Траектории СПИДа. Книга первая. Настенька - Евгений Николаевич Бузни

Москва этого ещё не знала.

Кто в шутку, кто всерьёз, москвичи готовились к празднованию Рождества Христова. В этом году большая часть приезжих и жителей столицы собиралась за праздничным столом не по причине веры в святость дня, а по причине лишнего повода сесть за стол и выпить с друзьями.

Город засыпало мелкими снежинками. Мела порошей незлобная метель. Настенька ощущала всем телом, что судьба неотвратимо несёт её к большим переменам. Но к каким, когда именно и как – оставалось загадкой. Она молча сидела, вжавшись спиной в заднее сиденье машины, наблюдая, как от лобового стекла лихо разлетаются во все стороны белые мушки снега, разгоняемые невидимой силой. Иногда они всё же успевали прицепиться к стеклу и тогда по нему начинали плавно двигаться дворники, эти неутомимые чистильщики или подметальщики стекла, безжалостно сметающих всех на своём пути.

Настенька вообразила себя одной из опускающихся снежинок, брошенных порывом ветра на стекло автомобиля. Вот она прижимается к тёплой поверхности прозрачного поля и пытается разглядеть сквозь него лицо и глаза водителя. Они поразительны – эти живые глаза человека, в них океан жизни, а они пытаются увернуться от неё. Она мешает человеку, он сердится, нажимает какую-то кнопку, и вдруг огромная чёрная планка неудержимо несётся на Настеньку и со страшным щелчком сбрасывает её на капот, прижимая к тысячам других таких же беззащитных снежных комочков, которые все вместе тают и слезинками скатываются вниз на проносящийся под колёсами асфальт.

Настенька ёжится – падать ужасно. Нет, она снова снежинка и теперь не садится на машину, а пролетает над нею, вздымаемая ветром вверх вместе с миллионами других таких же, и они летят в одном направлении, и опускаются на крышу дома, где можно долго и беззаботно лежать, пока не придёт весна и не растопит их, превратив в весёлые ручейки.

Да, хорошо бы так, но тогда она не увидит этих больших живых человеческих глаз, а это ещё ужасней.

Уйдя в воображаемый мир, Настенька не заметила, как их автомобиль легко пронёсся мимо стоящего поодаль белого здания Верховного Совета Российской Федерации, где почти все окна продолжали светиться светом рабочего напряжения, миновал одно из самых высоких зданий Москвы – гостиницу Украина, свернул к Киевскому вокзалу и, пролетев как на крыльях по набережной, мчался теперь вверх к университету по Мосфильмовской улице.

– Настя, ты там не уснула? – раздался вдруг голос Вадима. – Я с твоего позволения сверну тут на минутку к одному другу. Он сядет за руль, проедет с нами до университета и потом отгонит к себе машину, а когда будем возвращаться, я ему звякну, и он заедет за нами. Окей?

– Окей, окей, – согласилась Настенька и отметила про себя, что будущее задерживается ещё на добрых двадцать минут, так как, проехав мимо территории киностудии, машина выбралась на середину улицы для разворота, стало быть будет разворот и затем поворот направо к группе высотных домов, расположившихся на холме над киностудией. Потом придётся спускаться вниз почти к самой набережной, чтобы снова развернуться. Потеря времени, но что же делать? – в большом городе и транспортные проблемы больше, чем в малых городах.

Настенька вспомнила, что верила когда-то, будто Москва самый большой город в мире. И, наверное, раньше, чем она узнала это из учебников, ей объяснил её ошибку всё тот же сосед Николай Семёнович, сообщив к её удивлению, что даже среди столиц различных государств Москва по числу жителей стоит только на восьмом месте, а ведь есть ещё нестоличные города, которые населены больше Москвы.

Николай Семёнович прикладывал палец ко лбу, как бы нажимая кнопку компьютера, и начинал сыпать числами:

– В Мексиканской столице Мехико численность населения достигает почти пятнадцати миллионов, а в Москве всего около восьми миллионов. В Индийском городе Калькутта, который по занимаемой площади, несомненно, меньше нашей прекрасной столицы, всё же проживает около одиннадцати миллионов человек. Я уж не говорю о городах Китая и Японии. Кстати, Токио стоит на втором месте по числу жителей, а Пекин на третьем.

– А самая маленькая столица, какая, вы знаете, – поинтересовалась тогда Настенька, и Николай Семёнович опять включал свою память:

– Так, конечно, такие столицы есть, а ты может и названий таких государств не знаешь. Если не называть Ватикан, как уникальное государство в Риме с населением менее тысячи человек, то, несомненно, это страны на островах, или как мы говорим, островные государства такие как, например, Мальвинские острова, Бермудские, где в столицах живут не более полутора тысяч человек. Это меньше, чем в каком-нибудь нашем посёлке, где мы имеем с тобой по нескольку тысяч сельчан. Правда, эти государства не обрели пока независимость, но борются за неё.

Настеньку рассмешило сначала выражение "мы имеем с тобой", но потом, подумав, согласилась, что, будь она в другой стране или даже здесь в разговоре с иностранцем, она обязательно сказала бы, что мы имеем такие большие сёла, где пять, а то и десять тысяч человек живут. Отождествление себя с целой страной казалось естественным. И всё, что находилось в стране, казалось принадлежащим лично ей, но в то же время и всем другим жителям.

А как же иначе? Ну, прийди она в любом городе, в любом посёлке в клуб, дворец культуры или дом пионеров, на стадион или в спортзал и, пожалуйста, занимайся, принимай участие, используй их площади, залы, оборудование. Кто запретит? Это всё твоё. Никто не спросит есть ли у тебя деньги и богаты ли твои родители. Люди всюду рады тебе, если ты не пришла мешать, если пришла к ним для них и для себя. Хочешь быть со всеми и будь.

Настенька знала, что в некоторых республиках страны ещё существуют старые обычаи, которые, может, не допустят так легко чужака в своё общество. Есть обычаи, заставляющие, например, женщин держаться в стороне от коллектива и слепо подчиняться воле мужчин. Но подобное воспринимается сегодня, как трудно искоренимые пережитки прошлого, которые всё же постепенно уходят навсегда.

А в целом всё-таки, в каком бы уголке страны ты не находился, ты знаешь, что всё принадлежит людям, всем и каждому, стало быть, и тебе. Никто не может сказать: “Это только моё и никак не твоё", не имея в виду, конечно, сугубо личные вещи. В любом городе, на любой улице ты такой же человек как все с точки зрения прав.

Это казалось бесспорным и наполняло Настеньку гордостью за свою огромную независимую страну и за столицу, которая хоть