком настроении, что мог бы даже дойти по вышеупомянутым улицам до своего дома, не заметив, что это те самые, которые перечислены в протоколе. Он опять вошел в колею, и облегчение, которое он при этом испытал, было настолько же глубоко, насколько бессознательно. Работали только глаз и рука, а дух бродил, где хотел, как овечка по зеленому лугу. Эрнест, считал, что многое обдумывает во время работы.

Предположим, он поступил бы к Дэнби, что он там будет делать? Водить покупателей и показывать им дома, составлять договоры по найму квартир, делать это самое «все». Нельзя сказать, чтобы старикашка выражался очень определенно. Может, это он нарочно? Да еще сказал: «Я вас возьму на испытание». На испытание! Эрнесту нужно постоянное место, такое же, с какого он уходит.

А вдруг через неделю-другую Дэнби решит, что он ему не подходит? Просто вышвырнет на улицу, и все тут. Бессовестный старый жулик, это и по роже видно.

Он постучал по зубам ручкой, глядя в пространство. Хорошо, что он не сразу согласился. С этим Дэнби надо держать ухо востро.

— Ну, Бантинг, — прервал его старший клерк, заглянув ему через плечо, — мечтать здесь некогда. Работайте, работайте!

И некоторое время Эрнест ощущал взгляд начальства на своей согбенной спине.

Эви ждала его на улице после окончания рабочего дня.

— Был ты у Дэнби?

— Да. Из-за этого обед пропустил. — Он ломал голову, как бы объяснить ей, что такое контора Дэнби. Он вовсе не нотариус. Скорее что-то вроде агента по недвижимости.

— Так это же очень хорошо! У отца доктора Эрла была как раз такая контора, он очень прилично зарабатывал. Оба сына у него врачи.

— Ну, значит, это было что-нибудь покрупнее. Ты ведь не знаешь Силвер-стрит, правда?

— Не знаю.

Он хотел рассказать про Силвер-стрит, но побоялся, что выйдет глупо и банально. И потому заметил только: — Это довольно далеко, за Мортон-роуд.

— Если бы ты поработал несколько лет в таком агентстве, то мог бы открыть потом свое дело. Денег нужно не так много. Главное — контора.

— И клиенты.

— Что ж, начинают всегда с малого, как ты думаешь?

«Не было никакой нужды делать это совершенно излишнее замечание таким раздраженным тоном», — подумал Эрнест. Конечно, начинают всегда с малого. Само собой разумеется. Может, и стоит взять это место, если благодаря ему удастся завязать знакомства, войти в курс дела и потом открыть свою контору... На минуту эта перспектива показалась ему заманчивой, как всякая новая перспектива. Собственная контора, живое дело, нового фасона письменный стол, телефон, один-два секретаря в приемной. Доска с надписью «Кабинет мистера Бантинга — без доклада не входить» на дверях его комнаты, одним словом, все точь-в-точь, как изображено на проспектах заочных курсов коммерческой корреспонденции. Все это очень мило, когда у тебя уже есть свое собственное дело, но у Эрнеста пока что ничего не было, кроме надежд на вакансию у Дэнби, и контора Дэнби отчетливо возникла в его воображении во всех мало приятных подробностях.

— Как ты думаешь, он тебя возьмет?

— Он сказал, что напишет, — ответил Эрнест и откашлялся, готовясь преодолеть трудности предстоящего объяснения. — Это, в сущности, не такое место, какого я ищу.

Он как будто дотронулся до устрицы, и она тотчас плотно захлопнула створки. Ему показалось, что Эви коротко вздохнула. Они шли теперь молча, и в этом молчании подразумевалось, что Эрнест сказал именно то, чего ждала от него Эви. Так она думала, что он ищет предлога увильнуть? Он кинул на нее сердитый взгляд: каждая черта упрямого личика выражала непреклонность, повелевала ему «взять себя в руки», «сделать, наконец, что-нибудь». Прекрасно, но что именно? Нельзя ли высказаться несколько определеннее? Они шли все дальше и дальше, и Эви не проронила больше ни слова; она думает, конечно, что он лентяй, тряпка, разиня, не способный ни на что решиться. Известно уж, что она может о нем думать!

«К чорту все это! — взбунтовался он мысленно, совершенно забывая о том, что он сам выдумал ее мысли. — У меня у самого есть голова на плечах. Нет никакого смысла менять лучшую работу на худшую». Почему она не спросит его, что такое, собственно, эта контора Дэнби? Потому, отвечал себе Эрнест, что, по ее мнению, она все знает лучше всех. Женщины всегда так. Эрнест далеко не во всем был согласен с мистером Бантингом, но тут он невольно вспомнил одно его замечание, относившееся к матери, а именно, что с упрямой женщиной сам чорт не сладит.

— Я тебе сообщу, если будут новости, — оказал Эрнест, когда они дошли до дверей доктора Эрла.

— Хорошо. — Она пристально взглянула на него. — Точно такого места, о каком ты мечтаешь, Эрнест, тебе никогда не получить. Мест на заказ не делают.

— Я и не жду, что для меня сделают. Я только хочу знать наверное, что поступил правильно.

— Не всегда легко это узнать, — не сдавалась Эви. — Впрочем, это твое дело — решать. Я совсем не требую, чтобы ты делал то, чего не хочешь.

— Послушай, Эви, я хочу только сделать так, чтобы нам с тобой было лучше. Ты мне веришь?

— Конечно, верю. Только...

— Что «только»?

— Нет, ничего! Делай, как тебе кажется лучше. — Эви ушла, оставив Эрнеста в мучительной нерешимости; никогда еще, кажется, он не чувствовал себя таким несчастным.

По дороге домой он несколько раз то хотел взять место у Дэнби, то решал отказаться от него, и какое бы решение он ни принимал, сейчас же в голову начинали лезть доводы против и вступали в борьбу с доводами за, так что под конец в голове у него стало гудеть, словно в палате депутатов. Самое лучшее, решил он в заключение, посидеть в гостиной и обдумать это дело за папиросой. Можно написать на бумажке все доводы за и против, подвести итог и после этого решить окончательно. Это будет всего лучше и всего разумнее, — и, вынеся такое решение, он веселее зашагал домой, а в прихожей на столике нашел письмо от Дэнби.

Его час тому назад принес рассыльный. Дэнби, обдумав дело со всех сторон, предлагал Эрнесту поступить в нему на испытание, для начала на три фунта в неделю, а через полгода, если Дэнби останется им доволен, ему прибавят еще пять шиллингов. Дальнейшее будет зависеть от его стараний и способностей.

Не теряет времени, подумал Эрнест. Так, значит, он произвел благоприятное впечатление на Дэнби. Жалованье неплохое, больше того, которое он сейчас получает, и есть надежда на прибавку. Он сунул письмо в карман. Это ультиматум: надо решать теперь же.

К чаю дожидались только Эрнеста. Мистер Бантинг, стоя на коврике перед камином, уже давно в нетерпении поглядывал на стол. Он обратил внимание Эрнеста на часы.

— Ты что-то запоздал. Где ты пропадаешь, Эрнест? И к обеду не приходил.

— Много дела. Пришлось кое-где побывать в обеденный перерыв.

— Так ведь городское управление не требует, чтобы ты оставался без обеда.

— А вот сегодня пришлось.

— Значит, у вас что-то неладится с организацией дела, — вынес приговор мистер Бантинг. — Неувязка. Если ты работаешь сверхурочно, то они должны тебе оплачивать эти часы. Столько дерут налогов, что могут себе это позволить.

— Но, папа. — вмешалась Джули. — может быть, Эрнест просто начинает проявлять интерес к делу?

— Перестань, Джули, — остановила ее мать, и мистер Бантинг подозрительно покосился на дочь: уж не острить ли она вздумала?

— Я для тебя сделала яичницу. Ведь ты не обедал, Эрнест. Криса мы дожидаться не будем.

— Ах, мама! — воскликнула Джули, сморщив носик. — Я тоже хочу яичницу.

— Говорят, в Германии яйца стоят восемь пенсов шутка, — заметил мистер Бантинг. — И все Гитлер и это самое вооружение.

— Но, папа, разве для вооружения нужны яйца?

— Они их подвергают анализу. Извлекают из них разные вещества, нужные для производства бомб. Кажется, глицерин, что ли. Я читал в «Сирене». Этот Гитлер...

— Джордж, голубчик, не заводи ты все это сначала, — запротестовала миссис Бантинг.

— Я ничего и не завожу. Сказал просто, что в Германии яйца стоят восемь пенсов штука, потому что строй там не демократический.

— Ну, а у нас в Килворте они стоят два пенса штука.

— Два пенса? Быть не может! Когда я был мальчишкой, на шиллинг давали полтора десятка, а бой — полпенни за штуку. А мы и такие редко ели. Больше сидели на хлебе с топленым салом. Никаких витаминов тогда не полагалось. А народ был покрепче нынешнего. Грудь — во! Плечи — во! Как пышки.

— А я люблю хлеб с топленым салом, — объявила Джули. — Мама нам никогда не дает.

— Вот жила бы ты в Германии, так и сала бы не видала, — заметил мистер Бантинг. — Динамит важнее сала, — так сказал Гитлер...

— Джордж, ради бога, оставь ты Гитлера в покое.

— Я ведь только рассказываю, что прочел в газете.